В Москву, не только из Нью-Йорка, но и с побережья, пошли радиограммы о передвижениях боевой техники США. Особенно интересовали Центр сведения, касающиеся оперативной обстановки в крупных американских портовых городах, доставки, перевозки военных грузов из районов тихоокеанского побережья к нашим или соседним с ними берегам. И художник Гольдфус этот совсем не искусствоведческий интерес удовлетворял…

В этой книге подробно повествуется о том, как Фишер руководил в США сетью советских атомных агентов. Это было его первой и главнейшей задачей.

Остановлюсь на задаче второй. Гораздо меньше известно, к примеру, о его связях с нашими нелегалами, осевшими в Латинской Америке. Они, в большинстве своём боевые офицеры-фронтовики, были готовы на всё – и на ведение незаметных наблюдений за перемещениями американских сил, и, в случае возникновения такой необходимости, на диверсии. Завербовали преданных людей, и те уже знали, как и по какому сигналу пронести взрывчатку на корабли ВМС США, доставлявшие военные грузы на Дальний Восток. Необходимости, к счастью, не возникло.

Но по какой-либо причине нелегалы Гринченко, Филоненко, годами работавшие в Латинской Америке с жёнами, иногда выбирались в Соединённые Штаты, встречались с Фишером и совсем не в Нью-Йорке. Этим нелегалам поручалось работать с ним параллельно в Латинской Америке. Видимо, были созданы две нелегальные сети, трудившиеся в тесной связке. Это подтверждается и тем, что после ареста полковника в 1957 году все контакты с Филоненко и их агентурой, имевшими выход на США, были заморожены. Связь с Центром осуществлялась уже не через тайники и связных, а только по радио. Анне Филоненко пришлось вспомнить свою первую специальность – радистки, а связь поддерживалась при помощи специального корабля, входившего в состав советской китобойной флотилии «Слава», промышлявшей ловом в Антарктике.

Есть твёрдое предположение, что полковник успел поработать ещё с одним полковником-нелегалом советской внешней разведки – Африкой де лас Эрас, известной также под псевдонимами «Родина» и «Патрия» (посмотрите, как переводится это имя). По национальности «Патрия» – испанка, по убеждениям – коммунистка, по профессии – разведчица высочайшего класса. Она тоже прочно осела в Латинской Америке, где установила связи с руководителями некоторых стран – территориально небольших, но стратегически для нас важных. И тут не обошлось без связи с резидентом в Нью-Йорке «Марком».

Была – это по моим догадкам, не более, – и третья по счёту агентурная сеть, которую контролировал или с которой сотрудничал Фишер. И в Америке ему пригодилось знание немецкого. На восточном побережье США он был связан с немцами-эмигрантами, которые боролись с Гитлером ещё до Второй мировой и во время неё. Это они совершали диверсии в различных захваченных фашистами странах. Тут всплывает имя боевика Курта Визеля, в годы войны помогавшего известному диверсанту Эрнсту Вольвеберу. В Штатах он сделал отличную карьеру, став инженером судостроительной компании в Норфолке. В конце 1949-го – в 1950-х доступ к самой секретной информации у этого сподвижника Фишера, организовавшего к тому же ещё и боевую диверсионную группу, имелся.

«Марк» сумел быстро реорганизовать всю нелегальную сеть, оставшуюся в США после Второй мировой. Та война закончилась, началась война холодная, на десятилетия переросшая в мировое противостояние двух систем. И Фишер справился с поставленными перед ним задачами. Он должен был добывать сведения о возможности возникновения военного конфликта между СССР и «главным противником» – США. Нельзя было, как раньше, вести основную разведывательную работу по линии легальной резидентуры. Потому и возникла необходимость в быстром становлении, возрождении разведки нелегальной. «Марк» также добывал для Центра любую закрытую информацию.

Но главным, повторю, стала для «Марка» и его людей атомная разведка!

