– Выключи, – процедил полковник.
В других обстоятельствах он не стал бы так унижаться. Не стал бы, если б не знал одну коварную особенность этой аппаратуры; отключить ее может только тот, кто включил. Можно попробовать найти ключ самому, но это занимает слишком много времени, к тому же такие действия с его стороны не одобрит руководство. И, конечно, можно еще расстрелять. Тоже не здорово, но ведь у него даже пистолета с собой не было.
Чемпион внимательно посмотрел ему в лицо и сказал после паузы:
– Пока что я только изменю режим передачи данных. Дальше посмотрим.
Пока тот копался с аппаратурой, заслонив ее спиной, полковник зло пялился ему в шею, представляя, как придет день, когда она не удержит эту сугубо гражданскую голову, в которой вмещаются такие странные положения рабочего контракта. И еще он представлял, как кто-то там может прямо сейчас смотреть на монитор и смеяться, видя, как какой-то клоун мордует командира базы, кавалера многих орденов и полную легенду частей специального назначения. Недооценил, выходит. Кто же он такой, тренер этот, если у него с собой имеется спецкамера спутникового сопровождения? И вообще, что у него еще есть в его бауле? Жаль, что Рэм его не распотрошил. Очень жаль. Или все же заглянул? Надо будет поинтересоваться.
– Так что, Кинг, за знакомство?
– Полковник Ларусс, я же сказал.
– Ладно, пусть будет полковник. – Он достал из шкафа два стакана небьющегося стекла и со стуком поставил рядом с бутылкой. – Я жду.
– Какой интервал ты задал?
– Некрасиво, полковник. Не отвечать на вопрос – признак дурного воспитания. Поэтому я отвечу – тридцать минут. Наливать?
– Чего ты добиваешься?
– Ответов на вопросы.
Тренер ловко откупорил бутылку и разлил янтарный коньяк по стаканам такими дозами, словно это была дешевая сивуха.
– Итак, полковник…
– Господин полковник, – зло поправил Ларусс.
– Принято. Тогда – Максим Леонидович. Господин Чернов. На выбор.
Полковник вдруг понял, что у него появился полноценный объект для ненависти. Он взял стакан и отсалютовал им, после чего сквозь зубы выцедил половину. Сегодня дорогое пойло не показалось ему таким уж замечательным. Когда поставил свой стакан, увидел, что «господин Чернов» выпил свой целиком. Ну-ну.
– Зачем истязают массипо?
– В каком смысле? – удивился полковник.
Он удивился не тому, что кто-то там кого-то – это он и так знал. Удивило другое. Почему тренера в первую очередь интересует именно это. Неужто только поэтому он затеял с ним драку?
– Послушай, чемпион…
– Максим Леонидович. Или господин Чернов.
– Не нравиться быть чемпионом? – усмехнулся Ларусс, потихоньку давя на психику.
– Чемпионом, Кинг, нравится.
Проклятый тренер. Ну не поворачивается же язык называть его господином! Или этим, по длинному. И ведь запись идет.
– Ладно, господин… – Он, кажется, нашел выход из ситуации. – Господин тренер. Я объясню, тем более, что это входит в круг твоих профессиональных обязанностей. Мы все здесь находимся в состоянии военного положения. И я, как командир, обязан поддерживать боеготовность вверенного мне подразделения. Как личного состава, так и лошадей.
– Массипо, – поправил тренер.
– По штатному расписанию они проходят как лошади местной породы. Всё.
– Ладно. Так зачем?
– А ты не понимаешь?
– Пока нет.
Полковник с удовлетворением заметил первые признаки опьянения, появившиеся у тренера. И кстати вспомнил, что тот не ел со времени прибытия на базу. Хорошо, поговорим пока.
– Лошадь проявила упорное нежелание подчиняться бойцу, поэтому было принято решение провести с ней действия воспитательного характера, призванные сломить ее упрямство и явное нежелание работать в установленном порядке и подчиняться командам. В связи с этим полагаю, что твое прибытие хоть и запоздало, однако поможет всем нам эффективно выполнять возложенные на личный состав базы задачи.
– Он не будет вас слушаться. Никого, – заявил тренер. Его явно повело. Пить по стольку на пустой желудок – это не звезды считать при полной луне.
– Будет, – зло усмехнулся полковник.
– Он умирает.
