– А? –вскинула голову девушка. – Я слышу голос Эйнара. Он поет.

– Голос Эйнара поет в твоём сердце? Чудесно-чудесно. Он поет о … - Старик прищурился, пристально рассматривая лицо девочки и она смутилась. По белой коже рассыпался румянец, капельный, словно художник случайно брызнул в нее, как на палитру краску, намечая места будущий веснушек. – Не пробовала ответить ему? Песней. Или подпеть?

– Пробовала. – Девочка опустила глаза и замерла взглядом на цветке. – Он поет балладу о любви мамы и папы. Но мне стыдно петь с ним песнь любви родителей. Это их любовь.

– Конечно, их и ты - лучшее, что эта любовь создала. Стесняешься петь о их любви, спой о своей. – Усмехнулся старик, растирая краску на палитре.

– Своей? Но я же… Мне разве…

– Можно. Песня, если ей рано – не родится. А если сложилась и спелась, то «то - самое время» и пришло. Правильное время любви. Ты пой, девочка, пой. Он услышит. Даже, если ты прошепчешь. Даже, если издалека. Даже, если мысленно. Пой, малышка, а я пока порисую…

Айса расправила плечи, выпрямила спину и неожиданно для себя улыбнулась, склоняя голову слегка вправо, и взглянула в лицо художника, пытаясь воспроизвести мамин взгляд.

– Нет, девочка, не нужно подражать маме. Оставайся собой. Мама никогда никому не следовала. Твоя матушка всегда и везде была первой. Её не понимали с начала, считали выскочкой. Ругали за нарушение традиций и правил, а она лишь смеялась и делала задуманное. А потом начинали носить фасоны платьев, придуманных ей. Класть подушки на дерево лавок. Украшать стены. Сажать цветы. Петь её песни, забыв, что это она их сложила. Надеюсь, что и ты будешь собой.

– Постараюсь. – Айса кивнула головой и расслабилась. Её ладошки раскрылись, открывая взгляду первый весенний цветок. Какое-то время она смотрела на желтый венчик соцветия, а потом, зацепилась взглядом за парящее облако и замерла, глядя в небо. «Эйнар, ты сказал, что вернешься…»

– Айса? - вдруг прозвучало так близко, словно губы Эйнара шепнули её имя на ухо. - Айса, я слышу твой голос. Мне мерещится? Или ты меня позвала?

– Ой… позвала. Я хочу с тобой спеть. О любви.

– Я вернусь. И спою с тобой вместе любовь…

Девочка вскочила со ствола дерева, словно её застали за чем-то постыдным и оглянулась. Ил’мара не было. Только что спина художника, прислонялась к старому буку, а теперь там стояла картина. Девушка сидела на поваленном дереве и задумчиво смотрела в небо, где распластанной тенью парил призрачный красный дракон. На губах у девчонки играла улыбка с мечтой и надеждой, а глаза сияли ожиданием любви.

14 - Хэлтор

Сквозь кровавый туман, смешанный с воем и протяжкой звука «А», мелькали обрывки мыслей, чувств, образов.

«А-а-а-аааааааааааа, Хель! Закрой дверь!

В тво-ооо-й чертог, он не вхож! Он не бог!»

Били барабаны или это кровь пульсировала в мозгу и туман становился реже, потом снова чернота неизвестности, неосознанности настигала, и он пытался молотить сломанными крыльями и взлететь. Раз за разом пока не осознал, что крыльев нет и может и не было никогда. «Привиделось. Пригрезилось. Болен? Болен… Сванвейг? Айса?» И снова темень и глухие удары и бормотание старухи. «Старухи? Откуда старуха? А голос все громче. Настойчивей. Требовательней. Хочет что-то… Что?

– Открой глаза. Немедленно. Иначе она умрет и всё будет зря.

«Она? Она жива? Я иду!» Ресницы дрогнули, впуская свет и изборожденное морщинами лицо старухи.

– Хех! Смотри на меня. Не отпускай. Слушай. Смотри! Зацепись за что-нибудь. За родинку. За выбитый зуб! За пучок седых волос, торчащих из родинки! Хех! Держись парень. Тебе жить! Жену спасти. Ты пошёл в путь за женой?

«За ней. Откуда знаешь?»

– Знаю. Тебя знаю. Её знаю. Всех знаю. Хех! Держись парень. Пей. Пей до дна. А теперь держись. Сейчас будет боль.

«Боль? Ну, дава… й… Йаааа».Боль скрутила, выворачивая сломанные кости и от желания похвальбы мужской выдержкой не осталось ни следа. Слёзы брызнули из глаз, превращаясь в водопады, слегка остужающие, отвлекающие боль. И она вдруг схлынула. Или это старуха её прогнала, вымела дымящимся пучком сухотравья. Он изрядно чадил. Хэлтор вдохнул лишку и теперь откашливался, а женский рот, монотонно бубнящий слова заговора, вдруг искривился в улыбке.

– Очухался. Будет с тебя! – Она разогнулась и сунула дымящуюся траву в кадку с водой. Омыла руки в той же воде. Выдернула нож, торчащий в стене и села за землю пола. Подняла руку Хэлтора и положила на свои колени. Закрыла на миг глаза и потребовала:

– Фригг! Стань за правым плечом! Эйр! Стань за левым плечом! Дайте мудрости! Направьте руку!

