— Зачем вас вызывали? — поинтересовался он.

— Проверить, есть ли у меня совесть.

— Ну и как, выяснили?

— Выяснили. Но об этом, оказывается, вам говорили еще вчера.

Халиков молча пошел к двери, так печатая шаг, что, казалось, хотел пробить пол.

После его ухода я еще долго сидел в скверном настроении, не в силах взяться за работу. Не выдержав, направился к Салимджану-ака: очень уж одиноко почувствовал себя. Полковник встретил меня обычным приветствием: «Слушаю вас, товарищ младший лейтенант». Я не заставил долго себя упрашивать, рассказал об инциденте с Халиковым — все как есть. Наставник мой, известно, человек рассудительный: выслушал меня даже с каким-то безразличием, а потом улыбнулся и сказал:

— Хочу напомнить тебе нашу старинную восточную притчу. Ну, да ты ведь не так давно еще пионером был, читал ее, наверное, в прекрасной обработке известного детского поэта Маршака. Помнишь, как старик и мальчик поехали на осле?.. Как без конца пересаживались, помнишь? Так вот, не надо уподобляться тому старику, свое мнение нужно иметь, а не угождать кому попало. И мы все, и райком тебе доверяем. Так что будь самостоятельным, больше уверенности в себе!

Тут опять дверь открылась и на пороге появилась наша секретарша. И что это она сегодня словно преследует меня!

— Товарищ Кузыев, тут давно вас ожидает какая-то девушка! — и громко захлопнула дверь, словно обозлилась на меня за что-то.

— Девушка? Какая девушка? — спросил Салимджан-ака, точно хотел сказать: «Ого, да тут, я вижу, дела назревают серьезные!»

— Сноха ваша, вроде, припожаловала… — пошутил я, стараясь скрыть смущение.

В приемной… — во сне это или наяву?! — сидела… Фарида! Та самая Фарида, которая часто снилась мне с целой миской пельменей в руках, Фарида, которая появлялась перед моими глазами каждый раз, когда бабушка начинала приставать с требованиями поскорее жениться! И вот она сама пришла проведать меня!

Ох, Фарида! Как она повзрослела, похорошела, румянец во всю щеку, — в общем, расцвела Фарида, как цветок. Говори же что-нибудь, Хашим, ведь это Фарида! Пришла проведать тебя!

— Хашим-ака, вы меня не узнали?

Какой у нее мягкий, нежный, ласкающий слух голос!

— Узнал, как не узнать, — ответил я. — Просто смотрю на вас так потому, что удивляюсь, почему вы пришли без пельменей…

— Ой, всегда-то вы шутите! — Фарида опустила глаза.

Я провел девушку в свой кабинет, усадил на диван. Сам опустился рядом. Воцарилась неловкая тишина. Странно, никогда я не был таким косноязычным, застенчивым, а теперь краснел и смущался как красна девица. Я чувствовал, что смущены мои руки, ноги, даже нос. Руки противно дрожали, и я испугался — еще подумает красавица, что я пьющий… Ко всему прочему нос покраснел и стал потным — так обычно бывает, когда я очень волнуюсь. Так бы и взял сейчас нож и отхватил его… А вьющиеся волосы Фариды такие мягкие, шелковистые… И одета со вкусом: голубой джемпер и юбка под цвет. О, это прекрасная девушка, таких нет нигде, ни в нашем кишлаке, ни во всем мире!.. Да, но надо же, наверное, что-нибудь сказать ей?

— Я… я пришла к вам с просьбой… — Хорошо, Фарида начала разговор сама.

— Что бы вы ни попросили… кхм… — Проклятый кашель!

— Мы готовим праздничную стенгазету… А вы ведь пишете стихи…

— Стихи? Разве?

Вот оно в чем дело! В бытность «сумасшедшим» я и вправду накатал несколько шутливых строчек, чтобы посмешить Фариду, и, следует признаться, прихвастнул малость, что запросто строчу стихи. Кое-что я тогда так и не успел прочитать девушке. Может быть, воспользоваться этим сейчас?

— У меня как раз есть одно стихотворение, посвященное вашей благородной работе. Послушайте, может, подойдет?

Фарида звонко засмеялась.

— Об-бо, Хашим-ака, вам бы не в милиции, а в цирке работать.