– Ничего, не умрет. Они скотины крепкие. Перебесится – отличный конь будет. И не таких обламывали… господин тренер. Мы тоже кое-что умеем, хотя и не чемпионы.
Тренер посмотрел на него как на больного. Взгляд этот Ларуссу отчего-то сильно не понравился. В училище «Психологию допроса» им преподавал махонький мужичок с отвратительно зализанными волосами и какими-то ущербными усиками под носом, вечно стоящими дыбом, как у бритого кота. То ли усы, то ли щетина такая. Словом, на фоне отборных молодцов, готовящихся в спецуру, выглядел он козявкой и нудным сморчком. Любой из курсантов мог его соплей перешибить. Сложней экзаменов как у него курсант Ларусс не помнил. Так вот он говаривал, часто поминая этот тезис, что любой допрос, на какой бы стороне стола ты не находился, выигрывает тот, кто психологически перестраивает противника под себя. При этом даже лучше, если тот будет считать себя победителем. Сейчас полковник Ларусс почувствовал, что его теперешний противник его перестроил.
– У вас еще есть время посмотреть. Если, конечно, есть желание видеть агонию. Минут десять, я думаю. Спешите, господин полковник. Или подлить? Как коньячок?
Шутим? Полковник почувствовал, как бешенство накатывает на него с новой силой. Фокусы показываем? Вроде шаманов. Или этих, как их там… Прорицателей. Кассандра, понимаешь. Мол, явился мессия и все видит. Впечатление производить все мы любим. Колдуем, колдуем, денежки отнимаем.
И тут его прошибло. Или правда? Нет, ни в какие чудеса он не верил, но, может, Чернов недавно заглянул в конюшню и с таким трудом и потерями прирученный, ну почти прирученный жеребец и впрямь подыхает? Ну, если так!
– Уговорил, – тяжело, сквозь зубы сказал полковник. – Я посмотрю. Но если ты…
– Валяй, господин полковник, а то опоздаешь. Насладись в полной мере.
Очень хотелось допить коньяк, но не стал. Не побирушка он. Но все же сказал, имея в виду в том числе и это:
– Я вернусь.
– Ага.
То, что он увидел в конюшне, заставило заболеть где-то за грудиной. Огромное черное животное агонизировало. Костик, скотина безмозглая, старательно шваркал метлой в одном из загонов, ничуть не интересуясь происходящим. Только вытянулся, увидев начальника, прижимая к себе самодельную метлу на манер карабина.
Огромную лошадь качало, и при этом она тряслась, будто к ней подвели электричество. Звуки, которые издавало животное, не были ни стонами, ни хрипами. Человек, своими глазами видевший смерть, понимал, что это прощанье. Прощанье с жизнью. Когда умирающий не может надышаться. Он хватает воздух, как голодный кусок хлеба, но не может наесться. Кажется, примерно про это говорят «Не в коня корм». Или это о другом?
И вдруг массипо взбрыкнул, выкинув назад ноги. Толстые цепи и стальные шипованные манжеты выдержали этот рывок, но животное, уже явно равнодушное к боли, переполнившей ее настолько, что лилась через край и сквозь щели, рухнуло на колени, мотая огромной головой. Будто отказываясь верить в свою судьбу.
Полковник заворожено смотрел, как огромная, слоноподобная скотина медленно, с трудом, поднялась на ноги. Было видно, что из ее пасти падает, почти льется розоватая слюна, с громкими шлепками разбиваясь о пол.
А потом зверь начал биться о стены стойла. Равномерно, как маятник от старинных часов. Гул раздавался такой, как если бы где-то рядом стреляли из дивизионного орудия. Мощное сооружение из несокрушимого бронепласта гудело так, что создавалось тревожное впечатление его скорого обрушения. При этом было непонятно, как лошадь вообще держалась на ногах. Из-за этих амплитуд она, казалось бы, должна была бы упасть, завалившись на бок, но ее мотало, и копыта при этом твердо упирались в пол. Как пришитые.
А потом – полковник едва успел отскочить – лошадь прорвало. В том смысле, что из ее заднего прохода хлынула струя отвратительно мутной жидкости с убийственным запахом, напоминающим спецсредство «Мимоза», применяемое для средне-срочного поражения живой силы на открытых площадках, которое дважды пытались поставить под запрет из-за неоправданно высокого уровня нанесения вреда людям. Силовое лобби обе эти попытки провалило, но случаи применения «Мимозы» сократились, если верить отчетности, на два порядка.
