Ну что не так? Я же стараюсь минимизировать ущерб. Для нас обоих, между прочим, стараюсь! Я вообще придумала все это только благодаря вопросу: «Что сделал бы на моем месте наш мудрый и великодушный Ярослав?». Уж он-то точно должен понимать, о чем я говорю.

– Эй, ты чего? – упираюсь ладонью в его грудь.

В ответ молчание, а давление на мою руку все растет.

– Ты вообще слышал, что я сказала?

– Не понял ни слова с момента твоего признания, – одурманенно отвечает Яр.

Смыкаю губы, впадая в ступор. Ярослав склоняет голову, опуская взгляд, а под моей ладонью бьется его большое сердце. Сильно. Резко. Быстро. Жар проступает на коже моих щек и стекает по шее к груди, где пылает огромный костер, через который прыгают демоны вместе с ангелами. Быть не может… их слишком много… там не только мои…

– Яр? – зову взволнованно, подаваясь вперед.

– Да, – хрипло отзывается он. – Я в том же положении, что и ты.

– Но… ты ведь… ты… – мямлю я, не в силах поверить. – Ты ведь сказал, что между нами ничего…

– Я же обещал, что не изменится.

– А как же та девушка?

– Ясь, ну ты серьезно? Нет у меня никакой другой девушки. Я выдумал это только для того, чтобы ты меня подпустила. Чтобы тебе было комфортнее.

– Так ты соврал?

Дрожь расползается по моему телу, туман из головы улетучивается, оставляя лишь мягкое сияние рассвета совершенно новых ощущений. Так возрождается надежда.

– Получается, что так.

– И о чем еще врал?

Его глаза находят мои и неспешно отдаляются, но я хватаю Ярослава за ворот футболки, удерживая на месте.

– О чем еще? – повторяю с нажимом.

– Я никогда не хотел просто дружить с тобой, – сознается он, и меня прошибает холодным током.

– Никогда? – переспрашиваю с недоверием.

Он медленно мотает головой, и та самая очаровательная улыбка, лишь немного тронутая печатью грусти, появляется на его губах.

– Ты понравилась мне с самого начала. Так что, говоря, что между нами ничего не изменилось, я не совсем врал.

– С какого именно начала? С того, когда ты провожал меня пьяную в день рождения, или с момента, как устроился в студию?

– Ты это помнишь? Тот вечер. – Он опасливо прищуривается.

– Нет, но на следующее утро я нашла в студии носки со стельками. Вряд ли так много кто делает.

– Надо было все-таки забрать их.

– Почему ты не сказал, что мы уже знакомы?

– Потому что… – его взгляд практически кричит о том, чего я так желала, – ты попросила. Ясь, девушка, в которую я безответно влюблен сейчас, – это ты.

Судорожно глотаю вдох и медленно разжимаю пальцы, но не для того, чтобы отпустить Ярослава. Безответно влюблен он, как же. Черта с два я теперь его отпущу. Обхватываю его за шею, вжимаясь носом в чуть колючую щеку и вдыхаю запах, что успокаивает всего за несколько коротких мгновений. Он сражался за меня. За меня, а не со мной. Ждал, пока я восстановлюсь. Ждал взаимности.

– Прости, – шепчу у его уха, глаза вновь щиплет от подступающих слез. – Прости меня.

– Не надо, не извиняйся. – Его руки опускаются на мою спину, легонько поглаживают и прижимают все крепче.

Свешиваю ноги с края кресла, Ярослав оказывается точно посередине. Вот теперь обниматься куда удобнее и гораздо приятнее. Я за эту неделю чуть с ума не сошла, а он… Стоит только подумать о том, как Яр чувствовал себя все это время, пока я сидела на вершине башни из перин, которую он сложил для меня, становится жутко совестно. У меня было всего семь дней мучений, а у него куда больше.

– Нет, я должна извиниться, – настаиваю, не собираясь опускать этот момент. – Боже, это наверняка было ужасно. И ты все это время… а я… с этой дружбой вонючей, обещаниями… Ты должен был рассказать мне раньше!

– И что бы ты сделала? М-м? Что ты сказала бы мне, признайся я, скажем, недели три или четыре назад?

Уже собираюсь ответить, но голоса нет. Не хочу ему врать. Не могу. В этом нет смысла, когда правда на поверхности.

– Вот видишь, – снисходительно произносит Яр.

– Прости… – жалкий скулеж срывается с моих губ.

