Госпожа Докэру удивлённо поглядела на Шоколадного короля.

— Странно, что вы не в курсе, — проговорила она, явно обдумывая, каким образом подать информацию, чтобы не выставить его жену в невыгодном свете, — хотя при вашей занятости на фабриках, сие неудивительно, — губы тётки Вилохэда тронула тонкая улыбка дипломата, который готовится подсластить пилюлю, — у Ютако обнаружилась аллергия, и поэтому мы расселили их со студентом Саварой по рекомендации докторов. Благо пустующих комнат на мужском этаже у нас в достатке. К сожалению, и в нынешний набор мы снова не досчитались парней, — с грустной ноткой в голосе закончила она.

Шоколадный король задумался, и на его лице появилось выражение, которое не обещало его жене ничего хорошего, затем он пару раз вздохнул и спросил вполне спокойным голосом:

— Вы, господин полковник, изволили упомянуть самоубийство. Не сочтите за труд объяснить, почему вы переквалифицировали несчастный случай в самоубийство. Я, как отец, удивлён до крайности. Мой мальчик был жизнелюбивым, весёлым и бесшабашным. Неприятности переживал легко, я бы даже сказал, он просто клал на них, — тут он осёкся под суровым взглядом ректора, — ну, понимаете, просто плевал, утверждая, что всё разрешиться само собой.

— В кармане куртки вашего сына мы нашли вот это стихотворение, — Вил протянул листок господину Кензи.

— А неплохо писал, чертёнок! — воскликнул отец почти радостно, — и почерк — что надо.

— Я вынужден разочаровать вас, — Вилохэд аккуратно сложил стихотворение и убрал в карман, — сие трёхстишье принадлежит перу великого Акомацу Кё.

— Пускай, — мотнул головой Кензи, — но каким боком из него вытекает суицид?

Четвёртый сын Дубового клана в третий раз за сегодня повторил рассказ о бедном дайнагоне Акомацу, гвардейском перевороте и верованиях жителей северных островов об оленях. Отец погибшего Ютако Кензи слушал внимательно, если у него и возникало желание возразить, то он сдерживался, только кивал головой.

— Смехотворно! — воскликнул он, когда коррехидор закончил, — просто ерунда какая-то! Вы — взрослый мужчина, делаете свой вывод подобно школьнице, перечитавшей стихов, коей тайный смысл начинает мерещиться в самых обыденных вещах и словах. Ну, засунул Ютако какой-то листок в карман, что с того? — прямые брови Шоколадного короля взлетели вверх, собрав складки на высоком смуглом лбу, — а то, что он просто мог его найти, вам в голову не приходило? Или специально заказал у переписчика, дабы блеснуть образованностью перед понравившейся девицей? А, может, ещё тысяча чёртовых случайностей! Нет, господин коррехидор, ваши предположения за уши притянуты. Выдавайте мне тело моего сына, и дело с концом. Какой смысл доискиваться теперь, по какой причине в кармане у моего Юты обнаружилось классическое стихотворение.

— Вскрытие покажет, спрыгнули погибшие с Астрономической башни или же случайно упали, — решительно заявила Рика.

— Да мне глубоко безразлично сие! — проговорил Кензи, и в его голосе звучала неприкрытая горечь, — какое это теперь может иметь значение, когда мой любимый и единственный сын мёртв!

— Меня бы ещё как это волновало на вашем месте, — возразила чародейка, — ибо я не желала бы, чтобы меня всю оставшуюся жизнь мучили сомнения относительно предположения о самоубийстве сына. Я бы не могла спать, задавая себе вопрос: почему они шагнули вниз?

Кензи сначала потёр лоб, потом всё лицо.

— У Ютако были разногласия с вами? — спросил коррехидор.

— Бывали, как не быть. Да вы скажите мне, у какого сына не бывает разногласий с отцом?

— Он не говорил вам, что собирается жениться?

— Жениться? Нет, не говорил.

— Тогда чего именно касались ваши разногласия?

