– Привет, Клайд, сегодня я впервые попробовал латте! – сообщил парню Уилл.

Клайд лишь улыбнулся в ответ и продолжил свой путь. Уилл поступил так же.

По возвращении домой, подъезжая к гаражу, Уилл поймал себя на том, что притормаживает – похоже, он готов включить заднюю передачу и укатить куда‑то в закат. Неужели он ничему не научился? Уилл припарковался, выскочил из автомобиля, вставил ключ в замок задней двери дома и, захлопнув ее за собой, устремился в подвал. Взялся за медную ручку и повернул ее.

Во время своего второго визита Анджелина, выйдя из автомобиля, мельком покосилась на трейлеры и на сооружение, над которым трудился Джон Милтон, после чего уже не сводила глаз с него самого: вот он пристегивает молоток к рабочему поясу, вот делает шаг вниз по лестнице, вот опирается на ступеньку… И смотрит на нее. Анджелина плотнее закуталась в свое черное пальто.

– Анджелина, Анджелина! – крикнул Джон Милтон.

– И вам привет, – ответила она, останавливаясь примерно в трех шагах от него.

– Там разноцветный шарф. Для вас.

Анджелина кивнула на деревянное сооружение.

– Странный у вас дом.

– Вы полагаете, я строю дом?

– Просто мне подумалось… – Анджелина оглянулась на трейлеры и вздохнула. – Наверное, я решила, что вы хотите иметь настоящий дом. Не знаю почему. Нелепость какая‑то.

– Это рекламный щит.

Она отступила на несколько шагов и села на землю лицом к сооружению, которое, в ее оправдание, вполне могло бы оказаться стеной дома, если этот дом планировали приподнять над землей. Теперь она видела, что оно, конечно, больше похоже на билборд. В нижней части рамы щита имелся деревянный выступ, опиравшийся на четыре столба – их‑то Джон Милтон и устанавливал, когда Анджелина приезжала в прошлый раз. Пространство внутри рамы заполняли шесть досок. С середины правого столба начиналось нечто вроде лестницы.

– Для реклам, нарисованных мной от руки, – пояснил он.

– Но их никто не увидит!

– Я увижу.

Анджелина глазела на билборд так, словно он мог исчезнуть прежде, чем она успеет все это осмыслить.

Джон Милтон подошел, сел рядом с ней, а потом растянулся на холодной земле.

– Люблю полежать возле щита. Мне нравится бывать в гостях у травы, у всех этих мириадов травинок. – Он выдернул один стебелек и сунул его в рот. – Ярко-зеленые! И сосна – чувствуете в воздухе сосновый аромат? Я всегда жалел, что воздух бесцветный.

Анджелина тоже легла на спину, коснувшись его руки и не понимая, нарочно ли она это.

– Воздух пахнет точно так, как в те времена, когда Люси постоянно ходила убираться. Я не помню офисов – только запах сосны. Мусорные баки были переполнены бумагой, не подлежавшей переработке. Люси вытаскивала листки без следов кофе и очень аккуратно складывала в стопочку. Помню, она еще стучала краем стопки по столу: тук-тук. В офисах Люси убираться не любила. Говорила, что строгие черно-белые интерьеры выпивают у нее все силы. А потому, когда решила, что запаслась бумагой на целую вечность, переключилась на дома. Их я уже помню.

– Я скучаю по Люси, – проговорила Анджелина.

– Я давно подыскивал себе участок, с тех самых пор, как ощутил гладкость первых виниловых реклам, сделанных на компьютере. Конечно, здорово видеть готовый плакат, который привозят в гигантских размеров ящике, но увязывать то, что я «нарисовал» на экране, с этой гладкостью тяжело. Мозг перенапрягается. Я знал, что мне понадобится широкое открытое пространство, где будет достаточно места для постройки задуманного, чтобы я по-прежнему мог чувствовать движение своей руки и видеть, как возникает нечто реальное.

– Как вы взялись за рекламные баннеры?

– Это долгая история. Люси всегда хотела слушать ее с начала до конца.

– Я тоже хочу.

– Я учился в школе, и в марте выпускного года в витрине магазина появилось объявление. На нем было написано красным фломастером: «Требуется художник по рекламе. Обращаться в „Рекламное агентство Северной Джорджии“, Стейт-стрит». Я обратился и нарисовал для Коди (ну, тогда еще мистера Калхуна) рекламу на обороте листка с домашним заданием по алгебре. И на следующий день приступил к работе – через два часа после уроков. После окончания школы перешел на полную ставку. Нас было трое: мы с ним и Патти. – Джон Милтон повернулся к Анджелине. – В этом месте Люси всегда спрашивает: «Патти?», словно не помнит ее.

