«Он там был! Он там был!» — повторяла про себя Эмили, прямо в платье поливая себя не успевшим нагреться душем. Кровь, пузырясь, смешивалась с водой и спермой. Кружилась в сливе вместе с превозносимой недавно свободой. «Как это вообще… Не понимаю… Он все видел! Видел, черт возьми, и даже виду не подал! Как теперь… Что делать-то?! Что?!» — убивалась она, вытирая перемешанные с черной тушью грязные слезы.
— Эми? Я волнуюсь, ты как? — постучал в дверь ванной Эрик. — Уже сорок минут ты там сидишь… Может, врача?
— Мне нехорошо, — подавленно выкрикнула Эмили.
«Я не должна… Он не должен узнать, что я знаю», — подумала она, соскребая изнутри последние остатки сил.
— Открой… Дай я тебя хоть в кровать отнесу, — продолжал настаивать Эрик. — Может, чай?
«Да ненавижу я чай, орангутанг ты конченый!» — пыталась заменить боль гневом Эмили.
— Мне вообще плохо… Ты, наверно, иди, я хочу побыть одна… Мне даже говорить-то тяжело…
— Нет, Эми. Я не брошу тебя. Я вызываю скорую!
— Да не надо мне скорых! Боже мой! Ну плохо мне, что неясного-то? Видимо, и правда лобстером отравилась… Хватит уже со мной как с ребенком себя вести! — дала волю эмоциям Эмили.
Ее слова, как ледяной водопад, обрушились на Эрика и окунули его в реальность. Вернули в страх. Страх, что он сделает что-то не то и снова все испортит. Уверенность моментально улетучилась, оставив после себя вновь робкого и застенчивого коллегу.
— Тебе не понравилось, да?
«Да почему они только о себе думают-то всегда?!» — промелькнуло в голове Эмили.
— Эрик. — Решив действовать тактично, Эмили укуталась в полотенце и приоткрыла дверь. — Все было… чудесно… — Изобразив искренность, она посмотрела в его взволнованные глаза. — Прости, мне очень жаль, но мне правда плохо… Я побыть одна хочу.
— Понимаю… — тяжело вздохнул Эрик.
— Иди сюда. — Эмили призвала всю свою волю и поцеловала его. — Не переживай, все замечательно, и ты… ты замечательный. Просто мне сейчас нужен отдых.
— Фух. — Эрик громко сглотнул застрявший в горле ком. — Я просто подумал… все испортил снова.
— Нет же, — кое-как улыбнулась Эмили. — Это был незабываемый вечер, — даже не лукавя, сказала она и после объятий с Эриком, что сейчас вызывали непритворную тошноту, закрыла дверь в ванную.
Эрик искренне сочувствовал Эмили, сердце его обливалось кровью, страдало от неспособности ей помочь, позаботиться и просто побыть рядом. Но еще больнее становилось от того, что она просит уйти. После всего, что было, после этого единения душ и тел — уйти. «Может, я поторопился, может, не надо было… Посидели бы просто вместе, пообнимались, посмотрели бы фильм… Дурак, ну почему я вечно так?!» — разозлился на себя Эрик, задержав взгляд на черной с оранжевым бантом коробке. Она одиноко стояла в углу и разжигала внутри него зудящее любопытство.
«А если это тот якобы бывший подарил? Или это…» — даже не додумал Эрик и, убедившись, что Эмили в ванной, приоткрыл коробку.
Аккуратно сложенное потасканное свадебное платье, белые туфли-лодочки на шпильках, парик блондинки и карточка с текстом: «Будущей Афродите хэллоуинского бала».
— Ты ушел? — послышалось из ванной.
Эрик не мог отвести взгляда от этого подарка. Он прекрасно понимал и отдавал себе отчет, что она вновь туда собралась. «Ты не пойдешь в этот клуб снова. Не пущу, я буду рядом с тобой в этот день, чего бы мне это ни стоило», — в страхе подумал Эрик и закрыл коробку.
— Одеваюсь.
— Только закрой дверь, пожалуйста.
— Конечно, Эми. — Эрик еще раз посмотрел на коробку и вышел из квартиры Эмили.
Захлопнул за собой дверь.
Часы показывали пять сорок утра. Эмили лежала на кровати и подавленно смотрела в темный потолок. «Все это время он знал… Знал, черт возьми! Знал!» — не унималась она, сгорая от стыда и ненависти к коллеге, лучшему и единственному другу, к тому, в ком никогда не сомневалась. Сейчас она понимала, что осталась вообще одна, ведь все, абсолютно все, кому она открылась, не просто предали ее, а сделали это с особой и извращенной жестокостью. «Ну почему со мной всегда так? Нет, я точно проклята. Блин, хоть бы кто, хотя бы один был честен и верен! Хотя бы один…» — прокручивала в голове события Эмили и с болью осознавала, что она еще не встречала в своей жизни порядочных мужчин.
