— Как погляжу, твоё сокрушительное обаяние с годами не выдохлось, а только настоялось? Бойся его, девушка, харизму-то он расточает, но любовь у него одна: работа. Говорят, он однолюб. Помнится…

— Аргая, — ровно, но веско проговорил Кощей, и женщина резко перескочила на другое:

— Идёмте, комнату покажу. Передохнёте с дороги, а я пока нормально стол накрою, что эти пироги…

С первого на второй этаж вела крепкая массивная лестница с основательными перилами, но наш путь лежал на самый верх, на чердак под крышу, и вот там подъём оказался по-дачному экстремальным: высокие узкие ступеньки, на которых впотьмах шею свернёшь, и не внушающий доверия шатко прибитый брус поручня.

Здесь, на самом верху, дом неожиданно стал похож на деревенский. То ли дизайнер не добрался, то ли хозяйке не хотелось возиться, а то ли этот уголок она сохранила намеренно, из ностальгических соображений, но тут оказалось… душевно. Пол устилало натуральное сено, прикрытое посередине потёртой ковровой дорожкой, выселенной доживать век из парадных помещений. Под потолком сохли пучки трав. Софа без ножек теснилась в углу, под самой крышей, так что на дальнем краю и не сядешь без риска разбить лоб о выступающие стропила. Всё остальное пространство загромождала старая, но крепкая мебель, которую пожалели выбросить и невесть как затащили сюда. Обёрнутые газетами и перевязанные шпагатом, городились стопки книг.

Слуховые оконца в двух концах чердака давали ровно столько света, чтобы не натыкаться на предметы. Душное, перегретое пространство пахло деревом, сеном, пылью и старой бумагой. Хозяйка разрешила открыть окна, и сквозняк быстро принёс облегчение со сладким цветочным ароматом.

Постельное бельё — застиранное и неглаженое, но пахнущее мылом, — нашлось здесь же в комоде.

— Да ладно, мы сами справимся, — заверила я, когда Яга предложила помочь.

— Не усердствуйте особо, софа скрипит, — хихикнула она и ушла вниз. Кощей насмешку проигнорировал, а я мужественно сдержалась от оправданий и, кажется, не покраснела.

— Спрашивай, — разрешил он минуту спустя, помогая застелить простынёй полосатый ватный матрац.

— О чём? — не поняла я.

— Ну если не о чем…

— Просто всего сразу очень много! — поспешила ухватить ускользающий шанс на объяснения. — Почему так важно, что я именно неопытный оператор? Это как-то ощущается? Насколько я сейчас уязвимее?

— Это довольно трудно ощутить, и я не уверен, что Яга способна разглядеть. Она судит по внешности и поведению, по моему в том числе, — уверенно проговорил он, глядя пристально, внимательно и цепко. — Ты очень быстро прогрессируешь. Правда быстро. Сейчас сложно поверить, что ещё пару дней назад ты понятия не имела, как выглядит пульт. Но распространяться об этом не обязательно.

— Почему? — растерялась я. — Если Яга недостойна доверия, да и как источник информации сомнительна, зачем мы приехали именно к ней? Тем более если ты настолько её не любишь.

Показалось или он слегка смутился?

— Аргая — редкая стерва, — ответ прозвучал с небольшой заминкой. — Но стерва умная. Кроме того, она отлично разбирается в шунтах и знает об их природе больше, чем помню я. До того, как я отошёл от дел, она весьма энергично вмешивалась в людскую жизнь, ей нравилось чувствовать свою власть и превосходство. Не понимаю, что изменилось теперь. Я бы предпочёл общество кого-то другого, но остальные слишком далеко... Те, кого я чувствую.

— А многих ты чувствуешь? И скольких — нет?

— Нас оставалось двадцать шесть, — медленно начал он. — Семь на территории современной России. Я, Аргая, Горыныч, Сирин, Гамаюн, Алконост и Вий. Горыныч обосновался на Урале, его ощущаю. И Алконоста, но он ещё в позапрошлом веке перебрался подальше, в Приморье. Всё. Сирин тяжелее всего переносил новую жизнь, он простился с нами раньше, а вот где Гамаюн и Вий — не представляю.

— Простился?

— Говорил, что предпочитает анабиоз, но я думаю, что он выбрал смерть, — легко пояснил Кощей.

— А цепочка, которую ты упоминал, это средство связи?

