Буржуазные сказки о высоком уровне жизни рабочих в колониях не выдерживают критики. Если труд некоторых категорий квалифицированных рабочих оплачивался не-сколько выше, чем в метрополии, то высокие цены неизбежно снижали реальную заработную плату. К тому же предприниматели, власти и суды регулировали максимум зарплаты, штрафовали рабочих за получение зарплаты выше установленного максимума. В этой связи интерес представляет высказывание одного из предпринимателей в 1769 г.: «Установлено, что высокое жалование зачастую приносит рабочему только несчастье, рабочие всегда тратят свободное время и деньги на безнравственные дебоши и только разрушают здоровье»26.

Несмотря на разобщенность рабочих в колониальный период они все же поднимались на борьбу против угнетателей. С требованием повышения зарплаты в 1684 г., на-пример, выступили нью-йоркские возчики мусора. Эти требования рабочих стали особенно частыми накануне войны за независимость. В это же время начинает появляться такой бич, как безработица. Власти Нью-Йорка, например, вынуждены были зафиксировать, что многие рабочие «обречены на нищету из-за отсутствия работы»27.

Канун войны за независимость ознаменовался учащением рабочих выступлений, появлением в их требованиях не только экономических, но и политических целей. Более того, рабочие начинают понимать необходимость в союзниках и видят своими союзниками мелких ремесленников. Рабочее движение несмотря на свою незрелость было одним из симптомов назревающей в стране революции, принявшей форму войны за независимость.

Землевладельцы Европы, захватывая заокеанские земли, не представляли себе других экономических порядков кроме как феодальных. Это видно и из грамоты английского короля. В ней говорилось: «Мы, Карл I, король Англии, Шотландии… жалуем барону Балтимору разрешение учреждать маноры в любых частях вышеназванной провинции…» В этой же грамоте Балтимору предоставлялось право учреждать феодальные суды баронов. В итоге земельные магнаты обретали в своих владениях не только экономическую, но и политическую власть. У них были свои гербы, знамена, войска. Однако их латифундии представляли собой товарные хозяйства. Здесь, говоря словами К. Маркса, «капиталист и землевладелец представлены в одном лице»28. Для своих же подданных они пытались внедрить барщину и оброк, поддерживать натуральное хозяйство.

В Северной Америке не было почвы для установления феодальных порядков. К тому же Англия в XVII в. сама переходила к капиталистическим отношениям. Попытки взимания феодальной ренты в колониях вызывало реши-тельное сопротивление, имевшее под собой определенную почву: наличие свободных, не занятых европейцами, земель и возможность их заселения путем скваттерства. Именно это обстоятельство сыграло решающую роль в разрушении попыток насадить феодальные отношения.

Уже в 1634 г. 200 поселенцев в Мериленде взяли земли не у Балтимора, а купили непосредственно у индейцев. Более того, в этом же году было получено разрешение от уполномоченного Кромвеля занимать земли без согласия лорда-собственника колоний. Фермеры Мериленда, например, дважды начинали гражданскую войну, отстаивая это свое право.

В 1683 г. частным лицам была запрещена покупка земли у индейцев, что, конечно, не остановило скваттерство, но усилило его на огромных земельных массивах самих собственников. В 30-х годах XVIII века в одной только Пенсильвании насчитывалось 100 тысяч скваттеров. Итак, скваттерство одержало победу. В Новой Англии почти не предпринимались попытки установления феодальных отношений, так как для этих колоний определяющим было преимущественное развитие промышленности, отсутствие латифундий и как итог – обилие доступных земель. В средних колониях (за исключением Нью-Йорка) скваттеры одержали победу еще в XVII веке. В южных колониях земельная рента была заменена рабством.