Пустота внутри затягивала в себя некогда казавшуюся такой желанной свободу и растворяла в себе ощущение власти над собственной жизнью. Эмили еще раз убедилась, что она просто неспособна рассчитывать на других, неспособна строить свою личную жизнь так, как хочет, ведь за это… за это отвечают двое. И что бы она ни делала, что бы ни планировала, как бы ни старалась, она изменить это не в силах. Ощущение безнадежности и какой-то обреченности в любви, как и в школьные годы, вновь хоронило в ледяную могилу все недавно вернувшееся доверие к протвоположному полу. «Козлы вы все! Просто козлы! Да с вами даже… Да уже дотрагиваться до вас противно! А я еще переживала, что же они подумают… назовут шлюхой. Да вы сами все кобели озабоченные! Плевать мне на вас, сволочей! Просто плевать! А я, дура, еще хотела отказаться от должности. Хотела бросить все. Ради чего? Ради того, как сказала Лукреция, чтобы потом с котами сидеть до конца жизни, сожалея об упущенном шансе? Хрена вам лысого! Я спасу девочек! Спасу их от вас, извращенцев! Я землю выгрызу, но возьму эту должность. И мне плевать, плевать, кто там из вас что обо мне подумает. Плевать!» — накачала себя яростью Эмили, заполняя всю возникшую пустоту.
В комнате царила тишина, и лишь вода из-под крана продолжала громко капать в раковину, действуя на нервы Эмили. Отвлекая от плана по избавлению от Эрика. Она прекрасно понимала, что он все испортит, а еще хуже — снова припрется и неизвестно что теперь выкинет… Теперь, когда у них уже была эта отвратная ей сейчас близость. Даже вопросы, почему в момент эмоционального надрыва она подумала о Билле и как быть с Феликсом, с его обещанной сказкой, ее больше не волновали. Они растворялись на фоне возведенных в ранг смысла жизни профессиональных амбиций и нового рвения к исполнению клятвы, которую она дала на могиле матери. «Ты мне, тварь, не помешаешь! Никто мне не помешает, собаки вы конченые! Чтобы я… Чтобы хоть еще раз! Нет, козлы, такого больше не повторится!» — подумала Эмили и, посмотрев на часы, что показывали шесть двадцать утра, набрала номер Лукреции.
— Слушаю… — сонным голосом пробормотала начальница.
— Он знает! Он все знает! — прокричала Эмили в трубку и даже не поздоровалась.
— Кто… Что… Уайт, ты время видела? — прищурясь, посмотрела на часы Лукреция.
— Да какое время?! Я говорю, Эрик все знает!
— Да что знает? Можешь по делу? — встала с кровати Лукреция и, подойдя к панорамному окну, раздвинула шторы.
— Он в клубе был и меня там видел! — не сдерживала гнева Эмили.
— Как был? Это точно? — зевнула Лукреция.
— Да уж точнее некуда! — Эмили встала с кровати и подошла к раковине на кухне.
— Это проблема?
— Даже… — Эмили как можно сильнее затянула вентиль крана, — не представляете, какая.
— Поняла. Бал на Хэллоуин — это наша единственная возможность узнать о Софи. Риск здесь неприемлем.
— Так надо о Софи узнать или гнездо разворошить все-таки? — снова насторожилась Эмили.
— Да… Кон… конечно, гнездо… Само собой, гнездо, — сбилась Лукреция. — А с ним я решу, Уайт.
— И как? Посадите под замок, что ли?
— Думай лучше о Хэллоуине в «Ривер-Касл», — прикурила сигарету Лукреция. — Последний рывок, Эмили. А об Эр…
— Просто решите с ним, — перебила та и сбросила вызов, а затем задумчиво уставилась на капли воды, что, собираясь на конце крана в одну большую, все равно капали.
Внутри Эмили продолжала полыхать ярость, а в душе больше не было места для слез, переживаний, наивности и слепой веры в идеалы. Сейчас там остались лишь тлевшие угольки вины перед Биллом и отвращение к остальному мужскому полу, помноженное на желание спасти всех — нимф, заблудших девушек, Мэй, Нино — и наказать хозяина клуба за все. Они белым пламенем переплавляли в котле справедливости навязанное ей «я». Укрепляли решимость и чувство долга перед клятвой на могиле матери. «Назад пути нет», — подумала она и, оставив по вайберу заявку на починку крана, выкинула медведя Эрика с кровати. Плюхнулась на подушку, а затем, кое-как сняв синие линзы, закрыла сонные, усталые серые глаза… Глаза Эмили Уайт.
