– Да. Еще у меня есть новый друг Ярослав, – пафосно соглашаюсь, выделив интонацией самое важное.
– Друг?
– Угу, – многозначительно мычу я.
– Ты ему нравишься, – режет без ножа Карина.
– Не я. Его сердце, оказывается, уже несвободно.
– Кто тебе такое сказал?
– Он.
– Странно. – Карина задумчиво отводит взгляд.
– Вообще нет. Он молод, горяч. Наверняка там какая-то сногсшибательная однокурсница, у которой мозгов еще маловато для того, чтобы оценить, какой бриллиант она заарканила.
– Считаешь его бриллиантом?
– А ты нет? Он классный парень.
– Так забери его себе.
– И что мне с ним делать?
– Серьезно, Ясь? Ну хочешь, я тебе «Пятьдесят оттенков серого» включу?
– Фу, пошлячка! – смеюсь я. – Ему всего двадцать, я не стану…
– Ты так говоришь, будто тебе самой сорок!
– Морально мне уже все шестьдесят!
Из прихожей доносится клацанье дверного замка, а после веселый голос отца:
– Девочки-и-и! Вы дома?
– Да! – отвечаем с Кариной хором и выглядываем из-за спинки дивана.
В широком проеме появляются родители. Мама держит в руках внушительную керамическую кастрюлю, а отец – любимую женщину, обняв ее за талию.
– Давно вы вернулись? – спрашивает папа, глядя на нас по очереди.
– Пару часов назад, – отвечает Карина.
– И как прошло?
– Отлично! – звонко отзываюсь я.
Родители обмениваются скептическими взглядами, и сестра мигом приходит на помощь:
– Она не врет. Вела себя хорошо, даже улыбнулась шесть раз.
Толкаю ее локтем, и она дурашливо разводит руками.
– Бабушка передала голубцы. Есть хотите? – спрашивает мама.
– Да! – снова отвечаем с сестрой в один голос.
После ужина, за которым я делюсь с родными последними новостями, все обитатели нашего дома разбредаются по своим делам: мама выходит в сад поливать клумбы, Карина поднимается в свою комнату болтать по телефону с Владом, папа остается на кухне мыть посуду, а я выхожу на террасу, чтобы проверить, как дела в студии, и продолжить просмотр квартир.
Усаживаюсь в кресло-качалку, глядя на пурпурное небо с полупрозрачными пушистыми облаками, и улыбаюсь непонятно чему. Неужели и правда отпускает? Неужели мне снова хочется поверить, что все будет хорошо? И мама, и отец отреагировали на новость о подаче заявления спокойно, даже одобрили мое желание переехать и жить отдельно. Удивительно, насколько проще становится жизнь, когда ты сам перестаешь ее усложнять.
Быстро переговорив с администратором Дашей и выслушав ее отчет о двух прошедших днях в студии, открываю приложение с объявлениями и вижу заветный значок о новом сообщении. Сердце взволнованно колотится, взгляд скользит по строчкам.
«Здравствуйте. Да, еще актуально. Завтра в обед вам будет удобно приехать на просмотр?»
Набираю ответ и прижимаю мобильный к животу, откидываясь на спинку кресла. Я еще никогда не жила одна. Сначала рядом была семья, потом Сережа. Мы с ним долго выстраивали общий быт, притирались, учились сосуществовать бок о бок. В совместном проживании куча сложностей, внутренние часы у всех разные, как и привитые родителями привычки. Я, например, спокойно могу просыпаться около семи утра, люблю неторопливо завтракать и никогда не оставляю посуду в раковине. А вот Сережа дрыхнет до последнего, наводит кавардак на кухне и никогда… никогда за собой не убирает, если не попросить его об этом меньше десяти раз. Сначала это казалось мне нормальным, ведь ухаживать за своим мужчиной более чем естественно, но потом, спустя несколько лет, когда мы оба уже работали, его неряшливость превратилась в повод для ссор. Он, конечно, нашел, чем мне ответить. Все время бесился из-за того, что я оставляла принадлежности для рисования на кухонном столе, из-за сериалов, которые я включала на фоне, пока занималась другими делами, ведь они мешали ему залипать в телефоне.
