После этого у него получился полноценный, классный, хороший такой вздох. Как это оказывается нужно уметь дышать полной грудью! Хорошо.

И тогда он решился. Все равно до нитки мокрый, терять в этом смысле нечего, так хоть вымоется. В три недлинных шага он оказался в воде по пояс, после чего принялся яростно смывать с себя блевотину. Вокруг него по воде поплыли жирные пятна.

Оглаживая себя, внезапно понял, что карманы его пусты. Кстати, и шлема на голове тоже нет. И еще кое-чего. Интересные в этих лесах дикари водятся.

И тут ему вспомнился давешний шлем черт его знает какого размера. От этого воспоминания стало как-то не по себе.

Он оглянулся. Бородатый успел скрыться за кустами, и на небольшом кА бы пляжике, густо поросшим травой, никого не было. Отпустил, что ли? Вообще-то хотелось бы и разумно, но что-то не верится.

Вдруг ему стало тревожно. Ничего, кажется, не произошло, но спокойствия не стало. Даже не спокойствия, просто, наверное, прошло отупление.

Взмахом руки разогнав беловатую пленку на воде, Макс напился и пошел на берег. Ему столько вкололи всяких прививок, что уж от местных гельмитов он, хочется верить, застрахован. А нет… У него и без глистов впереди много проблем. Да не просто впереди, а прямо сейчас они стоят перед ним в полный рост.

Выйдя на берег, он разделся и отжал одежду, хотя, как уверяли на инструктажах, она не гигроскопична. Посмотрел бы он сейчас на тех умников, когда выдавил из своего комбеза литров пять воды. При этом он еще раз имел возможность убедиться, что его карманы девственно пусты.

Теперь, почувствовав себя несколько лучше, по крайней мере в физическом отношении, он смог заметить, что место, где он, как кажется, остался один, вполне даже ничего. Можно даже сказать идиллическое. Лесное, классически сонное озеро, высокие деревья вокруг, защищающие от прямого солнечного света, насекомые летают, травка нежная. На Земле такой лирический уголок стоит ох каких немалых денег. Он бы не прочь провести тут некоторое время, но только потом, после того, как решит кое-какие проблемы. Во-первых, где тот укушенный, которого он взял в седло. На его, получается, беду. Может, утоп? Ведь это ж надо такому случиться – сначала змея укусила, потом пулю получил, а потом еще и утонул. И все это на протяжении какого-то часа. Бурное завершение биографии. Во-вторых, надо как-то выбираться отсюда. Похоже, аборигены по отношению к нему настроены довольно мирно, только вот как они отреагируют на его желание отклонить их гостеприимство? После того, как стало известно про их каннибализм, появились сомнения, что они добрые внутри.

Макс пучком травы вытирал внутренности ботинка, перед этим разложив одежду на солнце, когда из-за кустов появился давешний бородач. Что-то крикнув, он энергично замахал рукой, явно призывая.

– Ага, щас, – пробормотал Макс. – Все брошу…

И начал одеваться, не выпуская из головы воспоминание о каннибализме. Утешало только одно соображение, что, может быть, это племя подобными гастрономическими извращениями не страдает. Тех-то майор в капусту порубал. Если не врет. В любом случае он не собирался идти куда бы то ни было голышом. Уж такой-то помощи они от него не дождутся. Он им не волшебная капуста, которая сама себя раздевает и сама же в котел прыгает.

Мокрая, потяжелевшая одежда липла к телу, рукава и брючины словно сузились, руки-ноги протискивались в них с трудом, так что бородач уже успел подойти почти вплотную, а он все копался, от суетливой торопливости, за которой скрывался страх, делая все медленнее, чем мог бы. Бородач, остановившийся в нескольких шагах, смотрел и не торопил, с любопытством естествоиспытателя рассматривая пленника. Или кого? Может, гостя? Ох, хотелось бы.

– Ну чего ты смотришь, – бормотал Макс, застегивая ботинок. – За просмотр деньги платят, а так, брат, извини, только своим и то по блату.

Болтал он больше от того, чтобы не дать разыграться страху. Его, подлеца, пока не сожрал заживо, надо в зародыше топтать, топить и забалтывать. Впрочем, топить он уже попробовал. Не свезло.

