Откидываюсь на спинку стула, заливисто рассмеявшись. Ясмина тоже хихикает, но как-то вымученно. Ее все же коробит что-то, и это не мое присутствие.
– Что он тебе сделал?
– Много чего, – размыто отвечает она. – Как, вероятно, и я ему.
– В этом и суть отношений.
– Наверное.
Тема острая, и я принимаю решение оставить ее, чтобы не расстраивать Ясмину еще больше. Ей не нужна исповедь. Не сейчас и не со мной. Здесь что-то другое, похоже, та самая проверка. И проверяет на прочность Ясмина не меня, а себя. Вот в чем соль. Она ерзает в кресле, густые черные волосы соскальзывают с ее плеча, и я отмечаю еще одну любопытную деталь. Шея, ключицы, руки… кожа чистая, за исключением нескольких темных родинок.
– У тебя нет татуировок?
– А что? Так я не похожа на тату-мастера?
– Я видел твои работы. Сомневаться в твоем мастерстве глупо.
– Спасибо, это приятно.
– Так почему?..
– Боли боюсь. – Она скрывает взгляд за опущенными ресницами.
– Ложь.
Уголки ее губ вздрагивают, но это не улыбка, скорее нервный спазм. Я наконец попал в цель, только удовольствия это не приносит.
– Извини. Я не…
– Ничего, – отвечает она и сонно моргает. – Скажи мне лучше вот что, Ярослав. Раз уж мы сегодня с тобой так близки, что ты даже согласился одолжить мне свои носки… Почему в баре со мной говорил только бармен? Что не так? В чем я прокололась?
– Не думаю, что дело в тебе.
– Как это?
– Ну-у-у… многие парни просто боятся подходить к девушкам. Знаешь, что сказал мой друг, когда тебя увидел?
– Что? – Ясмина с предвкушением подбирается.
– Я ее не потяну.
– Какая глупость.
– Нам непросто так же, как и вам. Никто не хочет чувствовать себя идиотом. И никто не любит отказы.
– Бабушка говорит, что женщина всегда решает. Она выбирает мужчину, а не наоборот. Но что делать, если никто не выбирает ее?
– Это не твой случай.
– Сегодняшний вечер доказал обратное.
– Всего лишь вечер.
– Всего лишь вечер, – вздыхает она и снова укладывает голову на ладонь.
– Тебе лучше лечь спать, – говорю я серьезно. – Уверена, что не хочешь поехать домой?
– Абсолютно. Изоляция сейчас – мой вариант.
– Родные не будут волноваться?
– Я уже достаточно взрослая, чтобы не ночевать дома.
– Хорошо, – произношу я и поднимаюсь. – Запри за мной дверь.
Шагаю к выходу, позади раздаются тихие шлепки босых ног. Знаю, что мне уже точно пора, но… Останавливаюсь и разворачиваюсь, Ясмина приподнимает голову и скромно улыбается.
– Спасибо, Ярослав. За помощь и… и за ложь тоже.
– А хочешь правду? – Наклоняюсь к ее лицу и тянусь к уху, вдохнув сочный и пряный аромат духов. – Если бы и у меня была мексиканская амнезия, то я бы сейчас не ушел.
Прохладная ладонь опускается на мое плечо, а к щеке прижимаются теплые и мягкие губы, чуть прихватив кожу. Закрываю глаза под натиском нежности и чувственности, которых слишком много в этом невинном поцелуе.
– Ох уж эти принципы, – шепчет Ясмина и медленно отстраняется. – Ступай, рыцарь. Еще столько принцесс заперты в башнях.
Смотрю в черные глаза. В них столько разочарования, столько мольбы. Обхватываю ладонями лицо Ясмины и чувствую, как обмякает ее тело.
– Яся…
Слезы бегут по ее щекам, и я стираю их большими пальцами.
– Ты невероятная. Сильная, смелая, веселая…
Она морщит лоб и поджимает губы, а я все продолжаю:
– Боль пройдет. Правда. Когда-нибудь, когда ты сама захочешь, когда будешь готова. И у тебя будет выбор, будет все что нужно. Тебе не обязательно испытывать себя, не обязательно проверять. Это за тебя должны сражаться, а не с тобой.
– Красиво. – Ее шепот рассыпает мурашки по моим рукам.
– Как и ты.
Ясмина подается вперед, совсем немного, но я замечаю. Это жажда ласки, тепла, любви. Такие по-человечески земные желания, которые хорошо мне знакомы. Быть с кем-то, для кого-то, чувствовать себя нужным, желанным, особенным. Наклоняю голову еще ниже и ловлю губами ее губы, которые податливо отвечают на поцелуй. Колючки принципов пронзают кожу, но исчезают так же быстро, потому что Ясмина обнимает меня за шею и приподнимается на носки.
