– Да, приблизительно тогда мы с Леной заметили, что она всё время расспрашивает, когда вы приедете. За неделю не отходила от зеркала, примеряла все наряды, а когда вы приезжали, первая бежала встречать. Ты дарил ей шоколадку и больше не замечал. Она сильно обижалась, и мы успокаивали её, что, мол, когда она подрастёт, ты обязательно полюбишь её. Вы росли, ты стал приезжать с компаниями, с девушками, и тогда она запиралась в своей комнате и плакала. У нас с Леной сердце разрывалось… Но по-настоящему мы всполошились после того футбольного матча. Помнишь игру между местными и дачниками?

– Что-то такое припоминаю.

– Ну вот, для тебя это «что-то такое», а у нас, хотя прошло пять лет, до сих пор твои голы вспоминают. Ты тогда был на самом пике формы. Играл в дубле, но Дед Маслов тебя уже и в основу «Динамо» выпускал.

– Ты знаешь, Гарик, я не люблю вспоминать свое футбольное прошлое. Да и при чём здесь Лика?

– А при том, – Гарик залпом выпил полстакана водки и, не закусив, продолжил: – Мы к этому матчу целый месяц готовились…

Рассказ Гарика оживил в Пашиной памяти подробности той истории.

Лето. На стадионе собрался весь город. Матч между жителями Остра и владельцами дач. Принципиальное сражение для первых и развлечение для вторых. Паша – на тот момент почти профессионал на подступах к основе «Динамо» – уже в первом тайме забил местным три гола. Остёрские приуныли. Увидев это, Павел взял у судьи мегафон и на весь стадион объявил: «Я хоть и дачник, но вырос в вашем городе и второй тайм буду играть за местную команду». К концу игры он сравнял счёт. Весь стадион встал и аплодировал ему.

– …Когда прозвучал финальный свисток, – продолжал Гарик, – Лика подбежала к тебе с цветами, обняла и поцеловала. Ты приподнял её и расцеловал в обе щёки, – таких подробностей Паша уже не помнил. – Со стадиона тебя местные вынесли на руках. А твой третий гол в ворота дачников, метров с двадцати, обсуждают у нас в пивной по сей день…

– Ну и что, расцеловал ребёнка, ей тогда было лет десять-одиннадцать.

– Двенадцать. Ты через минуту забыл об этом, а она прибежала домой и объявила Лене: «Мама, он в меня влюбился». Лена серьёзно ей ответила: «Может быть, но у него уже есть девушка – Наташа. Как же быть с ней?» Ну, ты же знаешь Лику: она только ногами затопала: мол, забудешь ты эту рыжую. С этого дня спокойная жизнь для нас с Леной закончилась. Лика выписала все спортивные журналы. Вырезала любую заметку, где упоминали тебя. Стала ездить на игры в Киеве и даже на тренировки. Но чёрный день для нас наступил тогда, когда спартаковский костолом, как его, не помню…

– Агеев, – подсказал Паша.

– Да-да, Агеев разнёс вдребезги твоё колено. Лика была на трибуне, и, когда тебя выносили с поля на носилках, она к тебе через толпу побежала.

Память Платова нехотя распечатывала подробности тех событий, которые он старательно прятал от себя. Колено отозвалось тупой болью. Душа наполнилась тревогой: прошло много лет, а пережить, перестрадать ту историю до сих пор не получалось. Тяжёлая травма навсегда закрыла для Павла путь в большой спорт, разрушила его мечты и планы на будущее…

– У тебя был болевой шок, и ты, конечно, этого не помнишь. Ты был почти без сознания и только твердил: «Неужели это конец?»

Гарик не мог знать подробностей того, что случилось дальше после этой травмы. А то, что знал, в его пересказе звучало как-то мелко и неубедительно. Не понимал он и логику действий дочери: в глазах отца она выглядела просто одержимой. Но сам Павел гораздо позже по откровенным беседам с Ликой восстановил картину последовавших событий почти во всей полноте.

Травмированного Платова увезли со стадиона на операцию. Лика, соврав родителям, что останется у подруги, всю ночь просидела под окнами спортдиспансера. Наутро, убедившись, что в ближайшее время её не пустят к Павлу, собралась уходить, когда у дверей диспансера резко затормозила «Волга». Из неё выскочила Наташа, на ходу застёгивая кофту, и, чуть не сбив Лику, бегом бросилась в палату. Лика посмотрела ей вслед и, сжав зубы, процедила: «Даю тебе ещё три года».

