— Как вы, наверное, уже поняли... Виновен! — самодовольно прогудел Дарк Нэт, угодливо выискивая взором из-под капюшона хотя бы тень эмоций у всё так же молчаливого Арбитра.

Его голос, прозвучавший в безмолвной Канцелярии, был не просто заявлением, а торжеством «личной справедливости». Самодовольство пропитало каждый слог, каждое слово было напитано горьким вкусом победы и зловещим предвкушением наказания. «Виновен!» – прозвучало это слово не как объективная констатация факта, а как приговор, закрепленный печатью небес. Это было не просто утверждение, а демонстрация власти, вызов самой судьбе.

Его взгляд, мелькнувший из-под капюшона, был не просто наблюдательным, а пронизывающим, словно острый меч, готов пронзить насквозь самые тайные мысли. Он искал реакцию Арбитра, ну или хотя бы микроскопическую тень эмоций, хоть малейшее изменение в его неподвижной фигуре. Но Арбитр оставался невозмутим, как вечный памятник безразличия, его безмолвие было еще более угнетающим, чем любые слова. Это безмолвие было отражением вечной тьмы и бесконечности времени, подчёркивающим бесполезность всяких эмоций и бессилие перед неизбежной судьбой. Даже самодовольство Дарк Нэта казалось теперь жалким и бессмысленным, потерянным в безграничном пространстве вечности. Его победа была только мнимой, поскольку она была ничтожна в сравнении с величием и неизмеримостью бесконечного мрака небесной канцелярии.

— Хорошо, пускайте Крида. — Арбитр нехотя кивнул, давая разрешение тройке Архангелов во главе с Михаилом завести Крида через массивные двери из белоснежного мрамора.

Архангелы во главе с Михаилом двинулись к дверям без какой-либо спешки. Массивные двери из белоснежного мрамора, пронизанные тончайшими прожилками серых тонов, казались входом в самое сердце небесной канцелярии. Их поверхность, холодная и гладкая, словно отполированный лед, отражала тусклый свет, подчёркивая холод и неизбежность наступающего суда. Каждый шаг архангелов отдавал эхом в молчаливом пространстве Канцелярии, подчёркивая тяжесть надвигающейся бури.

Виктор Крид появился не как приговорённый, а как триумфатор. Его статная фигура, одетая в изысканный костюм, выделялась на фоне мрачной атмосферы Небесной Канцелярии. Его волосы, отливающие златом, аккуратно уложены, словно скульптура, и пронзительно голубые глаза, блестевшие внутренним светом, казались противоречием самому понятию вины. Он шёл, словно владетель мира, не обращая внимания на окружающих его ангелов с их мрачными лицами.

Кандалы из адамантия, сковывающие его руки, были массивными, но они не уменьшали его величественности. Они были как украшения, подчёркивающие его статус преступника, однако не способные принизить его в глазах окружающих. Даже ограничение его силы и бессмертия не смогло приглушить сияние чистой магии, исходящей от него. Это сияние было не просто магической энергией, а концентрированным внутренним светом, подчёркивающим его уникальность, бунтарский дух и непокорность системе в любом из её проявлений.

Он шёл рядом с Михаилом, и их противопоставление было особенно ярким. Мрачная фигура Архангела и сияющая фигура Крида создавали контраст, подчёркивающий несправедливость и мрачную иронию сей ситуации. Он прошёл через ворота из белого мрамора, словно сквозь зеркало, переходя из одного мира в другой. Не было в нём ни капли страха, ни раскаяния, только спокойное безразличие, подчёркивающее его исключительность и непокорность судьбе. И каждый его шаг был демонстрацией силы и непоколебимой уверенности в себе. Он шёл к своей судьбе не как жертва, а как владетель собственной жизни. Даже в оковах он оставался непобеждённым.

Глубокий, раскатистый голос Виктора Крида прорезал тишину Небесной Канцелярии, словно раскат грома, обрушившийся на безмолвную пустыню. Его слова не просто летели в воздухе, они бились о холодный мрамор пола, отражаясь эхом презрения и неукротимой ярости. Он стоял, окруженный ангелами, но его взгляд не замечал их, пронизывая саму суть божественного правосудия с холодной и безжалостной презрительностью.

