Я, мать его, цел. И всё-таки смогу смотреть собственному отражению в глаза!

Юбилейный парк делила надвое небольшая речушка, в которой-то мы с Ксеносом когда-то и выловили тот знаменитый калош, который потом ритуально похоронили. Вода в ней никогда не была особо чистой, а на улице ощущались лишь едва комфортные плюс двадцать два, к тому же с прохладным весенним ветерком порывами, да только вот остановить меня не могло ничто. У берега я рывком стащил с себя футболку с небольшим влажным пятном по центру, вышвырнул её, снял джинсы и целиком вошёл в воду. Как хренов крокодильчик, с одними глазами над поверхностью, я просидел так до тех пор, пока меня не начало прямо колотить от холода. Попутно я остервенело тёр себе живот донным песком.

Как там я подумал, когда пошёл вслед за бабкой? Захотел “узнать много нового и крайне полезного для собственного выживания”? Так, да?

Ну чё, узнал?..

Шатаясь от накатившей усталости, я вышел на берег и натянул джинсы прямо на мокрые трусы. Выдохнул, поймав себя на мысли, что иной раз поглядываю на дорогу в частный сектор, как будто бы ожидая, что меченая родимым пятном бабка, размахивая плоскими длинными грудями, как винтами пропеллеров, вот-вот вывернет из-за крайних домов.

Да как так-то! За что?! Я был к такому не готов! Да к такому кто угодно не будет готов!

Но спустя время я сделал над собой усилие, успокоился и немного выдохнул. Белый медленный огонь в прозрачных бутылках самым настоящим магнитом манил мой взгляд. Первой я выпил зависть, второй - “классику”. Наверное, разумней было бы не заглатывать всё за раз, растянуть как-то, посмотреть на результат, но думать рационально как-то не получалось. Пусть меня уже не колотило, как десять минут назад, но адреналин всё ещё остаточно буянил в моей крови.

Третьей и четвёртой бутылкой оказался самый обычный вискарь. Ощущая сильное, почти физическое удовольствие от выпитого, я не особо-то расстроился по этому поводу. Попавший внутрь огонь слился с тем, что на тот момент уже горел в посохе-факеле, даря, наконец, успокоение и ощущение силы. Но внутрь себя я не торопился. Плохая идея стоять тут, возле реки, запрокинувшись назад, как истинный наркоман. И даже не потому, что это может кто-то увидеть. Просто на дороге в частный сектор я то и дело боковым зрением замечал несуществующее движение.

Проверив, что банковская карточка Алины и смартфон на месте, я быстрым шагом двинулся к трамвайной линии на той стороне парка. Вообще не важно, насколько сильно я опоздаю, ехать к Ксюхе стоило в любом случае. Но не с голым торсом, конечно. Тут же, неподалёку от реки расположилась шумная компания, которую, слава яйцам, я не знал. Шашлыки, дребезжащая музыка из багажника видавшего виды “морковника” - всё как надо. Пацаны оказались понимающие, и на предложение выменять пару бутылок вискаря на чью-то футболку охотно согласились. Поржали, правда, надо мной от души, но спрашивать ничего не стали.

Эх, знали бы вы, через что я только что прошёл, пацаны…

Спустя час я уже сидел в такси и просил водителя поднажать, обещая хороший чай сверху. Мужик попался понимающий и мы понеслись к Ксюхиному “кульку” без лишних вопросов. К этому времени я окончательно пришёл в себя, успел купить новую одежду: офигенную рубашку, джинсы и сухие трусы. Денег сначала не хватило, и потому пришлось отложить выбранные товары и идти к банкомату, чтобы проверить баланс на карте Алины. Где вдруг оказалось, что я самый настоящий миллионер, ведь после единички на небольшом экране я трижды насчитал ещё шесть циферок. Но снял я лишь небольшую сумму, чтобы хватило расплатиться за выбранные вещи, и вызвал такси.

Чужие деньги меня нисколько не радовали. Уж не знаю почему.

К четверти шестого мы были на месте, а значило это, что на репетицию я всё-таки опоздал. Расплатившись с водилой, я поспешил ко входу в основной корпус, где, насколько мне было известно, и находился нужный мне актовый зал. Я так торопился, что охраннику пришлось меня в прямом смысле догонять - я проскочил мимо него, даже не заметив.

