Постепенно в новые учебники истории Ирана вернулись старые нарративы, бывшие в ходу при династии Пехлеви. Так, в них говорится, что после арабского завоевания иранские династии IX–XVI веков активно возрождали традиционную иранскую культуру. Больше того, звучит знакомый тезис об «иностранцах, пришедших в Иран, но ставших местными» за счет влияния исламской и иранской культур. В этом взгляде несложно разглядеть ту саму идею «бессмертной иранской нации», которая пережила и Конституционную революцию, и двух шахов из династии Пехлеви, и гонения на Ноуруз в первые годы Исламской республики. Национальные меньшинства
В Иране живут далеко не только этнические персы, и в некоторых частях страны это ощущается значительно сильнее, чем в других. Если доехать до Тебриза, четвертого по величине города Ирана, столицы провинции Восточный Азербайджан, и заговорить по-персидски с местным, результат может вас удивить — жители города будут отвечать только на азербайджанском, кое-кто может даже специально показать неверную дорогу персоязычному собеседнику (когда в Тебризе я сел в автобус и на персидском попросил попутчика подсказать, когда моя остановка, он с улыбкой покивал, а дальше ничего не сказал, и я ездил кругами, пока не понял, что уже третий раз проезжаю одним и тем же маршрутом). В Санандадже сразу бросится в глаза, что почти все мужчины ходят в курдских шароварах — такой дресс-код подчеркивает их этническую идентичность. Традиционную одежду в повседневной жизни также постоянно носят иранские белуджи: они живут на юго-востоке Иранского плато, где граничат Иран, Пакистан и Афганистан. Нельзя не заметить и яркие платья бандарей — это этническая группа, которая живет на островах Персидского залива и в прибрежных городах, а говорит на диалекте арабского. «Бандар» по-персидски означает «порт», то есть «бандари» — «портовые жители».
То, что Иран — далеко не моноэтничная страна, иногда проявляется не только в разнообразии одежд и языков, но и в насильственном сопротивлении властям. Так, на юго-западе страны действует этническая группировка «Арабское движение борьбы за освобождение Ахваза», которая выступает за отделение арабских районов Ирана и неоднократно устраивала теракты — крупнейшим стал расстрел военного парада в 2018 году в городе Ахваз, столице провинции Хузестан, в результате которого погибли 29 человек и 70 получили ранения[38]. В провинции Систан и Белуджистан сразу несколько структур, организованных этническими белуджами, регулярно атакуют полицейских и пограничников, самой крупной считается «Джайш уль-Адль» («Армия справедливости»), выступающая за независимость Белуджистана. Наконец, Курдистан известен опытом партизанской борьбы с Исламской республикой в 1980-е. Перестрелки и сегодня случаются в горных районах на границе с Ираком, а в ходе протестов осени 2022 года особой активностью отличались именно курдские районы.
Однако периодические вспышки насилия не означают, что иранская модель нации не смогла интегрировать этнические меньшинства. Классический пример здесь — иранские азербайджанцы. Сколько их точно в стране, сказать сложно, но общеизвестно, что это вторая по численности этническая группа после персов, чаще всего называют цифру в 15–16% населения. Такая оценка, судя по всему, основывается на том, сколько человек живут в преимущественно азербайджанских провинциях: Западный Азербайджан, Восточный Азербайджан, Ардебиль, Зенджан. В то же время очень распространены смешанные браки, поэтому людей с азербайджанскими корнями на порядок больше, но многие из них совсем не говорят по-азербайджански. Так, отец моей знакомой иранки, этнический азербайджанец, сам отучал ее говорить на этом языке даже дома. Он настаивал, что азербайджанский — «язык деревни», а культурным людям в Иране положено разговаривать на персидском. Конечно, не все разделяют его точку зрения, но само ее существование достаточно характерно.