– Ну? – спросил он, справившись с обувью. – Я готов. Куда двинем? Может, покажешь мне дорогу назад? В гостях, сам понимаешь, хорошо, а дома лучше.

Абориген развернулся и опять потопал к кустам.

Черт, что там у них, гнездо, что ли? И, кстати, где остальные? Помниться, было их пятеро или шестеро. Не мешало бы и спасибо сказать спасителю. Впрочем, он готов обойтись без церемоний. Можно обменяться любезностями и заочно. Лично Макс от такого поворота событий не отказался бы.

То, что он увидел метров через двадцать после того, как они вошли в подлесок, лишило его остатков напускного благодушия и желания трепаться, пусть даже и про себя.

Не шестеро, а с десяток мужчин разной степени заросшести сидели на корточках и, словно, раздумывая, глядели в одну точку. Точкой этой служил тот самый солдат. Он был откровенно плох, но еще жив. Причем у Макса сложилось впечатление, будто только что аборигены говорили между собой, решая судьбу этого землянина, и такое складывалось ощущение, что решили. Причем не в его пользу. Присутствовало в них что-то такое, фатальное, что ли.

Макс солдата этого впервые увидел только сегодня и перекинулся с ним едва десятком слов. В иных обстоятельствах забыл бы его уже через полчаса, как это происходило много и часто в той, прошлой, земной жизни. Случайные знакомые, болельщики, поклонники, мелкие недоброжелатели, официанты, полицейские, санитары, журналисты, букмекеры, соседи по гостинице – сотни и тысячи человек, из которых вспомнить он может едва несколько десятков, а то и меньше. Но этот солдат оказался сейчас чуть ли не самым родным, самым близким человеком в мире, хотя еще несколько часов назад он Максу не сильно понравился.

И он бросился вперед с ощущением, будто он грудью проламывает стену отчужденности, отгородившую раненого от остального мира. Даже не так, не отчуждение, а приговор. Именно приговор. Этот парень, в физическом смысле еще живой, по сути был уже мертв и, наверное, знает об этом.

Подскочив к нему, Макс рухнул на колени.

– Эй, парень! Как тебя?

– Маль…

Он дышал часто и говорил с трудом, на выдохах. Да что там говорил! Еле выталкивал из себя отдельные слоги, не в силах произнести слово целиком.

– Как? Не понял.

– Георг.

– Отлично. Как чувствуешь? Дай-ка я тебя посмотрю.

Георг лежал на боку, так что перевернуть его на грудь труда не составило. Как ни странно, мокрым он не был. Не суждено, значит, утонуть. Вспомнилось: «Кому на роду написано быть повешенным – не утонет». Вспомнил и сразу же суеверно отогнал эту мысль. Тьфу, тьфу.

– Поживешь еще, – проговорил он, глядя на пропитавшую комбез кровь. Крови было много, в том числе и на земле.

Жокер не врач, по пятну количество литров определить не в состоянии, однако ж ясно, положение у парня критическое. Если только уже не перешагнуло за эту грань.

Пулевое отверстие находилось в районе правой лопатки. Осторожно оттянув набрякшую ткань, сунул в отверстие палец и попытался порвать комбез, но тот не поддался; военное ведомство порой не скупиться на качественную материю. При этом от его попытки парень тяжело, надрывно взвыл, причем в этом вопле была не только боль, но и, как показалось Максу, обреченность.

Он обернулся и крикнул:

– Нож дайте!

На него смотрели с интересом, но не более того. Как на дешевый, не очень интересный зрителям балаган, который отчего бы и не посмотреть, хотя это вовсе и не обязательно.

– Чего уставились, пеньки?! – взъярился Макс. – Ножа жалко? Нож…

Он захлебнулся криком и возмущением, не сумев закончить фразу. Нет, ну в самом деле! Тоже ведь, гады, нашли забаву, нет чтобы человеку помочь.

И вдруг, к его изумлению, ближайший к нему абориген вытянул из-за спины широкий клинок и, не вставая, метнул его. Макс испугался, подумав, что все, конец пришел. Доорался. И чего орал, не дома ведь. Кранты. Он только успел слегка отшатнуться.