— Пропуск, молодой человек, пропуск! - важно потребовал грузный мужик в серой форме, грубо схватив меня за рукав новой рубахи. Я обернулся на него, и неожиданно осознал, что готов ударить этого человека кулаком в лицо. Я едва сдержался.

— Ватильвиталич, дорогой, что у нас тут происходит?

К нам спешил маленький человечек в элегантном костюме-тройке, которому для образа этакого аристократа царской эпохи не хватало разве что пенсне. Маленькие чёрные усики были настолько аккуратно выстрижены, что казались нарисованными, подвижные брови преломились в достоверном выражении беспокойства, а любое его движение, даже простой шаг, выдавали в нём человека, который провёл на сцене больше времени, нежели в постели или, например, за обеденным столом. Ему было лет шестьдесят, может, чуточку больше. И рядом с ним семенила моя Ксю.

— Молодой человек хотел пройти без пропуска, профессор.

— Это Саша, - робко попытала объясниться Ксения, поправляя очки. - Он ко мне пришёл.

— Да что вы говорите! Юноша спешил к прелестной девушке, сметая всё на своём пути? - очень даже радушно улыбнулся маленький человек, и по взгляду подруги я понял, что это и есть тот самый Разумовский, режиссёр их постановки.

— Да, мне хотелось… - я немного стушевался и раздражённо отдёрнул рукав, за который всё ещё хватался охранник.

— Это я пригласила Сашу на нашу репетицию, - попробовала ещё раз исправить ситуацию Ксюха, изобразив перед этим глазами что-то типа “вот же блин”.

— Александр, значит? - мило улыбнулся декан и протянул мне свою маленькую, почти детскую руку. - Разумовский. Антон Павлович.

Ксюха щебетала о прошедшей репетиции, не замолкая. И я даже честно пытался её слушать. Поначалу.

Захлёбываясь восторгом, она рассказывала о том, как какой-то рукожопый тип сегодня уронил примус во время прогона известной сцены пожара в доме Грибоедова, а вместо воды в нём вдруг оказался самый настоящий керосин. И что все могли от этого сгореть. А потом выяснилось, что такая шутка профессора Разумовского, который, оказывается, большой любитель розыгрышей, и заранее подговорил пару ребят со своего факультета. Затем я получил экскурс в историю бесконечной мистификации спектакля “Мастер и Маргарита”, о том что, якобы, почти каждая его более или менее масштабная постановка хоть чем-нибудь необъяснимым да запомнилась игравшим её актёрам. И что ребята в шутку, а кто и всерьёз, размышляют как бы с ними чего такого не произошло.

Я кивал. Что мне ещё оставалось? Все мои мысли в какой-то момент превратились в сплошную математическую таблицу вероятностей. Хоть я и понимал, что занимаюсь фигнёй, но оставить попытки высчитать соответствующие шансы было выше моих сил. Что наиболее вероятно: простое совпадение, когда преподавателя моей подруги, наверняка продолжателя какой-нибудь актёрской династии, просто зовут в честь Чехова, или нифига не совпадение, когда он и есть тот самый Антон Павлович, которому с моей лоджии докладывал доходяга Семён?

Я ничего не почувтствовал, когда жал ему руку. И понятия не имел, был ли должен. А вот Антон Палыч Разумовский, казалось, кое-что во мне распознал. И очень хотелось надеяться, что всего лишь актёрский потенциал какой-нибудь. Или что моё лицо показалось ему хорошо подходящим, например, под какую-нибудь роль.

Ксенос уверенно заявила, что отпросилась у отца аж до одиннадцати часов. Лично я подозревал, что она вдрызг с ним поругалась. Ну не помнил я, чтобы Ксюха возвращалась домой позже, чем в девять. Даже летом.

— Вина хочешь? - вдруг спросил я.

Близился вечер, и мы сидели на лавочке возле “нашего” фонтана, который почему-то именно сегодня власти города решили отключить для монтажа новой подсветки. Это была древняя советская композиция в виде выпрыгивающих из воды пары дельфинов, возле которой мы не один десяток раз болтали, катались на роликах и просто слушали уличных музыкантов. Однажды я даже уговорил поиграть прилюдно её саму. Всегда любил звук виолончели на открытом воздухе. Было в этом что-то… магическое.