– Патти? – спросила Анджелина.

– Патти было двадцать три. И благодаря ей я узнал, что люблю женщин постарше, так же как люблю мелки, у которых давно стерся кончик и они почти распались на кусочки. Патти всегда утверждала, что называет ложку ложкой, но ко мне она обращалась «мистер Большой Бык». Мне это прозвище нравилось, потому что в нем два «Б». А еще Патти говорила, что я жесткий снаружи и мягкий внутри. Я отвечал, что по описанию это похоже на яйцо.

«И на шоколадный батончик», – подумала Анджелина.

Джон Милтон повернулся на бок, лицом к ней.

– В этом месте Люси всегда говорит: «И на шоколадный батончик».

Анджелина взяла его за руку и тоже повернулась на бок, лицом к нему.

Джон Милтон на минуту закрыл глаза.

– Когда я впервые очутился на большом складе с гигантской дощатой рамой, у меня захватило дух. Мне ужасно хотелось этим заниматься, но как обойтись без карточек и блокнотных листков из запасов Люси? Я почувствовал себя большим и маленьким одновременно. Но мистер Калхун принес подвесной проектор, похожий на тот, что был у нас в школе. Оказалось, я должен рисовать как обычно, после чего рисунок наносили на стекло и проецировали по четвертям на бумагу. Всё, что мне оставалось сделать, – это перенести на нее линии. А потом раскрасить. Четыре части склеивали друг с другом уже на щите. Мистер Питерс стал объяснять мне, насколько глубоко нужно вбивать в землю столб при сооружении конструкции щита, как опускать лестницу, как поднимать части плаката в пакете, как закрашивать старую рекламу, прежде чем наклеивать новую, а если накопилось слишком много слоев, соскребать ее. Пока он говорил, я все время качал головой. А потом заявил ему: «Я художник по рекламе и работаю в одиночку». Мистер Питерс положил руки на задний борт своего грузовика и ответил: «Джон Милтон, твое дело – рисовать баннеры. Дело Коди – продавать рекламу. Мое – строить щиты. А Патти – это клей, который скрепляет нас вместе. Нас четверо, мы – команда». – Джон Милтон положил ладонь на траву между ними. – Я родился, чтобы рисовать рекламу. Но выяснилось, что еще мне по душе вбивать в землю столбы. А больше всего мне понравилось подниматься над обычным миром – я этого не знал, пока меня впервые не заставили вскарабкаться наверх, – это оказалось похоже на первый удар «блинчика» по воде.

Анджелина как въяве видела всё это.

– Именно эту историю Люси никогда не надоедало слушать. Но кое-что я так и не смог ей рассказать.

– Расскажите мне.

– Выяснилось, что я не могу быстро рисовать. Я просто не умею торопиться. И, по мере расширения нашего бизнеса, стал отставать от графика. Я перешел от рисования на четырех листах бумаги и приклеивания баннера с помощью клеевого пистолета и валика к рисованию на панелях, которые поднимали кранами. Затем, как я уже говорил, в мастерскую прибыла огромная квадратная коробка, а в ней лежал образец виниловой рекламы, созданной на компьютере, – рекламный баннер целиком. У меня скрутило живот. Долгое время винил стоил чересчур дорого для нашей маленькой фирмы, но постепенно подешевел. Чем больше я работал на компьютере, тем чаще мне казалось, что мои баннеры распадаются на части. Однажды теплым декабрьским днем Коди сообщил мне, что это моя последняя рисованная реклама. С этих пор мне надлежит работать только на компьютере.

Джон Милтон опять перевернулся на спину.

– В тот день я наблюдал естественное разветвление единого целого надвое. Однажды, когда я еще учился в школе, Коди показал мне раздвоенный ствол дерева за кафе «Молочная королева» и произнес: «Это называется ветвление». Именно это произошло с моим ремеслом: работа пошла по стремительному прогрессивному пути, а мое сердце – по какому‑то другому. Мне нравится слово «ветвление». Вообще нравится идти одним путем, когда все остальные идут другим. До того дня у меня не было никакого жизненного плана. Того, ради чего надо работать. Я сообщил Люси, что винил наступает и заработок мой упадет. И дал ей меньше денег. Потом получил прибавку, о которой не упомянул. Выяснилось, что компьютерные баннеры у меня выходят не хуже, чем настоящие.