— Соломон... — тихо произнесла я, не отрывая взгляда от окна. — Что там такое?
— Ты о чем... Понятно.
Вампир вздохнул, аккуратно взял меня за руку и подвел к окнам. Я видела, как он собирался перед тем, как немного отодвинуть штору. Ему явно было сложно это сделать. И я хотела сказать ему остановиться, но почему-то не смогла. Посмотрев на болезненное выражение лица Соломона, я сжала кулаки. Если бы он не хотел показывать мне этого, он бы не стал. А если Соломон решился, значит, я должна увидеть и выслушать все.
Когда плотная ткань штор слегка отодвинулась, я увидела множество красных огоньков, фонарей, свечей и даже фейерверков. Множество вампиров шагали по улицам. Подходили к лавочкам у дороги, покупали что-то и веселились. Дети бегали между взрослых. Я не слышала звуков, но видела, какими возбужденными и веселыми выглядели вампиры по ту сторону стекла.
Так же я отметила, что особняк стоит практически в центре города. Но не возвышается над остальными постройками, как дворец. Да, я была в курсе, что правление в стране вампиров происходит несколько иначе, чем в людей. Но это все равно показалось мне странным. Семья Соломона была из главной ветви верховного Рода.
— Сегодня проходит Красный фестиваль. Национальный праздник, — сказал Соломон, закрывая штору и поправляя ее для надежности. — Поэтому собственно Алан и отпустил прислугу.
— Выглядит... очень необычно, — произнесла я, удивленная увиденным. — А почему Алан не пошел на фестиваль сам?
Соломон внезапно вздохнул, подошел к кровати и сел на нее. Он сцепил руки в замок перед собой и молчал какое-то время. Я подошла к нему, присела рядом и успокаивающе положила руку ему на плечо. Я не знала в чем дело, но готова была поддержать Соломона. Почему-то слова давались вампиру с трудом. Словно он никогда и никому не рассказывал этого.
— Я плохо помню маму, — наконец-то сказал Соломон, не поднимая взгляда на меня. — Прости, возможно, я буду говорить сумбурно. И я хотел показать тебе дом... Я хочу, чтобы ты узнала. Это эгоистично с моей стороны, но...
— Я хочу знать, — перебила я парня. — Ты редко о себе рассказываешь. Поэтому я лучше узнаю, что у тебя на душе, чем пойду разглядывать дом. Это еще успеется.
— Хорошо, — Соломон посмотрел на меня, печально улыбнулся и снова опустил взгляд. — Я плохо помню маму. Она часто болела. И умерла, когда мне было три года. Я помню ее лицо только из-за фотографий.
Соломон слегка пожал плечами, словно оправдываясь. Я сжала руку на его предплечье, пытаясь сказать, что все хорошо, что я понимаю его. В конце концов, я сама не помнила лица матери.
— В тот день, когда она умерла, тоже был фестиваль. Отец наказал доктору следить за состоянием мамы. А нас с Аланом он повел на Красный фестиваль, чтобы мы отвлеклись. Но доктор, дав лекарства, просто ушел через какое-то время. Когда мы вернулись, мама была уже мертва.
Соломон горько усмехнулся.
— Отец очень горевал. Он до сих пор не пришел в себя. Как и Алан. Ему тогда было около девяти, и маму он помнит очень хорошо. Отец был в таком состоянии, что Фестиваль чуть не отменили навсегда. К счастью, этого не случилось... — заметив мой нахмуренный взгляд, парень поспешно сказал: — Доктора казнили, разумеется. А фестиваль ни в коем случае нельзя отменять. На нем раздается бесплатная, обезличенная кровь. Многие бедняки с нетерпением ждут этого дня. Хотя у нас много волонтёров и...
Соломон стушевался и замолчал. Он явно не знал, как и что говорить дальше. А я просто терпеливо ждала, осознавая, что ему нужно время, чтобы собраться с мыслями. Он явно не рассказал мне всего. И это его угнетало.
— Я... не помню маму, — тихо прошептал вампир. — Но отец и Алан помнят ее и очень скучают. В детстве я не понимал, почему мне запрещали ходить на фестиваль с другими ребятами. И однажды я просто сбежал. Отец был очень недоволен. Он сказал, что я совсем не уважаю маму. И ее смерть. Но знаешь... ни Алан, ни отец меня не понимали. И не понимают.