– Тихо-тихо. Я же сам подписался. Ясь, я знал, на что иду. И все было не так уж плохо. Ну, не всегда. Похоже, ты была права, я и правда в какой-то мере мазохист.

– Больше нет, – произношу твердо. – Уж я за этим прослежу.

– За чем?

– За тобой.

– Что это значит?

– То, что теперь моя очередь тебя добиваться.

– Добиваться? – усмехается он, касаясь горячим дыханием моего виска. – Или добивать?

Тепло сменяется холодом. Неспеша отстраняюсь, а Яр устало поднимает ресницы. Он вымотался, и это я виновата. Он был нашей главной тянущей силой, а я – сопротивлением.

– Мне все еще двадцать, Ясь, – говорит Ярослав обреченно. – И я знаю, что это совсем не тот тип парня, который ты себе представляешь для счастливых отношений.

Слова горькие, но предельно честные, а оттого имеют куда больший вес, чем все остальное. Догадываюсь, откуда в Ярославе эта неуверенность, и внутренне содрогаюсь от ужаса. Это я взрастила ее своими бесконечными рассуждениями о возрасте и опыте, а еще рассказами о прошлых отношениях и видением новых. Переложила из своей головы в его убеждение в том, что мы не подходим друг другу. Но я больше так не считаю. Не теперь. За последние месяцы мы столько прошли, и не было ни секунды, когда бы я засомневалась в нем, ни мгновения, когда бы мне хотелось видеть рядом кого-то другого. Облизываю губы и наклоняюсь, обхватывая руками его затылок.

– Тебе почти двадцать один, – исправляю, глядя на его губы, уголки которых едва заметно приподнимаются, но этого мало. Я хочу, чтобы он понял, кем стал для меня. Хочу стереть в порошок все сомнения и предрассудки по поводу нас двоих. – Яр, дело совсем не в возрасте. Дело в тебе. Совершеннолетний, и на том спасибо. Ты ведь… ты… Я не думала, что такие люди вообще бывают. В которых невозможно сомневаться. Которым можно доверить самое ценное. Которыми восхищаешься каждый день все больше.

– Как милыми щеночками? – Он не выпячивает это, но я чувствую его обиду и могу ее понять.

– Нет. Конечно нет. Ты уже не щенок. Скорее, крепкий молодой пес, полный сил и энергии.

– Звучит отвратительно.

– Все-все… – трясу головой, – к черту аллегории. Я восхищаюсь тобой как личностью, Яр. Да я могу десяток тридцатилетних назвать, которые легко сойдут за детсадовцев, но ты… это просто ты! Я не знаю, как еще объяснить. Вот ты всегда знаешь, что делать, что сказать, а даже если нет, все равно делаешь и говоришь ровно то, что нужно.

– Неправда.

– Но я вижу тебя именно таким. И это значит лишь одно.

– Да? – Яр смягчается, и вот уже передо мной хорошо знакомый лис. – И что же?

– Ты мне нравишься.

– Вот как? – Его дразнящий тон искрится робкой радостью. – И что теперь? Уже готова выйти за меня?

– Ну, не так быстро, – бормочу я.

– Думаешь, до этого я еще не дорос?

Его дыхание ласкает кожу губ, и мне уже нестерпимо хочется стереть расстояние, разделяющее нас, но Ярослав игриво дергается назад. Улыбка на его лице как знамя окончания неопределенностей, но я по глазам вижу, что ему хотелось бы услышать кое-что еще раз. Да мне и не жалко, я ему задолжала.

– Ничего, я тебя подожду, – озвучиваю завирусившуюся фразу из мультфильма, и Ярослав расслабленно смеется. – Ты правда мне…

– Нравлюсь? Как кто? Как стажер? Мастер? Друг? Любовник? – с вызовом перечисляет он. – Как кто, Яся?

– Как ты.

– Все еще ничего не понятно, – показательно морщится он.

– Какой же ты вредный. – Я возмущенно закатываю глаза, но это уже дурашливый флирт, а не серьезный разбор полетов.

– Помнится, ты сама просила меня быть таким, каким сам захочу. Уже передумала?

Его ладони опускаются на мои бедра, а затем забираются под футболку, обхватывая талию. Я смущенно опускаю ресницы, ощутив, как мой ментальный возраст уменьшается до шестнадцати лет, когда ты оказываешься перед мальчиком, по которому сходишь с ума, и каждую клеточку тела колотит от того, как сильно ты влюблена.