Хитер швырнула коммуникатор на стол. Он жалобно пискнул и выкинул вертикальную голограмму с рекламой зубной пасты.
– Да чтоб тебя!
– Детка, это просто очередная новость, – я выключил рекламу. – Не последний труп на нашем веку… Что? – Я поймал ее укоризненный взгляд. – Репортёр должен быть циником!
Хитер покачала головой, а я наконец позволил себе улыбнуться.
– И всё-таки, как они узнали? – спросила она задумчиво.
Я пожал плечами.
– А как обо всём узнаю я?
– Думаешь, там есть свои инсайдеры, настолько готовые рисковать должностью?
Хитер закуталась в халатик и прижалась спиной к стене, куда была встроена труба отопления.
– Скорее всего. Причём не бесплатные. Один из их репортёров пытался мне заплатить.
Хитер округлила глаза.
– Да брось!
Я пересказал ей разговор с Моутером. Хитер выслушала, задумчиво глядя в одну точку. Признаться, Моутер – это последнее, что мне хотелось обсуждать. Есть такие люди, на которых жаль тратить мысли, не говоря уже о словах и времени.
– В общем, скотина, – резюмировал я.
– Скотина с деньгами, – задумчиво отозвалась Хитер. – Видимо, они получают больше, чем тратят на подобные сделки.
Я усмехнулся.
– Ты бы хотела так же?
– Ник, – она вздохнула. – Деньги нужны всегда. Если я скажу, что мне всё равно, я совру. И ты прекрасно это понимаешь. Но это меня огорчает, не более. Я отдаю себе отчёт в том, где и как работаю.
Я закусил губу.
– Было бы круче, если бы Хоук разрешил нам выдвинуть эту версию с мулдаси, – отозвалась она.
Я задумался.
– Не знаю, детка, – я хлебнул чаю. – Если спросишь меня, то я считаю, что всё это притянуто за уши.
– Почему?
– Во-первых, это было так давно, что неизвестно, там ли они ещё. Во-вторых, цыгане не дураки. В прошлый раз они де-факто развязали гражданскую войну, но их самих чуть не перебили. Думаешь, они бы стали снова рисковать, пролезать за Стену и устраивать непонятные диверсии? И ведь если бы они убили кого-то важного, я бы понял, но двадцатилетняя девочка… – я покачал головой. – Глупости.
– Но у Хоука есть причины так считать?
Я поморщился и отвёл глаза. Я не был уверен, что хочу говорить об этом прямо сейчас. Есть мысли, которым лучше отбывать пожизненное где-нибудь на задворках памяти.
– Да. Личные, я бы сказал. Печальный опыт и главный аргумент – магия крови. Но мулдаси – не единственные, кто ей могут владеть. Смерть от магических всплесков – не такая уж редкость. Сколько раз эффекты срабатывали, как динамит? Сто раз? Сто тысяч раз? Может, у девчонки все же были скрытые способности – кто знает, где она могла эту ерунду подцепить? Может, напоролась на какого-нибудь магика-ублюдка. Может, нашла артефакт – у неё, кстати, было какое-то странное украшение, и никто так и не сумел понять, из чего оно сделано. Да все что угодно может быть правдоподобнее, чем цыгане. Нет повода.
Хитер посмотрела на меня задумчиво.
– Знаешь, – вдруг неуверенно сказала она, – отчасти я понимаю Хоука.
– Порой преступнику не нужен повод, Ник, – пожала плечами Хитер, вставая.
Я опешил.
– Что, прости?
– Ты опытный репортёр, ты знаешь, что не всегда всё сводится к четкому мотиву. Жизнь вообще не знает слова «сценарий».
Надо же, но на этот раз её похвала оставила меня равнодушным.
– Дастин как-то сам сказал: сегодня пятьдесят процентов преступлений совершаются из-за денег, сорок – из-за ревности, девять – из-за глупости. Остальное – из-за принципов и самозащиты, и приходится оно на подобных Нику Мерри хороших парней. Поэтому я и не верю в эту теорию. У мулдаси сейчас нет ни единой мотивации устраивать ещё один террор. Даже у такого хобби, как убийство должна быть причина, – не унимался я. – Месть, ненависть…
– Или психопатия, – ввернула Хитер, наливая чай. – И другие психические заболевания. Например, нездоровое желание доказать свою правоту, бороться со всем миром за собственные идеалы.
