— Что случилось? — удивлённо проговорил коррехидор.

— Объясню потом, — последовал ответ, — если вас устраивает, я бы остановилась именно на этом платье, — и она вопросительно взглянула на портниху Дубового клана.

— Да, да, — включилась та, сбросив удивление от неожиданной размолвки влюблённых, — госпоже Таками поразительно идёт это платье. К вечеру, да что там к вечеру! — сама себя оборвала она, — к обеду подол будет укорочен. Куда послать курьера?

Вил выписал чек и велел доставить платье в резиденцию Дубового клана.

Уже в магомобиле насупленная чародейка попыталась избежать объяснений, отговорившись, будто бы побоялась, что коррехидор может наступить на волочащийся по полу долгий подол.

— А вот лгать не стоит, — проговорил он, останавливаясь под раскидистым деревом в одном и тихих переулков, — вы отпрянули от меня как от зачумлённого, когда я стал целовать вам руку.

— Да, — возмущённо вырвалось у чародейки, — но вы целовали меня уже почти у сгиба локтя! Да ещё на людях!

— Но вчера бы отнюдь не были против, — усмехнулся он, — и что касается приличий: древесно-рождённый лорд вправе проявлять знаки внимания к своей невесте в любом месте и в любое время.

— Давайте лучше припомним, что наша помолвка — не более чем формальность, устраивающая нас обоих, — заявила Рика, избегая смотреть на разочарованное красивое лицо четвёртого сына Дубового клана, — посему любые проявления несуществующих чувств я полагаю неуместными и осложняющими нашу профессиональную деятельность.

— Вот, значит, как, — тихо проговорил Вил, — несуществующие и неуместные чувства.

Он не сказал более ни слова, выехал из-под дерева и до самого Кленового института хранил молчание.

— Всё наше сообщество буквально бурлит, — сообщила госпожа ректор, с посещения которой начался их очередной визит, — студенты настолько возбуждены произошедшим, что в пору занятия отменять, — она покачала головой, — и ваше с госпожой чародейкой присутствие способно лишь усугубить волнение и интерес. Тебе бы, дорогой мой племянничек, не мешало поскорее разобраться с расследованием. Хотя у меня в голове не укладывается, что У НАС случилось убийство!

Вилохэд заверил, что они сделают всё возможное.

В коридоре крутился уже знакомый им глава студсовета — светловолосый парень изящного сложения. Он пытался делать вид, будто бы проверяет наличие пыли на рамах картин, развешанных по стенам. Но стоило чародейке и коррехидору выйти из кабинета ректора, как он поспешил им навстречу.

— Господа, господа, — проговорил он с плохо скрываемым волнением, — вам явно требуется помощь.

— Да, уж, — пробормотала себе под нос Рика, — без вашей помощи, господин Курису, Королевская служба дневной безопасности и ночного покоя, как без рук.

— И чем же вы полагаете нам помочь? — спросил коррехидор.

— Возможно, вернее даже наверняка, — поправился студент, — вам будет небезынтересно, но ваш покорный слуга помимо руководства студенческим самоуправлением уже четвёртый год является бессменным председателем Клуба детективов, — он с достоинством поклонился, — посему я в полной мере владею методами дедукции и отличаюсь примерной наблюдательностью.

— И беспримерным самомнением, — не выдержала чародейка.

— Господин Курису, — Вил проигнорировал ядовитый комментарий спутницы, — я, как глава Королевской службы дневной безопасности и ночного покоя, выражаю искреннюю благодарность за предложение квалифицированной помощи. Мы без всякого сомнения им воспользуемся, но в свой час. А пока я желал бы переговорить с ближайшими друзьями Ютако Кензи, если таковые у него имелись.

— Так я и есть — самый наиближайший его друг! — восторженно воскликнул Курису, — прямо с церемонии посвящения.

— Я полагаю, у главы студсовета найдётся местечко, где мы могли бы поговорить без проблем, — предположил коррехидор.

— Естественно, — последовал гордый ответ, — и таких мест целых два: кабинет студсовета, но там сейчас заседает рабочая группа Весеннего культурного фестиваля; так что нам будет лучше направиться в логово детективов. В этот час нас точно никто не побеспокоит.

