«Один из наших сотрудников, – вспоминал Юрий Иванович, – бросил идею проникнуть в находящийся под контролем спецслужб пункт специальной связи, через который проходят все служебные отправления».

В конце 1961 года советская разведка добыла материалы ноябрьского заседания Совета НАТО, на котором было признано целесообразным, чтобы три западные державы вступили в переговоры с Советским Союзом. Однако начавшиеся в конце 1961 года советско-американские контакты были прерваны в связи с разразившимся в 1962 году Карибским кризисом.

Таким образом, добытая советской внешней разведкой политическая информация о позициях, замыслах и действиях наших противников в Берлинском кризисе сыграла важную роль в его мирном урегулировании. Тем не менее разумное решение берлинской проблемы с учётом интересов СССР и его союзников было достигнуто лишь в 1971 году.

<Рассказывает Юрий Иванович Дроздов:>

«Было очень трудно на определённом этапе заинтересовать Запад личностью “Георгия”. И мы обсуждали это с одним из руководителей управления нашего берлинского аппарата, у которого и родилась смелая идея. Поехали мы вместе к восточным немцам в их управление. Это была своего рода проверка моего знания немецкого языка. Долго мы проговорили, в том числе коснулись одного из местечек, куда мне, возможно, и нужно было выехать – создать ситуацию отправки “Георгия” на Запад, чтобы она для них сделалась очевидной. Прямо висела в воздухе. Закончился весь этот тест тем, что под конец наш руководитель спрашивает: “Ну как, сойдёт он за немца?” И немецкий генерал “женил” меня на внедрение в этот пункт пересылки корреспонденции, сказав: “Пусть идёт”».

Алексею Козлову тем временем пришлось пообщаться и с весьма своеобразными своими «соотечественниками» – представителями германской нации. Вот что он нам об этом рассказал:

«В первые два года своего правления Ахмед бен Белла оставил в Алжире дислоцировавшиеся там части французской армии, в том числе Иностранный легион. Это было очень интересное месиво! В основном – немцы. Поэтому даже офицеры легиона, французы, вынуждены были учить немецкий язык, чтобы с ними там как-то совладать.

– В то время, очевидно, там ещё было немало гитлеровских вояк – эсэсовцев и прочих?

– Нет, это был 1962 год, всё-таки 17 лет с войны прошло… Больше уголовников было: скажем, если какой-нибудь убийца или вор бежал во Францию и его схватили где-нибудь в тёмных улочках Марселя, то первое, куда его приводили, это был вербовочный пункт Иностранного легиона. Говорили, что тюрьмы здесь гораздо хуже, чем в Германии, – почему бы тебе не пойти и не повоевать? Подписывался контракт, на семь лет как правило, и они воевали. Типы там были самые интересные, дальше и ехать некуда!

– Кто из этих легионеров вам особенно запомнился?

– Ну, если даже кто и запомнился, то я всё равно не расскажу! Вы понимаете… Там самые разные люди были».

Можно понять, что советскому разведчику пришлось поработать и с этими «замечательными людьми» – как с источниками информации. Пожалуй, это была лучшая, но предельно жёсткая проверка его языковой подготовки: если бы легионеры почувствовали, что «казачок засланный», то на Лубянке пришлось бы записывать «Дубравина» (оперативный псевдоним А. М. Козлова) в число пропавших без вести, потому как он бы просто бесследно исчез…

До прихода Шелепина в КГБ отношение к африканским проблемам в разведке было довольно спокойным, так как основные направления деятельности были сосредоточены на США, Западной Европе и Китае.

Когда в августе 1960 года Шелепин поставил перед руководством разведки ряд задач по Африке, то с удивлением узнал, что в ПГУ нет самостоятельного отдела, ориентированного на африканскую проблематику. Он счёл такое состояние дел проявлением политического недомыслия и дал команду немедленно создать в разведке полноценный африканский отдел и впредь активно заниматься африканскими проблемами.

Трудностей на пути создания полноценного отдела было много, и в первую очередь потому, что в стране никто не готовил специалистов по африканским проблемам, к тому же со знанием местных языков. Сложные климатические условия, отсутствие жилья, непростые взаимоотношения в руководстве молодыми африканскими государствами значительно усложняли выполнение многочисленных заданий, которые к тому же не обеспечивались реальными и конкретными исполнителями.

Начальник разведки был вынужден неоднократно обращаться за помощью к Шелепину, которого интересовала не постановка самой разведывательной работы, а её конечный продукт – информация о развитии политических процессов в Африке и, главное, о состоянии национально-освободительного движения и столкновении интересов империалистических держав на континенте.

Умудрённый опытом Сахаровский понимал, что в принципе разведка действительно запоздала с постановкой разведывательной работы в Африке. Но для получения значительных оперативных результатов необходимо было отобрать и подготовить квалифицированных специалистов. Нужно было время, а именно его и не давали. Сахаровский, как и многие другие руководящие сотрудники разведки, понимал, что Шелепин на посту председателя человек временный и что после проведения серии реорганизаций он уйдёт из КГБ.

И снова цитата из книги Донована. Гауптвахта, раннее утро перед обменом. «Он выглядел худым, усталым и сильно постаревшим, – пишет Донован. – Однако был, как всегда, любезен и предложил мне американскую сигарету, сказав с усмешкой: “Этого мне будет не хватать”. Нашу беседу ничто не стесняло, и я спросил, не возникает ли у него опасения в связи с возвращением домой. И он быстро ответил: “Конечно, нет. Я не сделал ничего бесчестного”».

Понимал же Донован, с каким кремнем имеет дело, но и за пару часов до обмена прощупал, намекнул: вдруг клюнет? Не клюнуло и не могло клюнуть. Но и военный разведчик Донован не имел права не испытать свой последний шанс. Рыцарь плаща и кинжала поборол в нём рыцаря юриспруденции – не говоря уже просто о благородном рыцаре.

А вот таким увидел Дроздова адвокат Донован (опускаем характеристики, данные им всем прочим участникам разговора):

«“Кузен Дривс” не проронил ни слова. Это был худой, суровый на вид человек лет пятидесяти пяти. Он всё время сжимал и разжимал свои могучие кулачищи, и я мысленно отнёс его к типу “Отто-вешателя”[55]. Он, вероятно, был из восточногерманской полиции».

Вообще-то Юрию Ивановичу в то время не исполнилось ещё и 37 лет. Но то, что Донован решил, что он из восточногерманской полиции, – это гораздо лучше, нежели бы он написал, что «явно из советского КГБ». Ведь внешне восточные немцы никак от западных не отличались – разве что по одёжке.

«Позднее в своих воспоминаниях адвокат Д. Донован напишет, что у родственника Абеля большие волосатые руки, – писал Дроздов в своей книге. – Прочитав это, я долго рассматривал кисти своих рук, но ничего подобного не заметил. Видимо, для устрашения своей общественности он воспользовался приёмом гиперболы».

Насчёт «волосатых рук» Донован, как мы можем прочитать чуть выше, не писал – а вот фраза про «большие руки» ещё прозвучит в нашем повествовании в качестве цитаты…

В своей ставшей бестселлером книге «Незнакомцы на мосту» Донован ещё несколько раз пишет о встречах с Дривсом – без всякой симпатии (но и без кавычек, в отличие от варианта первого дня), что, вполне возможно, объясняется сложностью «торга» по обмену: понимая ценность советского разведчика, американцы старались получить за него как можно больше своих провалившихся агентов…