– Или та… Постой, ты что, меня имела в виду?
Хитер хмыкнула.
– Не надо так шутить, – буркнул я.
– Тебе надо было идти в адвокаты, Никки.
– Я их не защищаю, Хитер, – я немного разозлился. Ну как она не поймёт? – Я говорю о том, что убийство какой-то девчонки для горстки цыган, пытающихся выжить на пустоши, просто нерационально. Раньше убийства были массовыми, показательными, и имели вполне понятную причину! А вот это вообще похоже на какое-то недоразумение.
Хитер покусала губу. Это меня немного отвлекло.
– Ладно, – я вздохнул. – Хоук следователь, а не я, ему виднее. Закончит, там и будем решать, кого казнить, кого миловать. – А сейчас…
– Главное, чтобы у него это не заняло слишком много времени. Иначе эти стервятники могут снова увести у нас…
Я поморщился.
– Детка, мы правда так сильно хотим говорить о работе прямо сейчас?
Я подошёл к ней и обнял за талию, слегка прижав спиной к кухонной тумбе.
– Я могу говорить о работе всегда.
Она ткнула меня пальцем в нос. Терпеть этого не могу, но Хитер я этого никогда не скажу, иначе запретит мне делать то же самое с ней.
– Может, изменим традиции? Я хочу найти твоим губкам другое применение. Помнишь, что ты обещала мне утром?
Я резко подхватил её на руки и закружил по кухне. Хитер засмеялась, обхватив меня коленками, а у меня внутри точно отпустили натянутую до предела резинку. Нервное напряжение не замечаешь ровно до того момента, пока организм не решит расслабиться. С Хитер у меня это получалось мгновенно. Я усадил её на стол и, помедлил одну только секунду – взглянуть ей в глаза.
– Что, прямо здесь? – тяжело дыша, спросила Хитер, когда я добрался с поцелуями до её уха.
Не отрываясь от дела, я пожал плечами. У нас бывало всякое, но в этот вечер мне хотелось чуть большего, чем развлечение на кухне, поэтому я снова подхватил Хитер на руки и направился в спальню. Она всегда смеялась, когда я таскал её на руках. Ей было неловко, я же, напротив, испытывал отдельный вид блаженства – она была со мной, касалась только меня, улыбалась только мне. И, чёрт возьми, никуда не могла деться из моих объятий!
Ещё громче она захохотала, когда я в темноте врезался в угол на повороте из кухни.
– Никки, что ты творишь?!
Хитер покрепче обхватила меня коленками. От её улыбки хотелось дышать ещё глубже и чаще. Полумрак, задернутые шторы мерцали в такт бушующим за окном молниям. Я опустил Хитер на кровать и приступил к избавлению самого прекрасного, что могла создать природа, от нелепых человеческих штучек вроде халатиков и нижнего белья.
– Сама или помочь? – шепотом спросил я, расстёгивая рубашку.
Даже в темноте я увидел, как она улыбнулась и закусила губку, потянулась к пуговицам. А через пару секунд опять захохотала: я запутался в руках и рукавах.
– Ты невозможен! – она тихонько посмеивалась, пока я неуклюже расправляюсь со своей одеждой.
Может, я и смутился бы, но это были цветочки по сравнению с тем, что порой происходило в этой комнате.
– В следующий раз надену что-нибудь полегче. Например, ничего, – я, наконец, добрался до кровати, снова обнял Хитер, притянул к себе и прижался губами к её шее.
Да, бывают те, кто не теряет время, но мне всегда казалось, что те несколько минут, наполненные приятным тяжёлым и прерывистым дыханием, прикосновениями и поисками ещё не покрытых поцелуями дюймов тёплого тела, приносят не меньше, а то и больше удовольствия. Как ночь перед днём рождения, как ощущение весны, когда впереди – каникулы. Приятное ожидание, лишённое первобытных инстинктов – только желание подарить друг другу то, что стоит между нежным первым чувством и звериной страстью.
Я провёл губами по её груди, взял Хитер за руку, переплетя её пальцы со своими. Я, конечно, терпеливый, но не настолько.
– Никки… Подожди… – прошептала она, тяжело дыша.
– Кого? – невнятно пробормотал я.
Она снова замолчала, продолжая тихонечко постанывать. Я же…