Логово детективов на поверку оказалось бывшей аудиторией, вернее её частью, отгороженной высоким шкафом с геологическими экспонатами заброшенного кабинета географии. Бархатные мягкие стулья с потёртыми сиденьями явно остались от минувших лет, а стол, с которого Марк поспешно убрал пепельницу с папиросными окурками, был завален книгами и какими-то листками, из-под которых высовывался уголок иллюстрированного мужского журнала. Проследив за скептическим взглядом чародейки, студент засунул его поглубже, скромно положив сверху потрёпанный томик учебника по криминалистике.

— У вас в институте бывали зафиксированы случаи издевательств? — спросил коррехидор, вытащив из кармана блокнот.

— Издевательств? — переспросил Марк на манер тугоухого.

— Да, издевательств. Причём нас интересуют как физические, так и моральные мучения и имена студентов, принимавших участие в подобных безобразиях. Особливо нас интересует ваш друг Ютако.

— К моей великой радости, могу с полной ответственностью заявить, что никаких подобных случаев в нашем институте не зафиксировано: ни физических, ни моральных! А что касаемо Юты, — Марк махнул рукой, — так он добрейшим человеком был, широкая душа, открытый и незлобливый. Пожалуй, Юта был бы самым последним из моих знакомых, кого можно было бы заподозрить в злонамеренных придирках или насмешках.

— Бросьте, Курису! Я — не инспектор из министерства, мне не нужны ваши благоглупости, посредством коих вы столь привычно создаёте идеальную картинку институтской жизни. В коллективе молодых людей невозможно обойтись без противоречий, обид, да и банальной ревности в конце концов.

— Если подумать и сказать по честности, имеется в наших рядах одна весьма знаменательная личность. Правда, её издевательства больше против неё же самой и оборачиваются, — он покачал головой.

— Это была убитая? — оживилась чародейка.

— Что вы! Майна — девица покладистая, воспитанная и сдержанная. Чего не скажешь о её соседке. Эта крашеная стерва, извините меня за столь откровенную характеристику, но иного определения Яна Окура попросту не заслуживает. Почитает себя выше других, хамит, грубит, унижает по всяческому поводу. Юта не раз сказывал, как бедняжечке Майне от этой фурии достаётся, всё ломал голову, каким образом Окуру на место поставить, чтобы той раз и навсегда расхотелось над окружающими издеваться. Представляете, что она учудила? Майночка по рассеянности совершенно случайно оставила детективный роман на половине стервятницы, как та не преминула воспользоваться ей же самой придуманным правилом и спалила книгу в металлическом ведре, обозвав сие самовольство «ритуалом». И госпожа Саюси на подобные безобразия закрывает глаза. Тут в комнате чуть ли не пожар, а она заявляет, мол, ничего страшного, просто банальная утилизация отходов. Когда мы, а точнее Юта попытался ей пожаловаться, она и слушать не стала. Отговорилась, что, коли она «своими глазами» ничего не видала, то и говорить не о чем. Подозреваю, имеется причина, по которой заместитель ректора в хозяйственной области в определённые моменты времени не в ту сторону глядит. Не так всё просто. Но боги на небесах — на то боги и есть, дабы на бренной земле справедливость восстанавливать. Крашеное пугало от других студентов по полной огребло: заявилась на занятия в рваном балахоне с курьими костями. Не поленилась же обгладывать дочиста, а после нашивать в разных интересных местах. Хотя, может, эти самые кости она и выварила…

— Не станем отвлекаться на методики очищения куриных костей, — заметил Вилохэд, — возвратитесь к Окуре. Насколько я понимаю, её внешний вид не снискал понимания со стороны остальных студентов?

— В самую точку, господин полковник, в самую точку, — откликнулся председатель студсовета, — она своим с позволения сказать нарядом зацепила одну девицу и попыталась высказаться о примитивных людях, жизненные интересы которых не столь далеко ушли от интересов муравьёв или же жаб. Та поглядела на идиотку в балахоне, сказала ей пару ласковых, остальные, натурально заржали. Окура покраснела, аж под слоем белил видать было, и вон выскочила. А её с тех самых пор Старьёвщицей да Мусорницей все звать принялись. Может быть, она ещё пару разиков попыталась вылезти, но с тем же эффектом. С тех пор Окура на лекции ходит через два раза на третий, с простыми смертными не общается, и даже взгляда не удостаивает. Однако ж, никто от этого не заплакал.