Впрочем, оставить в покое Исламскую республику, где сжигают национальные знамена США и пытаются бросить вызов американской гегемонии, США не могли. Уже в 1984 году США включили Иран в список государств, поддерживающих терроризм, и ввели запрет на продажу ему всех видов вооружения. После этого Вашингтон вводил новые пакеты санкций в отношении Исламской республики в среднем раз в два-три года и уже ничего не отменял. Причин хватало: поддержка терроризма, отмывание денег, ядерная и ракетная программа и дестабилизация ситуации на Ближнем Востоке. При этом долгое время — вплоть до середины 2000-х — США действовали в одиночку, а санкции носили точечный характер и в большей степени затрагивали торговые отношения американских компаний и Исламской республики. В каких-то сферах они затруднили взаимодействие Тегерана с миром, но по-настоящему серьезного влияния на иранскую экономику не оказали.
В тот период Вашингтон как бы тренировался: вводил санкции, внимательно изучал оказанный эффект, а потом делал шаг к новым ограничениям. Параллельно США адаптировали законодательство, создав систему, позволившую исполнительной власти вводить санкции в обход парламента — это развязало руки президентам (чем позже с удовольствием воспользуется Дональд Трамп). Наконец, в 1996 году впервые были опробованы вторичные санкции — ограничения, которые вводят против граждан и компаний третьих стран за сотрудничество с Тегераном.
Между тем Иран продолжал успешно торговать почти со всем миром. Показательно, что в 1990-е и 2000-е годы главным торговым партнером Ирана стал Европейский союз. То есть американские санкции того периода не препятствовали развитию отношений даже с западными странами, не говоря уже о прочих частях света. Санкции не казались чем-то очень страшным — с ними вполне можно было жить. Эффективное давление
К концу 2000-х ядерная программа Ирана серьезно беспокоила всех ключевых игроков на международной арене. Вообще-то первые попытки развивать атомную промышленность предпринял еще Мохаммад-Реза Пехлеви, но тогда это никого не напугало: шах активно сотрудничал с США, и никаких неприятных сюрпризов от него не ждали. Более того, монарх планировал привлечь западные страны к сотрудничеству в этой сфере. А после революции 1979 года все атомные проекты оказались свернуты.
Во время ирано-иракской войны, занявшей почти все 1980-е, новая власть в Тегеране очень хорошо ощутила, как уязвима в военном отношении: армия Ирака была лучше оснащена, Багдад продолжал получать поставки как от стран Запада, так и со стороны СССР, а Иран, порвав отношения и с «большим сатаной», США, и с «сатаной поменьше», Советским Союзом, оказался в изоляции и страдал от отсутствия техподдержки и боеприпасов. В результате Багдад пользовался полным превосходством в воздухе и применил химическое оружие. Исламская республика все же выстояла, но, судя по всему, именно тогда на фоне травматичного опыта у ее руководства родилась идея возобновить атомную программу. Уже через пару лет после окончания войны с Ираком Иран сделал первые шаги в этом направлении.
Впрочем, все 1990-е годы развитие ядерных технологий в Исламской республике шло медленно. Тегеран подчеркивал, что все начинания на этом направлении носят мирный характер. Было и иностранное участие: над реанимацией дореволюционного проекта АЭС в Бушере работала Россия. В общем, происходящее ни у кого в мире по-прежнему не вызывало большого беспокойства.
Все изменилось в начале 2000-х, когда в публичный доступ попали разведданные о том, что Иран работает над созданием ядерного оружия. В самой Исламской республике тогда как раз подходил к концу период реформ президента Мохаммада Хатами. Проповедник концепции «диалога цивилизаций», он пытался решить проблему дипломатией — в частности, ему удалось договориться с европейскими странами о допуске в Иран наблюдателей для контроля за ядерной программой. Но приехать они не успели — в 2005 году на президентских выборах в Иране победил популист-ультраконсерватор Махмуд Ахмадинежад.
