Стоны, всхлипывания их обрадовали. Значит она ещё с ними, а не с фараоном.

Утешили. Спросили. Дали ей чай – настойку под названием бурундувай.

Так его назвал автор. Беглый каторжанин, дореволюционный, конечно. Обещал, что эта панацея от пожара, злых духов и от всех болезней. Ну почему заканчивается тремя буквами… ВАЙ?

А это просто, боль таккааая, как от пираньи, которая заскочила не быку, который купался в речке, а к тебе, в мочеиспускательный прибор, который ещё не выпустил на свет ни одного жителя планеты земля, и, вот она, эта кроха – рыбка, маленькая совсем, не больше твоего большого пальца на ноге, буянит в твоей утробе, и, пытается любым способом выбраться на свет Божий. Ей всё равно, через какие каналы.

Может и напрямую, а может и через прямую кишку. А если повезёт, то напрямки, напростец, как говорят на Украине, быстрее пронырнёт через прямую мышцу живота, тихонечко, не зацепив, ненароком другие органы и члены. А ты в это время ей ааккомпонируешь, на высоких нотах, крещендо и фортиссимо вай – вай, вай вай, что бы ты, зараза издохла…

Непонятно, до чего дотрепался бы наш юморист, – не спящая красавица двинула в его лицо, всю свою силу, – собранную в один кулак. Все пелёнки, от которых, этих памперсов, несло во все ноздри… таакоое, – скунсово, возмездие!!!

Потом ещё гонорар, за юмор, – фингал, между его лобных бугорков. И, он затих, слава Богу, не навсегда.

Она, повеселевшая – перестала дышать и, и, выпалила,

– Приходил. Я слышала. Видела его. Очень большой.

Юморист раскрыл было рот.

Но острая боль снова погладила те же, его лобные бугры, и, снова погрузился в анус, – глубин Бермудского треугольника, в немедицинскую, неискусственную – … кому, натурального, свойского импровизированного производства.

… Прошло всего пол – часа, когда ребята, посуетившись и, по системе, далеко не йогов мудрых … привели их обоих в нормальное сознательное состояние. И, она… рассказала.

.. .– Он, очень большой.

… – Принёс ей подарок…

… Немая сцена, была долгой.

– Психиатра в отряде не было.

Она продолжала говорить так же свободно как, как обычно беседовала, до, того.

– Принёс мне лекарство, оставил его воон, таам, на большом листе, как у нас, дома – лопух.

… – Мне уже легче, боль ушла, он так и сказал, что всё пройдёт. Ты встанешь на обе ноги, и всё будет хорошо.

– Потом немного постоял и сказал.

– Я применил лекарство ваших бабушек, хотя есть и другое, быстрее уходит такое, как у тебя, но ваши братья не поймут, как это, перенестись в прошлое и стереть то, что должно было потом случиться. Погрузить себя в состояние альфа уровень, и, визуализировать желаемое выздоровление, увидеть его. Это вам сейчас не понять, в этом воплощении.

Ребята засыпали вопросами. На каком языке и как он с тобой объяснялся так не по – колхозному…. Он чукча, или славянин, как ты его понимала и на каком наречии ты ему отвечала.

Вопросы. Вопросы без ответов. И, когда она сказала, что это было скорее общение – телепатически, точнее – телепортация мыслей, воли и предметов. И, это наука нам пока не по коробочке.

Волосы на их макушках встали, поднялись вертикально, как у макаки, которая встретилась, нос к носу с, с, леопардом, и, это было последнее мгновение, которое говорят, герой не Отелло, на сцене. Здесь проще. Жить, или, не жить! Кто сегодня будет обедать. И кем. Как его зовут.

Все, и юморист, как военные, отдали честь, подняв руки к голове, но долго крутили указательными пальчиками у своих височков, на голове, конечно, вертел каждый у своих, ушей, которые теперь вдруг повисли как крымские лопухи в полдень знойный…

В милых беседах, творческих дискуссиях, спорах, да и институтах, где они набирались ума без разума, таких тем не поднимали, а если кто и слишком умничал, серьёзно им вдалбливали, – это профанация. И, потому как она произносила эти непонятности, решили, – она тооогооо…

Потом, как следователь Мура, наш юморист, пошёл, попрыгал по бурелому тайги, обследовать ландшафт, вокруг да около её гамака, после посещения такого гостя, может и, правда, подарок, лежит – валяется, гостей дожидается… Он, был уверен, это попахивает хорошей профессионального уровня – дуркой.