Однако в конце июня 1950 года Моррис и Леонтина были выведены из США в Советский Союз. И сделано это было целенаправленно. К этому времени американской контрразведке удалось арестовать двух ценных источников информации советской разведки. С одним из них Леонтина ранее некоторое время поддерживала связь, что ставило под удар всю группу источников, с которыми работали супруги, и могло привести к захвату американской контрразведкой самих Коэнов.

Кроме того, Моррис Коэн был хорошо известен как боец испанских интербригад, и это могло привлечь к нему ненужное внимание в США, где поднималась волна маккартизма. Как показали дальнейшие события, Коэны покинули Америку вовремя. Тем самым Центр смог избежать провалов в сети атомных источников и сохранить семейную пару разведчиков-нелегалов для дальнейшей работы.

ФБР арестовало двух советских агентов, которые знали Коэнов. В таких случаях Центр всегда принимает решение самое категоричное: немедленный отзыв. Покинуть США с собственными паспортами? Слишком опасно. Агенты ФБР могли уже выжать из арестованных их связи. На время Коэны «залегли на дно». Чтобы выручить их, в Мексику под прикрытием паспорта дипкурьера срочно вылетел лучший советский специалист по изготовлению любых документов любой страны ныне здравствующий Павел Громушкин. На вилле, арендуемой советским посольством, по образцам подлинных мексиканских документов он изготовил загранпаспорта на имя Педро Альвареса Санчеса и Марии Терезы Санчес.

Документы переправили в Нью-Йорк, с ними супруги Коэн пароходом покинули США (как оказалось, навсегда) и прибыли в мексиканский порт Веракрус. Здесь им пришлось провести несколько недель, пока тот же Громушкин не изготовил им уже американские паспорта на имя Бенджамена и Эмилии Бриггс. С ними через Францию, Германию, Швейцарию и Чехословакию, не без опасного приключения в пути, супруги прибыли наконец в Советский Союз.

«Находясь в Москве, – рассказывал ветеран отечественных спецслужб, историк и писатель Владимир Чиков, – Коэны не скрывали, что участие в деятельности советской разведки являлось для них святой обязанностью, что они продолжают гордиться тем, что сделали для Советского Союза. “Если коммунизм считать религией, – говорили они, – то всю свою последующую жизнь в России мы готовы посвятить этой религии”.

В первое время они много ездили по стране, плавали по Волге и Енисею, отдыхали на лучших курортах СССР, ходили по московским музеям и выставкам, а потом их стали привлекать к кое-каким мероприятиям по линии МГБ.

Одновременно руководством разведки активно изучались варианты возможного направления Коэнов за кордон на нелегальную работу. При этом учитывалось, что если раньше их служение Лубянке было добровольным делом (они были агентами, жили дома, в своей стране), то теперь оно станет действительно их обязанностью. От этого и жизнь их станет значительно труднее. Ведь им придётся полностью поменять свои имена и фамилии и жить в чужой стране по фиктивным документам.

В ходе обсуждения данного вопроса непосредственно с Коэнами последние заверили: “Мы готовы на всё. Если нужно, то готовы даже сделать пластические операции на лице, лишь бы поскорее приступить к делу”. А на вопрос, почему они так легко идут на всё это, Леонтина ответила:

– Наверное, потому, что разведка для нас – это как героин для наркоманов. Мы теперь не мыслим без неё своей жизни, в ней мы познавали истинное воодушевление и великую преданность идее. Разведка для нас – это и путь к великому, и торжество великих свершений. В конце концов, это всегда выход на большую самостоятельную дорогу, а не такое вот, как у нас сейчас, будничное существование.

Леонтина произнесла это без всякой патетики, но в её словах была спокойная сила духа, и питали эту силу её личные убеждения и верность избранному в жизни пути…»

Более трёх лет находились Коэны в Москве. Здесь Леонтина прошла дополнительную специальную подготовку для работы радистом-шифровальщиком.