Она занесла нож над рукой и резко опустила его, глядя в глаза воина. Он не сморгнул. Не вздрогнул. Не отвел глаз. И острие ножа лишь коснулось кожи царапая на ней.

– Соулу. Открывает путь. Тейваз. Сильному воину. Соулу. На пути победы, - Седые пряди наклонившейся резко головы ведуньи, коснулись кровоточащей кожи. – Хех! – резко выдохнула женщина и подняла голову, вновь занося нож.

– Йо! Превозмоги! Йера! Награди за верность! Вуньо! Возрадуйся! Кано! Победи! – И снова седые пряди упали на лицо, вдыхающей силу в руны, женщины. Она откинула руку Хэлтора и встала.

– Что лежишь? Вставай! Иди! Без тебя она умрёт.

Мужчина попробовал сжать пальцы в кулак и ощутил бушующую в них силу, которой не было и помина миг назад. Теперь уже он выдохнул: «Хех!», - резко бросая тело вперед и вставая.

– Куда?

– Вон! – Отмахнулась от него старая ведьма. Хэлтор замешкался, ища слова благодарности, а бабка рявкнула. - Вон! Потом сочтёмся!

Он толкнул деревянную дверь, уже лишенную зимней конопатки мхом, и вышел. Громадная туша красного дракона, частично утратившего броню чешуи, с заменившей её белой нежной кожей заполнила собой всё подворье отшельницы. Хэлтор не мигая смотрел на изломанное крыло, которое заканчивалось пальцами Сванвейг и жалел, что выжил. Пинок кулаком между лопаток привел в чувства.

– Ты на ярмарку что ли приехал, олух! Знала бы, что ты такой дундук ни траву, ни силу бы не тратила. Спасай - говорю! Иди, говорю! Только ты можешь спасти, говорю. Ей любви и сил не хватило на трансформацию. Силу – я дам! А любовь ты! Есть она у тебя? Любовь-то? Или на разок крыльями махнуть и хватило?

И старуха отвесила еще один удар по спине кулаком и для верности уперлась обоими руками и толкнула.

– Иду, мать. Прости. Растерялся. – Как-то нерешительно промямлил Хэлтор.

– Иди, сынок, - вздохнула старуха, для верности отвешивая ему подзатыльник. - Тут я тебе не помощник.

– Делать то что?

– Вернуть время любви. Силу любви. А главное желание любить. И всё! Зови её. Напомни себя. Разбуди, а дальше уж я. - Она повернулась и побрела в хижину. Уже на пороге оглянулась, на все еще стоящего в неподвижности Хэлтора и вздохнула. – Кликнешь тогда. – И притворила за собой дверь.

А тот, кого звали Повелителем, сделал несколько шагов, сел, прислонился к горячему брюху дракона и взял в свои руки белые пальчики своей жены, осторожно подведя левую ладони под изломанные кости крыла.

– Это я, Сванвейг. Привет.

Наклонился и коснулся губами. Потерся щекой.

– Я нашел тебя, любимая. Долго шел? Так не знал куда. Сердце звало. Рвалось из дома. Гнало. А куда? Столько времени прошло, пока появилась надежда. Проблеск веры. Мираж. Я думал мираж, когда ты махнула мне крылом. Красный дракон летит на меня, а вижу танцующую тебя, юбки, рукава платья, летящие за тобой и облако волос. Чуть с ума не сошел. Тебе, наверное, больно вот так на весу.

Хэлтор склонился еще раз к пальцам жены, поцеловал, а потом бережно положил на свои ноги, расправив как складки платья её изорванные и изломанные крылья.

– Это такое счастье чувствовать твоё тепло рядом с собой. Не во сне. Не в вечных фьордах памяти. А рядом. Прикасаясь. Слыша биение твоего сердца. Ты не поверишь, я тебя видел во сне и наяву всё время пока тебя не было рядом. Чаще всего нашу первую встречу. Помнишь? Ты купалась. Водопад грохотах своими водами, и ты не слышала, когда подошли мы с Гуннаром. Мы, как двое безусых пацана, не сговариваясь упали на землю и стали за тобой наблюдать. А ты всё плавала и плавала. И всё что нам удавалось рассмотреть это голая коленка или плечо. Не знаю, как рыжий, а я ждал, когда ты накупаешься. Я лежал и представлял, как ты выйдешь, и я тебя увижу всю. – Хэлтор засмеялся и потерся щекой о кожу дракона. – И дождались. Ты не думай. Гун тоже глаз не сводил. И вот, наконец, ты поплыла к берегу. Остановилась. Встала на ноги и стала медленно выходить из воды. А твои волосы тянулись за тобой шлейфом. Это было так красиво, что я не смог отвести от них глаз. И вот уже ни один волосок не касается воды, и я потянулся взглядом по ним выше. Ты стояла, укрытая своими волосами, как плащом. И тут громко застонал от такого разочарования Гуннар и только это остановило меня от того же. В этот момент я понял - только женившись на тебе смогу разглядеть то, что ты прячешь под волосами. И должен сделать это побыстрее, а то дружок опередит. Знаешь, а наш рыжий наконец влюбился. Видела бы ты Солингер и как этот олух на неё смотрит. Ходит за ней по пятам и все время улыбается за её спиной, а как только она оборачивается то он тут же – суровый воин, готовый убивать.