Новый президент тут же заявил, что ядерная программа — неотъемлемое право иранского народа, и отозвал приглашение для наблюдателей из Европы, мол, программа у нас есть, а как мы ее развиваем — не ваше дело. Риторика Ахмадинежада лишь добавляла масла в огонь: президент клеймил руководство США «ковбоями» и щедро сыпал обвинениями в адрес Вашингтона, налаживал контакты с другими антиамерикански настроенными лидерами, включая Уго Чавеса, Эво Моралеса и Даниэля Ортегу, а также открыто призывал уничтожить Израиль. Новые санкции его совсем не пугали — «Иран ведь с 1979 года под санкциями».
США в ответ изменили тактику. На смену одностороннему давлению пришла санкционная коалиция, которая включила в себя главных торгово-экономических партнеров Ирана. Выступить единым фронтом получилось в том числе и потому, что мало кто сомневался, что ядерная программа Исламской республики носит совсем не мирный характер. Тегеран к тому моменту не слишком далеко продвинулся в этом направлении, но стремление обзавестись ядерным оружием было очевидно, причем не только Западу. Сначала к давлению на Иран присоединился Евросоюз, а затем Китай и Россия — потенциальное расширение клуба ядерных держав не понравилось никому из больших международных игроков.
Максимального эффекта новый подход достиг при Бараке Обаме, когда США вместе с ЕС ввели санкции в отношении экспорта нефти и нефтепродуктов из Ирана, Евросоюз отключил страну от банковской системы SWIFT, а долларовые активы Тегерана в иностранных банках начали арестовывать. Международную легитимность давлению придали четыре резолюции Совета Безопасности ООН (одобренные в том числе Пекином и Москвой), осуждающие ядерную программу Ирана.
Параллельно Вашингтон начал массово применять протестированное ранее грозное оружие: вторичные санкции. Если кто-то нарушает режим ограничений, введенных США в отношении Ирана, то может сам попасть в американский санкционный лист. Выбор для иранских партнеров непростой: хотите продолжать бизнес с Тегераном — рискуете стать персоной нон-грата во всем западном мире.
Пик нового давления пришелся на 2011–2012 годы и моментально дал плоды. С 2001 по 2010 год иранская экономика на фоне высоких цен на нефть росла в среднем на 4,5% в год, а уже в 2012 году ВВП упал почти на 4%. В следующем году — тоже падение, на 1,5%. Инфляция c 10% разогналась почти до 40%[51].
Давление на Тегеран при Обаме и по сей день служит примером максимально успешного использования санкций за всю новейшую историю. Всего за пару лет политическая элита Ирана поняла, что развиваться в таких условиях невозможно. В итоге в 2013 году на выборах в стране победил Хасан Рухани, который открыто заявлял о намерении договориться с США.
Почему политика санкций сработала, да еще так быстро? Во-первых, США воспользовались отработанными ранее приемами на принципиально новом уровне. Санкции, очевидно, нанесли экономике серьезный удар. Во-вторых, Вашингтон на этот раз действовал не в одиночку — в кампании давления приняли участие почти все основные мировые державы. Наконец, санкции вводились только за ядерную программу и с конкретной целью — изменить позицию Тегерана по этому вопросу. Иными словами, эффективное давление сочеталось с понятными и исполнимыми требованиями.
***
Аэропорт имени имама Хомейни в Тегеране не производит впечатление совсем уж глухого захолустья, но и продвинутым его тоже не назовешь. Если делать скидку на санкции и проблемы страны — вполне сносно: есть эскалаторы, ленты для багажа, пара кафе в зоне прилета, еще парочка в зоне вылета после паспортного контроля. Аэропорт как будто лет на двадцать отстал от международных стандартов, но по меркам начала нулевых все вполне достойно.
Перед посадкой на самолет пассажиров досматривают представители Корпуса стражей исламской революции. Местные говорят, когда в 2016 году международные санкции сняли, тут же нашелся западный подрядчик, который взялся реконструировать аэропорт. Власти страны были только за, но тут в дело вступил КСИР: представители корпуса заявили, что это стратегически значимый объект и из соображения безопасности западной компании сюда нельзя. В итоге управляет воздушной гаванью компания, аффилированная с Корпусом. Иностранцев не пустили даже в краткий период «медового месяца» после снятия санкций.