Опускаю одну руку на ее поясницу, второй зарываюсь в волосы на затылке, углубляя поцелуй. Шумное дыхание заполняет комнату, кровь в венах бежит быстрее. Я прекрасно понимаю, что целует она сейчас не меня. Этот поцелуй для кого-то другого, возможно, определенного, а возможно, еще незнакомого. Но это неважно, мне не впервой. И это не делает поцелуй хуже. Ей он нужен, как грелка для замерзшей души, а мне… мне просто не сложно.
– Даже жаль, что я это забуду, – выдыхает она мне в губы.
– Напомнить?
– Ни за что.
Ясмина снова прижимается к моим губам, наклоняет голову и приоткрывает рот, вторгаясь в мой языком. Крепче прижимаю ее к себе и поднимаю над полом. Мышцы на руках и спине напрягаются, ступни гудят от желания отправиться на поиски места, где мы могли бы разместиться с большим удобством. Скользкая ткань платья злит, в груди пылает ведьмовская свеча, капая горячим воском на дно живота.
«Она пьяна. Она твоя будущая начальница. Так нельзя», – одергиваю сам себя.
Осторожно опускаю Ясмину на пол. Ее руки соскальзывают с моих плеч, глаза закрыты, а от тяжелого дыхания поднимается и опадает грудь.
– Это было… потрясающе, – тихо произносит она. – Спасибо.
– Всегда пожалуйста.
Разворачиваюсь и выхожу за дверь. Дожидаюсь, когда щелкнет замок, и шагаю по пустой улице в сторону дома. Прохладный ночной ветер успокаивает пылающую кожу, городское безмолвие умиротворяет. Остается всего один волнующий вопрос. Существует ли на самом деле мексиканская амнезия? Надеюсь, что да, иначе работать вместе нам будет довольно неловко. Провожу костяшками по губам и невольно улыбаюсь.
А целуется она классно…
Глава 3
POV Ясмина
Тихонько закрываю за собой дверь и, скинув босоножки, на цыпочках крадусь к лестнице, ведущей на второй этаж дома. Прохожу мимо двери кухни, за которой гудит вытяжка, и касаюсь ладонью деревянных перил. Первостепенная цель сейчас – добраться до душа, не встретив по пути никого из родных. Я все еще помню ошарашенное выражение лица Гарика, который нашел меня утром в салоне, спящей калачиком на кресле для татуировок. Повезло, что этот добрый и понимающий бородач без проблем отпустил меня привести себя в порядок перед рабочим днем, иначе клиенты сильно удивились бы, увидев за стойкой армянскую версию куклы Чаки.
Преодолеваю первый пролет, и мне навстречу выходит мама, держа в руках корзину для белья. Ее волосы собраны в тугую косу, глаза подведены черным карандашом, что делает взгляд еще более пристальным. Миссия провалена.
– Привет, – хрипло произношу я и стыдливо опускаю нос.
– Привет, – отвечает она. – Есть будешь?
– Нет. Я в душ и на работу.
– Тогда соберу тебе обед с собой.
– Угу. Спасибо.
Мама проходит мимо, а я, тяжело вздохнув, направляюсь в свою комнату. Ребяческое чувство вины скручивает и без того напряженный живот. Надо бы подыскать себе квартиру, и как можно скорее. Одно дело гостить у родителей, и совсем другое – жить с ними, когда тебе уже давно не пятнадцать. Я уехала из отчего дома сразу после школы и совершенно отвыкла от такого количества внимания.
Бросаю пиджак на заправленную постель и стягиваю платье через голову. Кожа покрывается крупными мурашками, шея и спина ноют, ступни покалывает, а тянущая боль в висках напоминает о вчерашнем загуле. Это ж надо было… и где я только текилу нашла? В очередной раз напрягаю память, но последнее, что помню отчетливо, – бар. Затем черная дыра и грубый бас Гарика, разбудивший меня. Надуваю щеки, медленно выпуская воздух через расслабленные губы. Черт с ним! По горькому опыту знаю, что иногда лучше не пытаться вспомнить то, что уже забыто. Главное, чтобы эти воспоминания сами меня не нашли. Надеваю хлопковый халат, достаю из шкафа чистое белье, легкие брюки и свободную белую футболку и отправляюсь в ванную. Прохладный душ бодрит, но совсем немного, недостаточно. Хорошо, что у меня сегодня нет записей на сеансы тату и пирсинга.