— Да. Оно отнимает слишком много сил, поэтому мы редко держим его активным. Но я отправил им сообщения, когда проверят — ответят. Надеюсь. У Аргаи цепочка отключена вовсе.

— А мобильниками они не пользуются принципиально?

— Для того, чтобы позвонить, прежде надо связаться иначе и получить номер, — усмехнулся он. — К тому же связь через ваши средства слишком ненадёжна.

— Погоди, — сообразила я, что ещё царапнуло в сказанном. — Они все — мужчины? В сказках Сирин, Гамаюн и Алконост — это птицедевы…

— Мужчины.

— Но вы же не умеете настолько менять внешность. Или не умеешь ты? — окончательно запуталась я.

— Всё проще. — Кощей усмехнулся. — Они все — операторы беспилотных систем. Типа радиоуправляемых моделей. У нас было в хозяйстве несколько разведывательных зондов. Вполне хватило, чтобы впечатлить дикарей.

— Вещие дроны? Сильно, — не сдержала я смешка. — Но что могло случиться с теми двумя, кто перестал выходить на связь? Думаешь, они мертвы?..

— Не обязательно. У каждого из нас есть персональное экранированное укрытие, которое держится в секрете, Вий и Гамаюн вполне могли последовать моему примеру. Есть и другие способы спрятаться от поиска.

— Прятаться друг от друга? Ничего себе у вас отношения… Мне казалось, что в вашей ситуации будешь скорее держаться за сородичей, чем отгораживаться от них!

Кощей неопределённо пожал плечами, но ответил:

— Какое-то время пытались. Но потом поняли, что мы куда больше мешаем друг другу, тянем в прошлое и мозолим глаза напоминанием о несбыточном. А потом не стало Сирина, и мы даже из вежливости перестали пытаться.

— Он как-то на это влиял?

— Если вкратце, — продолжил нехотя, — из всех нас он единственный был начальником.

— И что? — не поняла я.

Пришлось объяснять в большем количестве слов. Оказалось, что основным и едва ли не единственным требованием к руководителям у них считалось наличие организаторского таланта, умение правильно настроить коллектив и достучаться до каждого. Слишком часто в их футуристической антиутопии встречались замкнутые индивидуалисты, которым труд в команде давался тяжело, так что мера понятная и по большей части вынужденная.

Сирин был, что называется, душой компании. Добродушный энергичный парень, светлый, искренний и улыбчивый. Увы, умение организовать окружающих не гарантирует способности организовать себя в экстремальной ситуации и уж тем более не придаёт стойкости к ударам судьбы, и со стрессом он не справился. Первое время держался, потом всё чаще стал спасаться в анабиозе, из которого встреча со мной выдернула Кощея, а потом окончательно сломался. И коллектив рассыпался совсем.

Так вышло, что друзьями они никогда не были. Отношения, наиболее похожие на приятельские, связывали Вия с Горынычем ещё с прошлой работы, они здесь жили сравнительно недалеко друг от друга, но на нормальную дружбу это не очень-то походило, а остальные почти не общались.

— А Яга? Почему именно она знает больше про шунтов? Она кажется куда больше увлечённой собой, чем окружающим миром.

— В прошлой жизни она была отличным электробиологом. Исследовала шунтов. Здесь… Все мы сильно изменились за прошедшие годы.

— Мне кажется, ты ей нравишься, — осторожно ступила я на тонкий лёд личных вопросов.

— Тебе кажется, — уверенно отмахнулся Кощей.

Даже если бы я собиралась продолжить расспросы о личном, то не успела бы: окликнула хозяйка. Поскольку к этому моменту постель была уже готова, и мы сидели на краю, разговаривая, повода задержаться ещё не нашлось, несмотря на то, что общаться с Ягой не горели желанием оба.

По-прежнему не верилось, что этих двоих не связывало ничего, кроме работы. Может, не сейчас, но раньше. Аргая откровенно флиртовала с Кощеем, а он слишком колко на это реагировал для равнодушного мужчины, как будто когда-то она сильно, непростительно его обидела.

Или всё проще, Яга так общается со всеми мужчинами, а я вижу романтические отношения, потому что отчаянно ревную? Или она видит, что ревную, и потому дразнит? Надо что-то с этим делать. Хотя совершенно непонятно, что именно: расстаться мы не можем, а этот мужчина нравится мне тем больше, чем дольше я его знаю.