— Тебе назвать моё имя? - прорычал я с напором.

Вместо ответа девушка, не опуская руки с трясущимся кинжалом, стянула с одного плеча чёрное платье, оголив половину груди. Покорная. Готовая служить.

Вещь.

“Шестьсот пятьдесят девять”.

Я запустил руку под ткань её платья и рванул. Оказавшись полностью нагой, девушка устояла и даже не сменила положения. Достойно похвалы. Юная луна, что вставала на быстро темнеющем небе, высеребрила прерывистые линии по изящной спине. Я хотел, очень хотел, но из-за них пока не мог дотронуться до этой кожи.

“Шестьсот шестьдесят”.

Я коснулся факела. Вырвал его из пепла и поднял перед собою. Мало! Как же мало в нём горит заветного Пламени!.. Нужно больше! Во стократ больше, в тысячу, в сотни тысяч!!!

Я забрал у девушки кинжал и провёл им по дрожащему плечу, затем по полновесной юной груди, избегая защитного пунктира. Я никогда не дам ей полную волю, о нет. Вещь должна служить.

“Шестьсот шестьдесят три”…

— Тебе назвать моё Имя? - в предвкушении свободы я запрокинул голову.

— А ну-ка, лучше мне его назови, чёртов ублюдок!

И что-то тяжёлое с громким хрустом пробило мою грудь.

Неодолимая сила швырнула меня обратно в серую тёплую вату ничего - смяла, сжала, оглушила и…

— А-а-а-а! - завопил я, тупо уставившись на торчащий из груди штырь с оперением. - Мама! Мамочка…

В глаза врезал ослепительно-яркий свет, со всех сторон заорали и забегали люди. Я же сползал спиной по фургону, держа дрожащие руки над арбалетным болтом так, будто бы надумал его от всего этого оградить. В одну-единственную секунду ко мне вернулось всё: и память, и страх, и чёртово желание жить. Я снова был самим собой...

Алину сшибли с колен жестоким пинком в спину. Вообще не церемонясь, на неё навалились две громадные фигуры, сплошь увешанные оружием и разнообразной амуницией. Девушка пронзительно закричала, когда ей с хрустом завернули за спину руки, но крик быстро оборвался - одновременно со смачным тычком головы о землю.

Я хрипел странным людям с оружием, что я здесь, что меня похитили, и что я ранен, но всё без толку. Дыхание быстро стало прерывистым, по животу потекли струйки липкой крови, во рту тоже появилась кровь. Я умирал, исходил жизнью прямо у них под ногами, но до меня никому не было дела!

— Машину убрать! - вдруг послышался хорошо поставленный командный голос. Женский голос. - Оцепление снять. Осталось две минуты на всё! Живо-живо-живо!

— Как быть с телом? - остановился один боец. Алину уже куда-то уволокли.

Надо мною вдруг кто-то склонился. Я не мог разглядеть лица, не позволял слепящий свет прожектора, но запах… Командир отряда вооружённых людей злоупотребляла очень сильными духами…

— По… помогите…

— Хорошее попадание. Молодец, Сурок.

Когда я понял, что эти люди говорят обо мне, по внутренностям растёкся жуткий холод. Они не собирались помогать! Да ведь это они ранили меня, они меня убили!

— Снаряд забрать, тело оставить здесь, - продолжала сыпать распоряжениями командир. - Сообщить в органы завтра к обеду, как только закончится дождь. А ну, быстрей, быстрей! Сурок, сколько осталось?..

— Ещё минута двадцать две… минута двадцать одна… - голос из потока света звучал забитый, измученный какой-то - я расслышал это даже сам находясь на грани жизни.

— Ясно, - прервала его командир. - Гаджет должен остаться при нём, как и вещи. Так, платье. Пусть тоже останется тут. Ложный след не помешает.

— Его заберут… - опять подал едва живой голос невидимый Сурок.

— Они?

— Да.

— Уверен?

— Не… нет…

— Тогда оставим, как я сказала. По машинам!

Я перестал просить ещё полминуты назад. Да уже и не мог. Но когда из груди потянули пробивший лёгкое болт, заорал остатками голоса и взмолился, тщетно пытаясь защититься вялыми руками. Боль была страшной, ненастоящей какой-то и необычной, мне никогда не было так больно, но сознание не спешило покидать меня.

