— Билл? — Эмили испуганно посмотрела на него. — Я не смогу такое, Билл.

Билл всем своим нутром ощущал страх Эмили, видел в ее взгляде крики о помощи. Душа его выла, а беспомощность и осознание последствий неповиновения беспощадно сковывали разум. Больше всего на свете он сейчас хотел просто взять ее на руки и унести отсюда, убежать. Скрыться от всей этой своры извращенцев и психов. Уберечь, защитить… Но не мог. Не мог, ведь последствия ухода не ограничиваются запретом посещения. Они равносильны смерти, и он это прекрасно знал. «Прости меня, Эмили, — подумал он, смотря в ее полные надежды глаза. — Иначе нас не спасти».

— Я не смогу так, Билл, — повторила шепотом она. — Ты ведь уйдешь? Уйдешь же?

— Эмили. — Билл крепко прижал ее к себе.

— Ты же говорил, что правила перестанут работать, если кто-то уйдет. А мне… Ты сам знаешь.

— Прости, это для нашего блага. — Билл отошел от Эмили и встал напротив Жюстин. — Мы остаемся, — ледяным голосом продолжил он, подавляя всю свою кипящую злость.

— Как остаемся?.. — Эмили, пытаясь сохранить дар речи, округлила готовые расплакаться глаза.

Билл грустно обернулся к ней и, сам еле сдерживая обидные слезы, вновь устремил взор на Жюстин.

Воля журналистки сейчас напоминала кровавое решето и не просто ослабла, а уже вовсю летела прямиком в адскую пропасть. Ноги перестали слушаться, а по рукам носилась сумасшедшая дрожь. Слова Билла, будто сквозь червоточину, тут же возвращали ее в прошлое и не просто ворошили его, а нагло разбрасывали все тщательно хранимые в ледяной могиле воспоминания и оскверняли новой, но такой похожей болью.

«Я же поверила тебе, была готова с тобой… А ты… Неужели хотя бы для себя, для себя, черт возьми, ты не хочешь сохранить мою чистоту, мое тело, меня?.. Почему ты тогда так бесился, думая, что я тут сплю со всеми, а сам? Что ты делаешь сам?» — с тоской подумала Эмили, не находя в себе сил даже мысленно выругаться, и обреченно села на табурет.

— Voilà ma fille! (Вот это моя девочка!) — Жюстин радостно посмотрела на Эмили и игриво похлопала в ладоши. — А теперь лишь формальность. Напоминаю, каждый из вас вправе уйти, насильно никого не держим.

— Уйдешь тут, — огрызнулся Билл.

— Билли, ты чего у нас такой токсичный стал? Не перебивай взрослых, ладно? — подразнила его Жюстин. — Поэтому мне нужно простое согласие, и начнем. — Она довольно потерла руки. — Билли?

Билл снова посмотрел на Эмили. На ее позу провинившейся девочки, на сведенные вместе колени, на руки, что робко их прикрывали, и на глаза, что, словно в поисках пустоты, застыли на обшарпанном временем и сексом диване.

— Да, — выдавил из себя Билл.

— Нет, он специально… Да что мне твои «да»? Дакает стоит. Как в первый раз, ей-Богу.

— Иди в жопу, сказал же, согласен!

— Ух! Какая злюка! — Жюстин издевательски надула щеки и отвела взгляд. — Эмили?

Та по-прежнему пялилась на диван и совсем не хотела слышать Жюстин.

— Эмили, милая, да это же просто секс, чего ты в самом деле? — Жюстин наклонилась к ней с дивана. — Посмотри на меня, — ласково продолжила она. — Не бойся ты так нераскрытых глубин своего «я». Возьми и просто насладись этим, здесь никто тебя не осудит, а за дверьми никто ни о чем не узнает. Ты ведь за этим же в клуб пришла? Или… — проверяя появившиеся на счет Эмили сомнения, подняла кверху бровь Жюстин.

— За этим, — догадываясь, куда клонит француженка, резко подняла голову Эмили.

— Вот. Видишь? Я же просто помогаю тебе раскрыться. Не надо бояться наслаждений, не нужно отказываться от них. Ради себя живи, подруга, ради себя. Жизнь ради других до добра не доводит, уж поверь мне.

— А если я еще…

— Если не готова, дверь открыта. — Выпрямив спину, Жюстин ловко сменила тон на строгий.

Эмили понимала, что если сейчас сломается, если уйдет, то сразу перечеркнет все уже пройденные испытания. Все вмиг станет напрасным. Абсолютно все. Смысл ее жизни, ее клятва, ее амбиции да и она сама просто и сразу перестанут существовать. Исчезнут. Останется лишь оболочка, пусть и с чистым телом, но с грязной от предательства себя, Мэй и других девушек душой.