Соломон вздохнул. Его плечи опустились. Я осторожно погладила парня по спине, просто внимательно его слушая. Ему надо было выговориться.
— Алан и отец знают по кому они скучают. Но я не знаю. Я тоже скучаю! Но не понимаю почему? Я не помню маминых объятий и прикосновений. Я даже не помню ее голоса. Но очень скучаю...
Я вздохнула, положила голову на плечо вампира и прикрыла глаза. Я очень хорошо понимала Соломона. Когда моя память еще не восстановилась, я всегда говорила и даже думала, что мне не нужны настоящие родители. Что мне хорошо с дядей Оскаром. Так и было. Но... иногда... на мгновение... мне очень хотелось вспомнить маму и папу.
— Поэтому у нас несколько холодный отношения, — сказал Соломон, выпрямившись и улыбнувшись. — Я хотел рассказать об этом, до того, как вернется отец. Чтобы ты сразу поняла природу наших... взаимоотношений.
— Я уже заметила что-то странное, когда твой отец был в Академии, — призналась я, виновато улыбнувшись.
— В то время бы я не смог тебе этого всего рассказать, — тихо рассмеялся вампир, переплетая свои пальцы с моими. — Тогда я хотел казаться крутым и сильным.
— Ты хочешь сказать, что после ты не хотел казаться крутым и сильным? — лукаво спросила я, от чего Соломон, кажется, смутился.
— Неважно, — поспешно сказал он, вставая с кровати. — Давай осмотрим особняк и пойдем ужинать.
Я хотела еще его подразнить, но не стала этого делать. Он и так выглядел бледнее обычного. Да и откровения дались ему с трудом. Соломон вряд ли кому-то рассказывал о своих душевных переживаниях. И если бы я не затронула тему фестиваля, то, скорее всего, он бы и мне не стал ничего рассказывать.
«Хорошо, что я спросила», — подумала я, идя вслед за парнем вдоль широкого коридора, увешенного картинками и гобеленами.
Не то чтобы мне приносило удовольствие видеть, как Соломон проявляет слабость, просто я была уверена, что ему это надо. Проявлять слабость — это не плохо. Особенно перед тем, кому доверяешь, и кто доверяет тебе. Он столько раз видел мои слезы и истерики, что я даже не знаю, что могла бы сделать, чтобы показаться еще слабее. Но сегодня я увидела Соломона с другой стороны. Он тоже был уязвим. У него тоже были слабости и проблемы. И он доверил их мне.
Особняк Коллдуэлов был достаточно большим — в три этажа. На первом этаже находилась столовая, кухня, небольшой банкетный зал и комнаты прислуги. На втором комнаты обитателей дома. В основном предназначенные для родственников и гостей. Так же малая гостиная и малый чайный зал. На третье же были комнаты уже для членов семьи и близких друзей. Тут же находились кабинет, основная библиотека и комната отдыха.
Весь особняк был в одном стиле. В интерьере преобладало темное дерево, но светлые оттенки украшений. Такие как бежевые или кремовые тяжелые шторы. Мягкая мебель была светло-коричневого или вовсе желтого цвета. Ковры тоже не отличались цветовой гаммой. На первом этаже это были, преимущественно, красные ковры. На втором этаже бежевые, а на третьем кремового оттенка. Казалось, что помещения украшали разные люди. Но я не стала спрашивать об этом у Соломона.
Он с энтузиазмом рассказывал и показывал мне значимые места. Сокрушался около пяти минут, когда мы пришли в библиотеку, о том, что тут он провел большую часть своей жизни. Не по своей воле, разумеется. У него было много учителей, которые занимались с ним, как только он начал нормально разговаривать.
Я внимательно слушала, рассматривала особняк и думала о том, как же разительно отличались наши с ним жизни. Да, его жизнь не была полна радости, хотя он и жил в таком роскошном месте. Мою жизнь тоже нельзя было назвать простой и счастливой, пока я не попала в маленькую деревеньку на окраине Королевства.
После недолгой экскурсии, мы направились на первый этаж в сторону столовой, откуда уже доносился приятный аромат еды.
За длинным столом уже восседал Алан. Перед ним было столько еды, что я усомнилась в том, что прислуги доме нет. Ну не мг Алан приготовить столько в одиночку всего за пару часов.