Ничуть не заботясь обо мне, фургон вскоре юзом рванул с места, забросав меня землёй. Пропал слепящий свет и, спустя два моих прерывистых вздоха, я окончательно остался наедине с ночным, полным звёзд, небом. Мыслей не оставалось. Ну что могло быть в голове в такой момент? Звать на помощь? Ползти?

Но совсем скоро я с удивлением и ужасом понял, что снова не один. Совершенно неосмысленно свернувшись в позу эмбриона, я вдруг уткнулся лицом в чей-то громадный ботинок.

— Опоздали, - без малейшего намёка на досаду “посетовал” его обладатель.

— Да, на минуту примерно… - второй голос звучал с акцентом. - Как они это делают?

— Не знаю. Но работают в последнее время хорошо. Слишком хорошо…

Каким-то дремучим чувством я ощущал, что просить о помощи этих равносильно попытке уговорить медведя не жрать тебя. Я лежал смирно, слушая своё хрипение и их отрывистый диалог, зачем-то стараясь запомнить как можно больше из услышанного. Надеялся выжить?..

— Платье, - сухо констатировал тот, что с акцентом.

— Вижу. Тут была она. Выходит, об Алине можно забыть?

— Очень похоже на то. Ты знаешь, кому предназначалось это тело? - ботинок ткнул меня в щёку.

— Бельзааб.

— Оу… И хорошо, что Орден нас опередил. Отвратительный тип.

— Додумайся ещё Антону так же сказать, - ехидно усмехнулся заговоривший первым. - Ладно. Двигаем.

Я не слышал ни звука мотора, ни хлопка дверей. Даже шагов толком не звучало. Просто в какой-то момент стало тихо, словно бы эти двое вдруг растворились в воздухе. Мне было больно и страшно, я не понимал, что делать, но твёрдо знал одно:

Я очень хотел жить.

Нужно было просто дождаться помощи. Помощь придёт, обязательно. Меня найдут. Найдут!

Понятия не имею, сколько прошло времени, прежде чем я осознал обратное. Сил не оставалось ни на что, их приходилось тратить даже чтобы просто не перестать дышать. Меня бешено колотило, но холода я уже давно не чувствовал. Время тянулось садистски беспощадно, отмеряя смертельно раненому пацану под открытым небом лишь жалкие крохи.

И вдруг я почувствовал странное, слабое, но упрямое тепло, которое, как бы ночь и время ни старались, никак не покидало меня. А потом я увидел огонь. Тот самый посох-факел всё ещё горел внутри меня! Не имея ни малейшего представления, что это такое, и чем может помочь, я тем не менее “бросился” к факелу как к последней надежде. И в следующую же секунду осознал себя рядом с ним, во плоти.

Воронёный ребристый металл был холодным, даже обжигающе ледяным, но мне хватило самообладания не отдёрнуть руки. Я вырвал его из пепла под ногами, поднял и… огонь в навершии стал затухать. Мне оставалось только смотреть, как медленно, на моих глазах, тает этот завораживающий Пламень, чем бы он ни был. Странно, но вместе с тем проходила и боль. Более того, в тело возвращалось тепло!..

Я сел рывком, с сиплым глубоким вдохом. Ощупал себя и обнаружил, что вместо раны на груди пульсировал горячий бугристый рубец. Жадно дыша, радуясь каждому удару своего сердца, я поднялся на ноги и подробнее осмотрел себя. Так и есть! Рана полностью затянулась, хоть и оставила после себя уродливый шрам!

Нагорный парк - вот где они решили меня бросить. Подо мною гасил последние фонари и окна просыпающийся город. Тысячи и тысячи людей собирались на учёбу или работу, кто-то только сейчас вваливался после вечеринки домой, одни жадно любили друг друга под тёплым ото сна одеялом, а другие громко, на всю квартиру желали родным доброго утра. Кому-то мама готовила завтрак. И кому-то, возможно, как мне, в последний раз.

“Назови своё имя” - эхом ещё звучало в голове.

Я разлепил потрескавшиеся губы, глядя на то, как на востоке восходу сопротивлялась одинокая утренняя звезда. И произнёс:

— Моё имя Александр Зорин.

— Бельзааб, Боло, Антон, Сурок, Алина. Бельзааб, Боло, Антон, Сурок, Алина.

Как заведённый, я повторял все имена, которые, на мой взгляд имели отношение к тотальному апокалипсису моей жизни. Едва ли это хоть как-то помогло бы мне, сказать по-честному, это даже злости-то никакой толком не придавало, но - я повторял.