Он не рассказал мне, что произошло в больничной палате его отца, а я не спрашивала. Однако спор явно на него повлиял. В его глазах не было обычного блеска, а усталость потемнела в морщинах на лице.

Я не привыкла видеть его таким подавленным. От этого зрелища у меня в груди неожиданно сжалось сердце.

— Когда я разберусь, я дам тебе знать, — сказал он с коротким смешком. — Возвращение домой – это всегда вызов. Надеюсь, моя мать не слишком напугала тебя своим допросом.

— Нет, она была прекрасна. — Пиппа напугала меня своим первоначальным шквалом вопросов, но мы мило побеседовали, пока Ашер был с отцом. Я могла сказать, что она действительно любила своего сына и хотела для него самого лучшего, даже если она была немного... напряжена из-за внуков. — Но она все время упоминала что-то обо мне и Хеди Ламарр?

— Знаменитая кинозвезда сороковых, — сказал Ашер. — Моя мама – большая поклонница классического Голливуда, а ты очень похожа на Хеди.

— Я приму это как комплимент. — Выглядеть как кинозвезда – это ведь хорошо, не правда ли?

— Тебе стоит это сделать. — Его губы изогнулись. — Она, вероятно, представляет себе маленьких клонов Ламарр, бегающих прямо сейчас по ее заднему двору.

Я фыркнула от смеха, хотя мое сердце сжалось от мысли о детях от него. Было слишком рано думать об этом, учитывая, что мы еще даже не прояснили свой статус отношений, но на кратчайшие мгновения я позволила себе предаться фантазии.

Перспектива замужества и рождения детей с Ашером оказалась не такой уж страшной, как я думала, что само по себе тревожило.

У нас был секс один раз. Я не собиралась быть тем человеком, который начнет планировать свадьбу в состоянии оргазменного бреда, поэтому я засунула образ маленьких зеленоглазых младенцев на задворки своего сознания, когда он показывал мне дом.

Он был уютным и очаровательно обжитым, с семейными фотографиями, разбросанными по разным поверхностям, и множеством безделушек из Франции, Италии, Австралии и других мест отдыха. Однако преобладающей темой декора был футбол, особенно в кабинете и холле. У меня было такое чувство, будто я иду по сувенирному магазину футбольного клуба «Холчестер».

— Ты не шутил, когда сказал, что твой отец фанат «Холчестера», — сказала я, одновременно впечатленная и встревоженная.

Стены украшали плакаты команды, края которых загибались и желтели от времени и износа. Футболка с автографами всей команды 2018 года была помещена в рамку и выставлена, как «Мона Лиза» в Лувре. Фотографии Ашера в его форме «Холчестера» выстроились на каминной полке вместе с миниатюрным золотым футбольным мячом.

Я заметила, что на выставке не было ни одной его фотографии в цветах «Блэккасла».

— Фанат? Скорее фанатик. — Ашер не взглянул на каминную полку, когда мы проходили мимо.

— Полагаю. В любом случае, похоже, сегодня как раз тот день, когда пора отправляться на экскурсию по домам, — небрежно сказала я, надеясь смягчить задумчивость, омрачившую его лицо.

Это не сработало.

— Думаю, да. — Мы остановились перед простой деревянной дверью в задней части дома. — Это комната моего детства. Не смейся над ней, а то обидишь меня.

Что-то внутри меня расслабилось от намёка на его обычный юмор.

— О Боже. Твои родители не меняли ее все эти годы?

Поморщившийся Ашер подтвердил мои подозрения.

Я вошла, разглядывая каждую деталь: синее стеганое одеяло, односпальная кровать, придвинутая к стене под окном, плакаты Армстронга, Бекхэма и других великих футболистов, украшающие стены.

— Это как музей, — сказала я, завороженная возможностью заглянуть в детство Ашера.

Я почти видела, как он сидит на кровати, смотрит футбол по телевизору и мечтает о том дне, когда на экране окажется он сам.

— Да. — Ашер огляделся. — Знаешь, я не был здесь уже много лет. Обычно я останавливаюсь в отеле, когда приезжаю в город, и у меня никогда не было повода зайти сюда, когда я навещал родителей. — В его глазах промелькнула нотка ностальгии. — Десять лет, а такое ощущение, что я и не уезжал.