По причине своего устройства и характера, он запел, но так, что бы опять не получить гонорар, который хуже гонореи.

– И куда не поедууу, и куда не пойдуууу, ни сегодня и не завтра нихрена не найдууу.

И, и…тут его, уже не телепатически, пристукнула опять по лобным бугорочкам, которые ещё излучали вибрации, ох и ах не от поцелуев, щедро дарила Маша, но теперь и жаль, – Маша, да не наша – почти теперь инопланетянка.

… Не очень далеко, от изголовья их, не уснувшей навеки, красавицы, лежал большой лопух… с, с, с каким то фаршем… из корешков… и, сухой травы и всё это напоминало, химический состав такого сусла, которое можно увидеть у алкашей, после пропойной ночи и щедрой закуски, которую он так смело и, без сожаления, возвратил из своего чрева на травку муравку, утром после того…

Прошли тяжёлые минуты, и он, юморист, изрёк, но уже во всёуслышание.

– Хорош снежный обезьян, – бикфут, юморииист, такое отмочиить… Наши алкаши такой юмор и то не позволяют себе. Морды будут биты за такой кулинарный, не вкусный садизм.

Все, пришедшие стояли рядом, как почётный караул у тела усопшего досрочно от приступа бутылимана – сорокаградусного напитка.

От визуального обследования, от вида этой панацеи, два будущих медицинских светила, пока студенты, дипломники, поскакали в кусты, подальше, подаальше, с душевными мелодиями – стонами,

–… А аа, ах, грррр …гроб об…ммаать…

Совещание псевдонаучного совета, шло неровно, переходя, перепрыгивая тишину леса и все регламенты.

Приближалась ночь, все пошли иноходью в лагерь, а юморист пропел,

– Хлябать такоя мумиё, енто дело не моё, ешьте сами, с волосами.

А, она, окрылённая надеждой, пропела, ясно, с воодушевлением, так как читали в детском садике стихи про Ленина. Она ясно пропела, как по шпаргалке, на зачётах институтских.

…– Лучше я побегу рысцой, к прабабушке, в сырую землю лягу, и … у неё, пошли спазмы и не прошеные позывы.

…Пришлось одному, нашему, после долгих колебаний, он был в горячих точках до института, этой панацеей ублажать её, не так давно прекрасное, но бывшее тело, правда без такой важной недостающей детали, которая валялась теперь без дела, в кустах, почти Патагонии. А может муравьи кормили ею свою маму.

Прошло три дня.

*

Шли удручённые, но с чувством комсомольцев, первопроходцев. Может, наладим с ними двустороннюю связь, они нас научат лечить все болезни. И, даже душевные, но не такие, как у неё, бывшей красавицы. Страданий, то нет, как корова языком слизала. Ан. Не корова, и не языком. Вот тебе и телепатия. Вот тебе и обезьяна. Кто, кого ищет? Кто кого изучает?! И кто, кому и как помогает.

Трое суток, какой результат

– А наш перезревший юморист, с фингалами, спел, потом, под гитару:

– И трое суток мы не спали из – за того, что он уснул.

Уснула… это уже был речитатив, и, пальчиком покрутил у своего виска.

Мы приходили, каждое утро. Слушали её дыхание, ровное. Рооовное. Решили, она, ещё не у фараона, и не у прабабушки.

С нами!!!

Юморист подходил поближе, хотел пощупать пульс. Протянул было руку к её запястью, но его предупредили, – телепатически, – не тяни руки, протянешь ноги! У меня рост и кулак – три твоих, дохлый интеллигент.

Не зря он читал книгу, *внутренняя речь и мышление*, – вот это речь, вот это мышление!

*

На четвёртые сутки, у ствола огромного кедра – реанимационный филиал академика Бикфута. С трудом добрались, это был, не институт Склифасовского, где могут пришить что угодно, куда угодно, но только не такую деликатную красоту, – вторая половинка большой, красивой, но бывшей ягодичной мышцы.

*

Радость, правда, мы уже не могли выражать, от такого увиденного, – невиданного… эмоции приутихли – запасы продовольствия иссякли, а грибы с белыми червячками, могли есть не все…