С того момента девочку будто подменили. По словам Гарика, всегда радостная и весёлая, она в один день превратилась, что называется, в синий чулок.

Сразу после возвращения домой Лика отправилась в Чернигов и, ничего не говоря родителям, договорилась с преподавательницей тамошнего пединститута брать уроки английского языка. Затем, переговорив со знакомым филологом, выкатила отцу список книг, которые он должен был достать: Хемингуэй, Фицджеральд, Стейнбек, Сэлинджер, Маркес, Дос Пассос, Аксёнов, Вознесенский, Евтушенко, Платонов, Некрасов (но не тот), Булгаков и ещё два десятка. Гарик жаловался, что достать всё это было труднее, чем пару женских кожаных костюмов и с полдесятка мохеровых свитеров.

Лика всегда неплохо училась, но тут пошли сплошные пятёрки по всем предметам. Казалось бы, радуйся, да и только. Но родители понимали, что это какой-то надлом. Какой-то нездоровый фанатизм.

Ну а добила она их, когда однажды явилась домой без своих роскошных кос, подстриженная под мальчика. Лена хлопнулась в обморок. Гарик тоже не выдержал. Схватил её за плечи, начал трясти и кричать: «Ты уже сама сходишь с ума, ещё и нас с мамой хочешь свести в могилу. Читай уж что хочешь. Но зачем себя так уродовать?» Лика высвободилась, отошла в угол комнаты и, как будто ничего не произошло, спокойно ответила, что некогда ей утром и вечером по полчаса терять на вычёсывание и заплетание кос – и так времени ни на что не хватает…

– И протягивает мне листок, – продолжал рассказ Гарик. – Там какие-то девушки в купальниках в разных позах. Ты знаешь, Павел, у меня нервы что корабельные канаты, но тут я думал, с катушек сорвусь. Как закричал: «Что это ещё за гадость?» – «Никакая не гадость, – отвечает она. – Упражнения для правильного развития женского тела. Аэробика называется. У нас этого ещё нет, но девочки в Киеве как-то достают копии. Постарайся достать и мне, пожалуйста». Паша, я отходчивый. Сел на пол, посадил Лику рядом и уже по-доброму, по-отечески спросил: «Доченька, зачем тебе всё это?» Уткнувшись мне в плечо, она, как бы уговаривая и меня, и себя, раздумчиво сказала: «Папуль, у меня всего три года осталось, к семнадцати я должна быть красивее, умнее и во всём лучше этих киевских зазнаек. И вот ещё что, пап: бассейна у нас в городе нет, так что с завтрашнего дня я каждый день буду переплывать Десну. Подстрахуешь меня на лодке?»… В общем, постепенно мы с Леной втянулись в этот трёхлетний марафон. Ну а что из этого получилось, ты можешь теперь оценить сам…

– Недурно получилось, – Паша хотел сказать что-то ещё, но тут в дверях появилась Лена и жестом пригласила мужчин к столу.

Гарик встал, обнял жену. Глядя на них, Платов впервые осознал, какие они красивые и необыкновенные люди.

История жизни предков Пашиных друзей Лены и Гарика была действительно необыкновенна и нетипична даже для того сумбурного предвоенного и предреволюционного времени, когда великие князья, нацепив красные банты, вышагивали в антимонархических демонстрациях, а кузнец с Литейного завода, ещё вчера вступивший в какую-то прогрессивную партию, название которой он так и не смог выговорить, ковал из чугуна образ Спасителя, приговаривая: «Чтоб на века, чтоб вера не угасла».

И вот в самый канун первой империалистической на заднем пороге главного дома Остёрского поместья князей Еланских объявился довольно высокий человек, одетый в чёрный глухой сюртук с маленькой шапочкой на затылке.

Проходивший мимо слуга с удивлением оглядел необычного пришельца и поинтересовался:

– Чего угодно? И почему с заднего входа?

– А угодно мне быть принятым его высокопревосходительством, а с главного входа нам нельзя.

Лакей пожал плечами и буркнул:

– Доложу дворецкому, а там уж как енирал решит.