«Это всего лишь секс», — мысленно повторила Эмили слова Жюстин и осторожно посмотрела на нее.

— Согласна, — холодно произнесла Эмили.

Жюстин с улыбкой посмотрела в одну из спрятанных камер и нетерпеливо похлопала по дивану рукой.

— Умничка моя! — Она радостно подмигнула Эмили. — Билли, слышал? Давай дуй ко мне на диванчик. Муфаса, а ты… — Француженка показательно кивнула в сторону Эмили. — И можем начинать!

Билл, словно пытаясь отсрочить неизбежное, снова обратил внимание на тревожный взгляд Эмили.

— Билли! Да топай ты уже сюда!

Каждый шаг давался ему с невиданным до этого дня трудом. Боль от предстоящего зрелища буквально бросала в омут беспомощности и сломанной гордости. Билл понимал, что Эмили его не поймет, понимал, что это, вероятно, конец, но не мог, просто не мог поступить иначе.

— Давай, садись рядышком, — снова похлопала ладошкой по дивану Жюстин.

В комнате воцарилась сводящая с ума тишина. Тусклый свет одинокой лампочки сопровождался треском из оголенной проводки и назойливо давил. Потные от жары в комнате ладони Эмили невольно дрожали на сведенных вместе коленях, а грохот сердца бил по ушам оркестровыми барабанами, затруднял дыхание и откровенно пугал. Муфаса в одних плавках стоял позади нее и, доминантно отбрасывая на Билла свою огромную тень, покорно ожидал приказов.

Майкл Блэквуд, заперевшись в своей комнате наслаждений, уже полностью разделся и стоял на коленях посреди красной кровати с жестким черным матрасом. Взгляд его стремительно бегал по огромным мониторам с разными видами на комнату, где в ожидании действий чернокожего гиганта робко сидела на табурете Эмили. На стенах логова, освещенного только голубым светом экранов, причудливо играли гипертрофированные тени маленького члена, что тряс между пальцами хозяин клуба. Майкл чувствовал, как внизу живота усиливается гравитация, а в скукоженную плоть приливают все новые и новые потоки крови. Он был полон предвкушения. Ожидал того, во что до сих пор не мог поверить, — не просто секса, а обоюдного предательства. В эту минуту он не понимал, что заводит его сильнее: эмоции боли или эмоции вожделения. Но знал лишь одно — что готов оргазмировать до тех пор, пока не сотрет свой член в порошок. Легким движением руки он нажал на красную кнопку небольшого брелока и глубоко вздохнул.

Жюстин пристально смотрела в лицо Эмили. На ее грустно сведенные брови, опущенный в пол взгляд и медленно текущую по щеке каплю пота. Впервые в жизни она пусть и на секунду, но усомнилась в правильности своих поступков, впервые, можно сказать, почувствовала эту боль от кого-то другого, а не от себя. Не свою. Она понимала, что эта парочка не должна быть здесь, хотя бы не в этой комнате точно, и все, что сейчас происходит, — это ее вина, а если точнее, свихнувшегося на Эмили хозяина. Сомнения, что неожиданно для нее самой поколебали верность ее же принципам, мигом улетучились от разряда тока из кольца на указательном пальце француженки. Этот символ свободы, этот черный аметистовый паук, ползущий по паутине из платины, это красивое напоминание о нерушимости договора между ней и Майклом яростно вернуло ее в реальность.

«Quelle salope tu es! La bague? Espèce de connard, tu m'électrocutes avec la bague? Je ne suis plus ta propriété, espèce d'enfoiré! (Вот же ты сука какая! Кольцо? Ты, мудила, меня током через кольцо бьешь? Я больше не твоя, сволочь, собственность!)» — с лютой ненавистью подумала Жюстин и как ни в чем не бывало мягко положила руку на плечо Биллу.

— Ну что? Помолчали, как говорится, и хватит? — сдерживая щиплющую боль, сказала она. — Билли, какую позу мы выберем? Может, что погорячее? — Француженка положила голову на свою руку, что лежала на его плече.

— Никакую, — пытался сопротивляться Билл.

— Нет, ну вы гляньте на него. Да что ты за душнила такой? Надулся и, как сыч, сидит. — Жюстин игриво подергала Билла за щеку. — Ну и не надо, тогда я сама. — Она наигранно сделала паузу. — Муфаса, ты садись на табурет, а ты, Эмили, прыгай на него сверху. Всем все ясно?