Польщенный, что мое скромное творение понравилось, я тоже хохотнул.

— После свадьбы непременно перейду в цирк.

При этих словах взгляды наши встретились и, честное слово, произошло какое-то электрическое явление. Во всяком случае, искры были; и нам опять стало неловко. Так мы просидели еще немного, уже не глядя друг на друга, чтобы снова не вызвать короткого замыкания.

— Пойду я, Хашим-ака… — сказала Фарида, еле заметно вздохнув.

— Я вас провожу, — вскочил я с готовностью, хотя вовсе не желал, чтобы она так скоро ушла.

Прошли коридор, вышли на улицу. Мой несчастный язык опять отключился начисто. А встречные только и знали, что пялили на нас глаза да острили каждый по-своему:

— А-а, красавица, попалась в руки милиции!

— Товарищ младший лейтенант, эта девушка — грабительница, вчера она выщипала в нашем саду целый пучок усьмы![15]

— Не переживай, девчонка, так и быть сообщу твоим родителям, куда ты попала.

— Ай-яй-яй, говорили ведь тебе, милочка, не носи короткие юбки — худо будет. Вот тебе результат — в милицию попала.

В другое время я бы достойно ответил на эти шуточки, но теперь я был по-прежнему нем, застенчивость заковала меня в железные латы. Ко всему, я почему-то еще то и дело оглядывался назад, будто боялся погони.

Как известно, всему приходит конец: мы приблизились к дому Фариды. Она, оказывается, живет совсем недалеко — в самом начале нашей улицы. Отец ее работает директором мелькомбината.

Обратно я не шел, а летел. Хотелось петь, плясать, обнимать, целовать прохожих. Впереди меня катился малыш, слегка отставший от матери. Я подбросил его высоко в воздух и расцеловал.

— Ты понимаешь, братишка, я сегодня видел Фариду!

Но где ему понять!..

В райотделе творилось нечто невообразимое. Кто-то куда-то несся, сломя голову, надрывались телефоны. Дорогу мне загородила секретарша.

— Товарищ Кузыев, — сказала она, — Адыл Аббасов бежал из тюрьмы.

— Вот и хорошо! — воскликнул я, не в силах вникнуть в суть этого сообщения.

— Да вы в своем уме?! Я говорю, бежал главарь шайки Адыл Аббасов!

— Можете меня поздравить, — протянул я руку Лиляхон.

— Вы его поймали?

— Фарида сегодня приходила ко мне!

Секретарша несколько минут молча смотрела на меня, потом, бросив: «Не зря, видно, он попал в сумасшедший дом!» — повернулась и ушла. Я смотрел ей вслед и все еще бессмысленно и радостно улыбался, как пьяный. Да, я в самом деле был пьян. Пьян от любви.

Дознание по делу шайки Адыла Аббасова вел майор Халиков. Он прославился на всю область тем, что с давних пор вел самые запутанные, сложные дела, играючи справлялся с самыми отъявленными рецидивистами, слыл справедливым и твердым. Про него говорили так: «Лучше в руки Халикова не попадать, а коли попал, то знай, что все равно вину признаешь.» И вот Адыл-баттал, при всем при этом, как видите, сумел выскользнуть из его рук.

Вот как все произошло. Халиков вел допрос Аббасова, своими каверзными, глубоко продуманными вопросами загнал преступника в угол — тому оставалось лишь «расколоться». Вдруг открылась дверь и кто-то позвал Халикова к телефону: «Товарищ майор, вам звонят из райисполкома». «Пусть перезвонят сюда», — ответил майор. «Я так и сказал, а на меня наорали. Идите разберитесь сами». Следователю пришлось запереть Аббасова в кабинете и идти к телефону. Здесь он безтолку проговорил минут десять с каким-то типом, который под конец крикнул: «Если вы не выполните плана по сдаче шерсти, будете отвечать головой!» и повесил трубку. После этого нелепого разговора Халиков тотчас позвонил секретарю председателя райисполкома и спросил, кем работает у них Равшанов. «Такой человек у нас вообще не работает!» — был ответ. Сердце Халикова сжалось в предчувствии беды, и он кинулся в кабинет. А беда, действительно, произошла. Преступник ушел через окно, оставив на столе следователя записку: «Бог даст, тебя с Атаджановым вместе сам провожу в могилу».