— И вы серьёзно верите…? — началось его обращение с саркастическим вопросом, выражающим глубокое неверие в серьезность происходящего. Его голова была приподнята, и взгляд его голубых глаз, сиявших внутренним светом магии, был наполнен таким пренебрежением, что ангелы, окружавшие его, невольно отшатнулись на шаг назад. Это было не просто несогласие, а глубокое пренебрежение к самой идее суда, к его участникам и ко всем священным законам, которые они представляли.

— …что мне есть хоть какое-то дело до вашей «птичьей» возни? — его слова были пронизаны резкой иронией. А слово про «птичку», произнесенное с оттенком горькой усмешки и вовсе опускало ангельское войско до уровня бесполезных, и незначительных существ, лишенных всякой важности и влияния на его судьбу. Он не просто отрицал их власть, он издевался над ней, высмеивал их притязания на правосудие.

— Вы просто мыши на фоне величия вселенной… — это было не просто сравнение, а уничтожающий выпад, подчеркивающий бесконечную пропасть между его могуществом и их незначительностью. Его голос звенел от холодного превосходства, от уверенности в своем бесподобном превосходстве над всеми окружающими.

— …И я не намерен отчитываться в своих действиях перед какой-то кучкой отбросов… — продолжал он, его слова были пропитаны презрительным пренебрежением к ангелам, которые осмелились судить его. Он не просто отказывался подчиняться, он издевался над их авторитетом, над их правом на суждение.

— …Что возомнили о себе не пойми что, как откопали «могилку» своего папаши… — завершилось его обращение уничижительным оскорблением, направленным на самые глубокие корни их веры и истории. Его слова были пропитаны ядом ненависти и презрения, и они звенели в холодном воздухе Небесной Канцелярии, напоминая раскаты грома, окончательно расторгающие любую надежду на справедливость и милость. Это было не просто выступление, а декларация войны и вызов самому небу.

Удар был не физический, а духовный. Слова Крида рассекли воздух Небесной Канцелярии, словно молнии, пронзая саму суть божественного правосудия. Дарк Нэт, на мгновение потерянный, ошеломлённый смелостью и цинизмом осуждаемого, вздрогнул, словно от неожиданного удара. Его фигура, закованная в мантию, на мгновение застыла, словно статуя, лицо, скрытое под капюшоном, казалось, потеряло всякую мимику, отражая глубокий шок. Этот шок был не просто реакцией на слова, а духовным потрясением, разрушающим хрупкий фасад его веры.

Но Дарк Нэт быстро взял себя в руки, словно очнувшись от короткого оцепенения. Его движение было резким, мгновенным, полным сдержанной ярости. Пальцем, худым и длинным, как когтистая лапа некой ночной птицы, он выделил Крида из окружающих его ангелов. Этот жест был не просто указанием, а демонстрацией своего презрения, своей ненависти к тому, кого он должен был судить. Его палец был не просто указующим перстом, а остро заточенным кинжалом, пронзающим душу осуждаемого. Этот жест отражал всё его отвращение, всю его иронию, всё его скрытое лицемерие.

— Что и требовалось доказать! – прошипел он, его голос был не просто утвердительным, а полным сарказма и злой иронии. Эти слова были не объективным выводом, а уничижительной оценкой, попыткой принизить достоинство Крида, опустить его в его же глазах. Его лицемерие было явным. Даже его молитва — «Да простит эту душу небесный отец…» — была лишена всякого уважения к вере, к богу, которого он представлял. Это было не искреннее обращение, а просто театральное представление, показная ритуальность, подчёркивающая его цинизм и безбожие.

— Черныш, и это ты мне говоришь? — Крид рассмеялся, смотря прямо на Дарк Нэта.

Голос Михаила, хотя и спокойный, пронзил тишину Небесной Канцелярии, словно луч солнца, прорезающий мрак. Это было не просто заявление, а констатация факта, окончательный приговор, закрепленный величием и неотвратимостью божественного правосудия.

— Обвиняемый не отрицает вины! – эти слова прозвучали не как обвинение, а как неизбежный приговор.