— Это, должно быть, кажется сюрреалистичным.

— Немного. — Он провел рукой по лицу. — Я собираюсь переодеться. Можешь свободно осмотреться или сесть, где угодно.

Мне было некомфортно рыскать по его комнате, пока его не было, поэтому я ждала на краю его кровати, пока он не вернется. Он сменил свой прежний наряд на футболку и джинсы и выглядел немного более расслабленным, когда сидел рядом со мной.

Наступила тишина. Это была уютная, дружеская тишина, к которой я привыкла во время нашей поездки в Холчестер, но что-то кипело под поверхностью, ожидая возможности вырваться на свободу.

— Ты помнишь день шторма? — спросил Ашер. — Ты спросила, почему я перевелся в «Блэккасл». Ты сказала, что дело не могло быть только в деньгах.

— Конечно. — Я не смогла бы забыть ничего из того дня, даже если бы попыталась. Во многих отношениях это был тот день, который привел нас туда, где мы сейчас.

— Ты был права. Я имею в виду, деньги были фактором, как и работа с Армстронгом. Но настоящей причиной был я... — Он сглотнул. — Мне нужно было сбежать от отца.

Я подавила инстинктивную реакцию и ждала, пока он продолжит в своем темпе.

— Я больше не мог оставаться с ним в одном городе, — сказал он. — Он подталкивал меня к тому, чтобы я преуспел в игре всю мою жизнь, и я благодарен за это. Это сыграло огромную роль в том, чтобы я оказался там, где я сейчас, но чем дальше я продвигался в своей карьере, тем больше я чувствовал, что делаю это не для себя. Я делал это для него. Футбол – это моя жизнь, но я постепенно терял любовь к нему. Это пугало меня. И как бы мне ни нравилась моя команда в «Холчестере», я чувствовал себя запертым в этом пузыре, где я не мог дышать.

Звук проезжающей снаружи машины заглушил его последние слова, но выражение его лица было безошибочно мрачным.

— Когда Фрэнк Армстронг стал тренером «Блэккасла», я использовал это как повод для перехода, — сказал Ашер. — Тем не менее, мне потребовались месяцы, чтобы подать запрос. Если бы мой отец не был таким фанатичным по отношению к «Холчестеру», я бы не раздумывал дважды. Но когда дело касается футбола, он мне не отец. Он второй тренер, и это было слишком.

Невеселая улыбка тронула его губы.

— Прежде чем ты что-то скажешь, я знаю, как это звучит. Богатый футболист жалуется на то, что его отец слишком суров с ним. Бу-бу-бу. Дай-ка я вытру слезы деньгами.

— Это не то, что я собиралась сказать. — Я покачала головой. — То, что ты привилегирован в одном отношении, не значит, что ты не можешь бороться в других.

Да, ему повезло больше, чем большинству людей в мире, но я видела, откуда он пришел. Я сталкивалась с этим как танцор, но я никогда не сталкивалась с тем уровнем внимания, с которым он сталкивался каждый день.

Публика видела только деньги и гламур; она не видела давления, политики и силовых игр за кулисами. Она не видела, какой урон все это наносит психическому здоровью человека. Богатые или нет, знаменитые или нет, мы все люди.

— Ты сказал, что тебе потребовались месяцы, чтобы подать заявку. Что заставило тебя решиться? — спросила я.

— Это был матч с «Челси» в прошлом году. — Рот Ашера скривился. — Я забил три из четырех голов. Мы победили. Это должен был быть отличный вечер, но после этого, всё, о чем говорил мой отец, это об угловом, с которым я «облажался», и о штрафном, который я не забил. Мне следовало праздновать. Вместо этого мне просто хотелось кричать.

В груди у меня возникла резкая боль.

Если бы его отец сейчас не восстанавливался после сердечного приступа, я бы подбежала и высказала ему все, что у меня на уме.

— Это не было чем-то, чего я не испытывал раньше, но это была последняя капля, — сказал Ашер. — Вся страна, может быть, даже весь мир, имеет определенные ожидания от Ашера Донована: как я должен играть, с кем мне следует встречаться, где я должен, черт возьми, отдыхать. Я могу с этим справиться. Это то, на что я подписался. Но мне хотелось бы места, хотя бы одного, где мне не нужно быть начеку. Я думал, что таким местом будет семья. Но это не так.