Среди иранской элиты азербайджанцы по крови встречаются повсеместно, включая самого верховного лидера Али Хаменеи. Принадлежность к нетитульному этносу совсем не мешала многим азербайджанцам поддерживать иранский национализм, более того — быть его идеологами, как шах Реза Пехлеви, тюрк по происхождению, который первым начал полноценное национальное строительство в Иране. Да, в Тебризе на вас могут косо посмотреть, если вы говорите на персидском, но это особенности одного города. В Ардебиле или Зенджане никаких проблем с персидским уже не будет. Можно сказать, что персы и иранские азербайджанцы — два основных столпа иранской гражданской нации.
Что касается белуджей и арабов, сепаратистские настроения в их среде скорее маргинальны. Да, провинция Систан и Белуджистан отличается нестабильностью, но здесь более важную роль играет не этнический фактор, а близость к границам, бедность местных жителей и, как следствие, бандитизм. Похожая история и с Хузестаном, где арабский сепаратизм проявляется скорее в редких акциях радикалов. Кроме того, в обоих случаях «сепаратисты» часто оказываются «залетными» — то есть жители Пакистана или Ирака пересекают границу, чтобы бороться за отделение «своих братьев».
А вот курдская проблема в контексте национального вопроса стоит острее. Курды — третья по численности этническая группа Ирана после персов и иранских азербайджанцев, примерно 10% от общего населения. Важно, что у курдов достаточно развито национальное самосознание, и в массе своей они достаточно четко проводят границу между собой и остальными жителями Ирана. При этом у них есть и опыт вооруженной борьбы, и пример соседних стран, где курдские организации сильно продвинулись на пути самоуправления: в Ираке у них максимально широкая автономия, в Сирии при поддержке американцев курды получили контроль над частью территории, где живут независимо от правительства в Дамаске. Официальный Тегеран к курдским сепаратистским настроениям относится крайне негативно: к примеру, во время протестов 2022 года именно в регионах проживания курдов правоохранители вели себя максимально жестко. Впрочем, и здесь не все однозначно — немало курдов в Иране успешно делают карьеру и интегрировались в истеблишмент: преподаватели столичных университетов, духовные лица в далеком от Курдистана районе, посольские сотрудники. Так, в Керманшахе, где находится множество важнейших памятников древней истории Ирана, живет немало курдов, но они не так сильно подчеркивают свою «курдскость», как в более горном Санандадже.
В целом, несмотря на понятные издержки и несовершенства, иранский вариант модели «плавильного котла» доказал свою состоятельность и жизнеспособность. Большая часть этнических меньшинств Исламской республики: азербайджанцы, туркмены, арабы, гилянцы, лоры, бахтияры — осознают себя прежде всего иранцами. Наследниками великой культуры бессмертной иранской нации. Живучая идеология
28 октября 2016 года огромная толпа — в основном жителей близлежащего Шираза — собралась у гробницы Куруша Великого[39] в Пасаргадах, чтобы почтить память основателя империи Ахеменидов. Идея праздновать «День Куруша Великого» (торжество, конечно, неофициальное) появилась в середине 2000-х, а в 2010-х начала набирать популярность. В тот год праздник выпал на пятницу — единственный выходной на неделе в Иране. Поэтому участников оказалось неожиданно много: 15–20 тысяч.
Собравшиеся начали скандировать: «Иран — наша страна! Куруш — наш отец!», но быстро от прославления истории перешли к критике действующих властей, и «День Куруша Великого» превратился в полноценную политическую акцию. Толпа скандировала: «Свобода мыслей не приходит с бородой!». Легко было понять, что под бородачами имелись в виду представители исламского духовенства. Тут же звучал другой лозунг, критикующий активную внешнюю политику Исламской республики, которая поддерживает ливанскую «Хезболлу» и палестинский ХАМАС: «Ни Газы, ни Ливана, я умру ради Ирана!»
Разумеется, такое поведение не осталось незамеченным: организаторов акции задержали, собрания у гробницы в Пасаргадах в «День Куруша Великого» запретили, и в последующие годы всех, кто пытался 28 октября устроить митинг у святыни, задерживали. Звоночек для властей — к середине 2010-х национальный нарратив и возвеличивание доисламского прошлого превратились в угрозу для Исламской республики.