К 2022 году большая часть населения страны утратила всякую надежду на медленные улучшения путем компромиссов и сближения позиций. Полумеры людей уже не устраивали. Власти реагировали растерянно: на уступки не шли, но перейти к тотальному подавлению не решались. Понятно, что по прошествии времени и со стороны может показаться, что протест просто закатали в асфальт. На деле разгоняли далеко не все митинги: где-то по толпе стреляли дробью, а где-то давали спокойно проскандировать и разойтись. Ощущалось, что у властей не было стратегии, и они в каждом конкретном случае действовали как придется. Но в любом случае о компромиссах в ситуации, когда протестующие скандировали «Смерть диктатору!» и «Это кровавый год, Хаменеи будет свергнут!», речи уже не шло.
Отдельные лозунги, направленные против верховного лидера и Исламской республики, на протестах можно было услышать и до 2022 года, но тогда их скандировали радикальные маргиналы, а большинство выходило на улицы, выступая против проблем в экономике или несправедливой социальной политики. В 2022 году требования массового протеста впервые были сформулированы столь четко, ясно и бескомпромиссно: снести само политическое устройство Ирана.
Декабрь 2022
— Ты же вроде журналист и аналитик. Расскажи, что ты понял? — спрашивает меня по видеосвязи моя знакомая Бита. Я уже уехал из Ирана и информацию с места событий могу получать только дистанционно, поэтому регулярно созваниваюсь с друзьями, которые остались в стране.
— Прежде всего, протесты, похоже, исчерпали свой потенциал. Пока было две большие волны: пик мирных выступлений пришелся на 26 октября, 40 дней с даты смерти Махсы Амини. Затем пик агрессивного протеста — неделя с 15 по 21 ноября. После этого активность начала снижаться. С самого начала протестующие применили насилие в отношении правоохранительных органов. Причем медленно шла радикализация протеста, нападения на силы безопасности происходили все чаще и организованней. Полиция с самого начала применяла дубинки и слезоточивый газ, а самые масштабные акции разгоняла дробью, но к полноценному подавлению перейти не решались до конца ноября. Вот тогда начались операции в курдских районах, когда части армии и КСИР брали в кольцо отдельные города, перекрывая дороги, а затем заходили в них и расстреливали протестующих.
— Согласна со всем, кроме одного. Ты говоришь, что протестующие с самого начала применяли насилие. Я с первого дня на улицах, участвую в протестах. Первую неделю протестующие вообще не трогали полицейских. На второй неделе начали поджигать мусорные баки — но только чтобы отделить народ от полиции. И только потом люди стали отбивать своих у правоохранителей в гражданском. Знаешь, у них была тактика: в толпу проникали службы безопасности в обычной одежде, а потом хватали самых активных, тут же тащили в машины, тоже обычные, не полицейские, и увозили. Так вот, только к концу второй недели народ начал отбивать у них людей, до этого никакого насилия не было со стороны протестующих.
— Я тут статью читал, что многие иранцы считают, что протесты впервые идут в правильном русле. Нет никаких политиков-реформистов и требований реформ. Есть только задача сменить режим. И они же говорят, что якобы все выступления раньше, включая «Зеленое движение», были зря. Мол, тогда боролись за пересчет голосов, защищали Мир-Хосейна Мусави, а он сам был частью этой системы, с которой не надо вести диалог, только демонтировать… — тут я замечаю, что Бита отстраненно смотрит в сторону.
— Прости, погрузилась в воспоминания, — говорит она после паузы. — Я была тогда студенткой… Работала в одном из штабов Мусави… Мы организовывали людей на митинги. Нет, все это не было зря! Мы правильно выходили. Получилось не так, как хотели. Но не могу сказать, что все это было зря.
Вали-Аср — самая длинная (18 километров) улица в Тегеране, соединяет площадь Таджриш на севере и тегеранский железнодорожный вокзал на юге.
Перс. «Женщина, жизнь, свобода!», «Смерть диктатору!»
One Year Protest Report: At Least 551 Killed and 22 Suspicious Deaths. Iran Human Rights, September 15, 2023.
https://iranhr.net/en/articles/6200/
Заключение Конец эпохи
Периодически в интервью экспертов и комментариях журналистов приходится слышать, что иранское государство выглядит архаизмом, пережитком прошлого, чем-то средневековым. Мол, это чуждый для XX и XXI века режим.
Боюсь, что это совсем не так. Исламская республика Иран порождена модерном. Ничего подобного не могло появиться раньше, чем во второй половине XX века.
Исламская республика — это попытка прогрессистского, левого (местами марксистского) осмысления ислама. Как я уже писал, само название события, установившего нынешнюю систему, «Исламская революция», содержит два понятия, сочетание которых было невозможным в более ранние эпохи: традиционалистский и консервативный «ислам» встречает лево-прогрессистскую «революцию». Традиционализм предписывает сохранить все как есть или вернуться к истокам, революция же — радикально перестроить все с самых основ.
Современное иранское государство стало прямым продолжением этого сочетания традиции и модерна. Иранские исламисты никогда не стремились ввести шариат или пересадить людей на ослов, как во времена пророка. Они взяли современное светское государство и добавили в него исламское содержание. Законы Ирана — это французский кодекс, как при шахе, но с добавлением исламских норм, высшее образование строится по американской системе, но с мусульманскими предметами, даже старую армию не стали упразднять, но добавили параллельную структуру — Корпус стражей исламской революции.
Современный Иран использует и демократические практики (выборы парламента и президента), и тоталитарные механизмы (государство контролирует частную жизнь, определяя, что можно носить, что пить). И то, и другое — порождение современности. Тоталитарные государства появились в мире только в XX веке. По шариатским законам Иран жил не так уж давно — в XIX веке, и тогда в стране не было тюрем. Этот институт в шариате не нужен, большинство вопросов решались по обоюдному согласию: украл — возмести ущерб и свободен. Первые тюрьмы появились в Иране, когда Реза-шах начал строить современное светское национальное государство. Исламская республика этот институт, конечно, сохранила.
Для ситуации конца XX века нынешнее иранское государство с его сочетанием исламизма и левых по сути идей — это никак не архаизм, а скорее органичный эксперимент, вытекающий из царивших в Иране на тот момент настроений. Однако для начала XXI века такое положение вещей уже выглядит менее однозначно: иранская система несколько выбивается из современных мировых тенденций. Прежде всего, сомнения вызывает теократическая рамка. Иран — не единственная теократия в мире (есть и Ватикан, и Саудовская Аравия), но все же порядки, когда жизнь общества настолько завязана на религию, сложно назвать повсеместно распространенными. С социальными преобразованиями чуть сложнее, все-таки левый дискурс стал одним из самых влиятельных в современном мире. Но иранский взгляд на «социалку» как на прямые субсидии на хлеб, воду и бензин также слегка отдает нафталином. То есть при желании Исламскую республику можно назвать пережитком, но только очень недавнего прошлого — конца XX века. Эра либерализации
Когда я только начинал заниматься изучением Ирана, в информации об этой стране обнаружился очевидный пробел. Если кто-то задавался вопросом, почему эта система в любой момент может рухнуть, он тут же получал массу ответов: авторитарное правление, экономические сложности, много других факторов. Однако Исламская республика все никак не рушилась. И найти ответ на вопрос «почему, при всех проблемах, иранская система до сих пор существует?» было куда сложнее. Меня этот парадокс заинтересовал, и я пустился на поиски ответа.