Глубоко вдохнув, прогоняю воспоминания. Не хочу больше думать об этом, устала анализировать. Мы не справились. Оба облажались. Это уже данность, нечего в ней ковыряться. Еще раз просматриваю фото квартиры, что запала мне в душу, и уже представляю, как буду засыпать на этой огромной кровати, сидеть за круглым кухонным столом на милом желтом диванчике, принимать двухчасовые ванны с маслами, слушая громкую музыку. Ценник, конечно, на эти хоромы больше, чем я планировала, но это ничего. Потороплю Сережу с продажей машины и смогу со всеми рассчитаться. А когда продастся квартира, подумаю уже и о своей недвижимости. Может, возьму небольшую студию в новостройке или даже рассмотрю ипотеку на вторичку. Гордость урчит в груди. Надо же, я думаю как настоящая взрослая.
За спиной слышится шорох открывающейся двери, папа выходит на террасу и спускается в сад, тепло мне улыбнувшись. Он направляется к маме, которая стоит у клумб со шлангом в руках, останавливается рядом и обнимает ее со спины, заставляя звонко рассмеяться. Тяжесть падает на грудь, и я отвожу взгляд, рассматривая густую крону соседской черешни, возвышающуюся над забором. Да, я думаю, как настоящая взрослая. Одинокая взрослая. И я знаю, что в моей ситуации это правильно, но частичка души, та самая маленькая романтичная девочка, которая всегда мечтала о счастливой семье, обиженно топает ногами и стучит кулаками. В моем браке было много и хороших моментов, те, за которые я его любила. Долгое валяние в постели по выходным под глупые телешоу, сюрпризы, которые Сережа устраивал мне на праздники с шарами и хлопушками. Совместные походы по магазинам после зарплаты, разговоры по душам летними ночами с распахнутыми настежь окнами, поцелуи в полудреме, когда кто-то из нас задерживался на работе. И все эти крошки были ценнее, чем любые бриллианты. Они наполняли жизнь смыслом и радостью, до тех пор пока не зачерствели. Пока мы с Сережей не зачерствели.
– Ясь, – зовет меня папа, и я поворачиваю голову, заметив его рядом. – Все хорошо?
– Да, – спокойно отвечаю я.
– Что там с квартирами?
– Поеду завтра в обед смотреть одну. Ту, про которую говорила.
– Отвезти тебя?
– Нет. Я сама.
Папа заводит руки за спину, и это немного настораживает. Похоже, он собирается сказать что-то неловкое.
– Ты ведь знаешь, что я горжусь тобой?
– Конечно.
– Но ты все еще моя дочь и всегда можешь рассчитывать на мою помощь. До самой смерти.
– Ты чего, умирать собрался? Бабуля тебе новый диагноз поставила по цвету лица?
Отец хрипло смеется и потирает щеку, на которой видны несколько коричневых точек пигментных пятен, которые в прошлом году бабушка Ульяна окрестила раком кожи.
– Нет, сегодня она была в хорошем настроении.
– Правда?
– Да, я и сам удивился.
– Злата замуж выходит? – предполагаю я, потому что нашу бабушку можно порадовать только двумя вестями: «скорой» свадьбой одной из внучек или правнуками.
– Я об этом ничего не слышал, но… у нее в гостях вчера была Мирослава Генриховна.
– И что эта старая ведьма ей снова предсказала?
– Яся! – шутливо прикрикивает отец. – Нельзя ее так называть!
– А то что? Проклянет? – хихикаю я.
– Ну а вдруг.
– Мне уже не страшно. Выкладывай, что за радости нас ждут?
– Пророчат тебе «скорую» свадьбу с пополнением, – осторожно проговаривает отец, чуть втянув голову в плечи.
– О боже… опять?! Есть же еще три внучки! Почему всегда я?!
– Не заводись, – ласково просит он. – Я просто решил предупредить. Бабушка собирается навестить нас в конце недели, хочу, чтобы ты была готова.
– И я буду во всеоружии на другом конце города! – недовольно выпаливаю я.
– Ясь, ты же знаешь, она просто волнуется.
– Знаю, – вздыхаю я и нервно качаю ногой, глядя, как мама уверенно поливает уже не клумбу, а забор. – Как и вы все. Но я не могу за пару недель снова выйти замуж только для вашего успокоения, как бы сильно мне этого ни хотелось.