Кензи поглядел на Вила взглядом, в котором откровенно читалось: «Если вы ругаетесь со своим родителем по поводу его матримониальных намерений, связанных с вами, из этого не следует, что у других те же самые проблемы». Потом ответил:

— Наши разногласия касались его будущего. Я видел в нём продолжателя моего дела, а Ютако совершенно не желал заниматься бизнесом. На фабриках не бывал с десятилетнего возраста и заявлял, будто собирается стать частным детективом либо известным путешественником. Я, конечно, был вне себя от подобного желания в буквальном слове просрать свою будущность, и бывало у нас случались скандалы по этому поводу. Но в прошлом году жена и тёща убедили меня оставить Ютако в покое. Они заявили, что он «израстётся», и завиральные идеи исчезнут сами собой. Супруга даже призналась, что в его годы мечтала о сцене и собиралась сбежать из дома с бродячей труппой. У меня в то время и так были сложности с партнёрами по бизнесу, поэтому я согласился и особо на сына не наседал.

— Вы знали что-нибудь о девушке по имени Майна Андо? — спросил Вил.

— Нет, — покачал головой отец, — впервые слышу это имя. Да и, сказать по правде, сердечными увлечениями Юты я не интересовался никогда. С Те́сси, это моя жена, они бывало секретничали, но меня не посвящали. Это та девушка, что упала вместе с Ютой?

— Упала или спрыгнула, — уточнила чародейка, — а вредных зависимостей у вашего сына не было?

— Вы о чём, госпожа Таками? — вскинулся Кензи, — уж не о наркотиках ли зашла речь?

Тётка Вила энергично замахала руками:

— У нас в стенах Кленового института подобной гадости отродясь не водилось! — воскликнула она, — это совершенно исключено!

— Я имела ввиду карточные игры, ставки на дерби или спортивных состязаниях, — пояснила Рика, — одним словом, увлечения, где есть возможность наделать долгов. Не было ли у Ютако финансовых затруднений? Он не обращался в последнее время к вам за средствами?

— Юте я выделял в месяц вполне достойное содержание, — Кензи резко повернулся в сторону чародейки и назвал сумму, заведомо превосходящую жалование служащего средней руки, — не думаю, что он испытывал затруднения. К картам и прочему Юта был глубоко равнодушен. Мне, по крайней мере, так казалось. Ну, теперь вы сами видите, что у него не было никаких поводов расстаться с жизнью.

— Тем страннее выглядит ситуация, — Вилохэд задумчиво постукивал карандашом по блокноту, в котором делал пометки, — на смотровой площадке Астрономической башни парапет имеет достаточную высоту. Такую, что даже я, а мой рост шесть сяку, не смог бы просто упасть вниз. Ютако был ниже меня где-то на три четверти сяку, значит и свалиться случайно ему было бы гораздо труднее. Что тогда мы имеем? Парень с девушкой дурачились, например, сидели не парапете, кто-то из них не удержался и упал, а второй пытался его спасти и свалился вместе с ним. Это было бы неплохим объяснением, если бы не записка со стихотворением, которое указует на самоубийство через падение с высоты. Но пока мы не знаем причин этого поступка.

— Вскрытие покажет, как они упали, хватались ли за что-то, либо спрыгнули, — подхватила чародейка, — и мы будем точно знать, что и как произошло минувшей ночью.

— Я против, — заявил Шоколадный король, — я против, чтобы моего мальчика даже после смерти полосовали ножами.

— Ваше согласие по данному вопросу не требуется, — сказал коррехидор, — но мы постараемся произвести все необходимые действия ещё сегодня, и к вечеру вы сможете забрать тело из коррехидории.

Отец Ютако Кензи снова потёр лицо, видимо сей жест означал для него глубокое душевное волнение, затем поглядел на коррехидора совершенно больными глазами и кивнул. После чего сухо попрощался и вышел.

— Спасибо, дорогой мой племянник, — проговорила госпожа Докэру, когда Шоколадный король покинул кабинет ректора, — выручил меня. Я порядочно подрастерялась, когда господин Кензи налетел на меня подобно разъярённому коршуну. Итак, ты всё же намерен твёрдо придерживаться версии самоубийства?

— Да, пока не найдутся доказательства иного.

— Ясно.

— Тетушка Сацуки, — обратился Вил, сопровождая свои слова своей особенной улыбкой, от которой пожилые дамы буквально таяли: в ней сочеталось его мужское обаяние с неприкрытым восхищением, и всё это хорошенько сдабривалось уважением, — что с родителями девушки?