Замена барщины рабским трудом, натурального оброка денежной рентой сопровождались развитием мелкой частной собственности, выраставшей из аренды. Аренда, как отмечал К. Маркс, является ступенью к развитию наемного труда. Что же касается аренды в американских колониях, то ее наличие мы наблюдаем с самого начала возникновения самих колоний. Не случаен и вывод Фридриха Энгельса о том, что в Америке «феодализма никогда не было и общество с самого начала создалось на буржуазном фундаменте»29. Этот вывод Ф. Энгельса подчеркивается им неоднократно в письмах к Зорге. В предисловии к американскому изданию книги «Положение рабочего класса в Англии» Энгельс писал о благоприятной почве Америки, «где нет никаких преграждающих путь средневековых развалин, где история начинается при наличии уже сложившихся в XVII веке элементов современного общества»30.

В. И. Ленин не отрицает положения, что Америка ни-когда не знала феодализма. В работе «Новые данные о законах развития капитализма в земледелии» он указывает, что «экономические пережитки рабства решительно ничем не отличаются от таковых же пережитков феодализма…»31 В этом высказывании Ленина речь идет о пери-оде в истории США после отмены рабства, но никак не о колониальном, когда предпринимались попытки насаждения феодальных порядков.

Вместе с тем победа скваттерства в американских колониях вовсе не означала удовлетворения потребностей всех фермеров в земле. Крестьянство, новые эмигранты и бывшие белые рабы не прекращали своей борьбы за землю, за ее захват как на востоке от Аллеган, так и на западе от них. Но в 1763 г. переселение на запад от Аллеган было запрещено указом английского короля. Таким образом, господствующие классы Англии, захватив у Франции после Семилетней войны по Парижскому мирному договору территорию между Аллеганскими горами и рекой Миссисипи, позаботились о том, чтобы обеспечить свою монополию как на землю вообще, так и на право торговли с индейцами. Тем не менее указ короля не приостановил скваттерство на западе, он только обострил классовые противоречия. Основной задачей надвигающейся революции явились: экспроприация земли, находящейся в руках аристократии и защита права свободного доступа к земле на западе. Но как показало развитие событий, оба эти вопроса были решены не в пользу и не в интересах народных масс, а в пользу и в интересах буржуазии и земельной аристократии, таких, в частности, политиков, как Вашингтон и Франклин.

Во всяком случае борьба за землю была одной из главных причин войны за независимость 1775–1783 годов, обеспечившая участие в ней широких народных масс. Надо иметь в виду, что из 2,6 млн. населения в колониях к началу войны за независимость городское население не превышало 100 тысяч человек, то есть составляло не более 3%. Естественно, что 90-тысячная армия повстанцев состояла главным образом из мелких фермеров.

Метрополия в своих заокеанских колониях видела прежде всего источник сырья и рынок сбыта готовой продукции. Ее политика была направлена на всяческое ограничение самостоятельного развития экономики колоний. В соответствии с навигационными актами 1645 и 1660 годов колонии имели право торговать только теми товарами, которые перевозились на английских кораблях. Ограничениям подвергалось и развитие промышленности. Созданное в 1696 году министерство торговли сразу же нанесло удар по шерстяной промышленности Новой Англии и Род-Айленда. Английский парламент в 1699 г. за-претил экспорт шерсти и шерстяных тканей из колоний. Через год парламент отменил налог на вывоз шерстяных изделий из метрополии. Вслед за этим в 1704 году был запрещен вывоз из метрополии кожи с целью недопущения развития в колониях обувной промышленности. Принятием в 1732 г. «шляпного закона» был запрещен вывоз шляп из колоний. Это коснулось прежде всего Бостона, Ньюпорта, и Нью-Йорка, где начал действовать закон, ущемлявший права шляпных мастерских по обучению этому ремеслу учеников, число которых должно было быть резко сокращено. В 1750 г. был принят «железный закон», по которому из колоний разрешался вывоз только полуфабрикатов Производство готовых изделий было строго регламентировано: домашняя утварь, кузнечные инструменты и подобные им предметы.