Баошенгдади был освобожден от воинской службы и наделен правом покидать Небеса, когда угодно, поскольку Михаил повелел ему совершенствоваться в алхимии. Посему Баошенгдади начал путешествовать и пополнять свою коллекцию новыми формами жизни. Он посетил множество планет, на которых росло то, что не могло родиться на Небесах и, хотя новые ингредиенты радовали его, больше всего Баошенгдади манила Бездна. Там произрастало то, что невозможно сыскать и во всей вселенной.

Так Баошенгдади начал изучение Бездны, вначале ее Преддверия, ныне известного как Тартар, а затем и основных слоев. В тот момент он впервые нарушил закон Небес. Простым ангелами, и даже ему, было запрещено проникать в саму Бездну, лишь архангелы и перворожденные исполины имели это право, которое скорее, правда, было обязанностью. Баошенгдади сохранил в секрете свой поход в глубины Бездны и тогда же понял, почему ангелам было запрещено проникать туда.

Бездна была чем-то необъяснимым, в ней не работали привычные законы мироздания. Пространство, время – там все было относительно. А чудища, обитавшие в Бездне, поражали воображение и одновременно с этим ужасали. Сердце Баошенгдади трепетало при виде их. Но многие из этих тварей просто игнорировали его. Он не мог понять причину столь странного поведения. В Преддверии все существа были враждебны ангелам, там все и вся стремилось убить тебя. Но в самой Бездне положение дел было другим. Баошенгдади видел таких созданий, которые могли бы сокрушить целую планету, если бы захотели, по крайней мере, так ему казалось… Но они просто бесцельно блуждали, бредя во мраке.

Спускаясь все глубже и глубже Баошенгдади, наконец, достиг сердца Бездны. Сюда не проникали даже архангелы и исполины, ибо считалось, что здесь нет ничего, кроме холода и тьмы. Но Баошенгдади открылась истина, что это не так. Во тьме роилась жизнь, здесь все было живым. Сама тьма ощущалась живой.

Изучая последний слой Бездны, Баошенгдади набрел на огненное озеро, ярко освещающее ближайшие окрестности. Вокруг этого озера росли желтые цветы. Баошенгдади был озадачен этим фактом и решил изучить их, но, когда он сорвал один единственный цветок, озеро внезапно исчезло. А сам Баошенгдади очутился в пещере. Тогда-то он и услышал детский смех. Удивлению его не было предела. Что в таком «месте» может делать ребенок? Не иллюзия ли это? Может это цветы вызывают галлюцинации и способны воздействовать даже на ангелов? Тем не менее, Баошенгдади решил пойти на звук смеха и скоро нашел младенца, человеческого младенца, которым нагим лежал на холодных камнях. В руках он держал игрушечный кораблик, на котором было написано «Швит», таинственное слово, смысл которого не разгадан и до сей поры.

Взирая на ребенка, Баошенгдади замер в нере­ши­тель­но­сти, размышляя, что же ему делать. Откуда здесь взяться настоящему ребенку? Быть может, это чудище в обличье младенца? А может все-таки обычный ребенок, занесенный сюда очередным чудом Бездны? Могло быть что угодно.

Баошенгдади погрузился в собственные думы, а в это время младенец сам под­полз к нему и, схватился крохотными ручон­ка­ми за полы его пла­ща, кое-как при­под­нял­ся и дотя­нул­ся до колен Баошенгдади. Ангел удивленно взглянул на него. Младенец посмотрел в ответ и улыб­нул­ся, а потом заплакал, слов­но про­си­тель, со слезами умо­ля­ю­щий о чем-то. Сердце Баошенгдади дрогнуло при виде этого, тогда оно еще было способно на сострадание.

– Что ж, – улыбнулся Баошенгдади, поглаживая младенца по голове, – похоже, это Судьба. Не знаю, кто твои родители, а потому не могу тебя вернуть им. Отныне ты будешь со мной. Как бы тебя назвать? Ты смелый мальчик, раз не испугался. Любой бы другой плакал. Посему я нарекаю тебя Андреем.

Младенец, услышав это, улыбнулся. Так Баошенгдади обрел своего первого настоящего ученика, до этого он отказывался передавать свои знания, говоря, что еще слишком рано, что пока он еще не достиг нужных высот, чтобы зваться мастером. Но теперь у него был ученик, которого он решил воспитать как родного сына.

***

Шли годы, Андрей рос, проявляя поразительные способности в обучении. Очень быстро он научился говорить и самостоятельно ходить. Всюду Андрей сопровождал своего учителя. На Небесах все были изумлены появлением человеческого младенца. Конечно, Баошенгдади не мог сказать Михаилу и остальным, что нашел его в Бездне. Посему он впервые в своей жизни солгал, сообщив, что обнаружил его на одной из планет. У него не было родителей, и Баошенгдади пожалел малыша, решив забрать его с собой. Приводить смертных на Небеса запрещалось, но Михаил простил Баошенгдади, сказав:

­– Сей закон не вечен, настанут времена, и все расы будут жить среди нас, как равные нам.

Больше всех оказался рад Адам. Он был единственным человеком на Небесах, все же его «дети», сотворенные, как говорят, Богом из его сущности были разбросаны по разным планетам. Адам видел их лишения и злился, что ему запрещают им помогать. Михаил утешал его тем, что еще не время, но скоро все изменится. Однако терпение Адама подходило к концу. Но пока он еще сохранял в себе остатки смирения и был для Андрея кем-то вроде дяди. Он играл с ним, учил его и заботился о нем, наравне с Баошенгдади.

***

В возрасте трех лет Андрей смог самостоятельно создать свою первую пилюлю. В тот день он радостный вбежал в сад, где отдыхал Баошенгдади. Его волосы стояли дыбом, а лицо было измазано сажей, но улыбка у него сияла так, что сразу становилось понятно – он наконец добился успеха. Баошенгдади не мог нарадоваться. Ученик стал гордостью учителя.

Пока Баошенгдади учил Андрея алхимии и тренировал его ум, Адам научал его физической культуре. Под его руководством Андрей постигал искусство боя, чтобы потом сражаться за Небеса в битвах против порождений Бездны. Но Адам учил его и тому, что не понравилось бы Михаилу, узнай он об этом.

– Для всех разумных естественно любить в первую очередь своих родителей, свою семью, верно? – спросил Адам в один из дней после очередной тренировки.

– Да, – кивнул Андрей.

– Затем идут остальные родственники, а после друзья, которые семья не по крови.

– Согласен.

– Тогда для нас естественно любить в первую очередь свой народ, свою расу. Кто нам родней? Человек иль зверь? – спросил Адам.

– Человек, конечно, – ответил Андрей.

– Хорошо, – улыбнулся Адам, – помни, что человек всегда должен ставить на первое место другого человека. Если у тебя будет выбор помочь человеку или кому-нибудь еще, то ты должен помочь человеку.

– Но учитель говорит, что помогать нужно всем, – замотал головой Андрей.

– Твой учитель не человек, – вздохнул Адам, – что он может знать? Поверь мне, если придется, он выберет ангела, а не человека. В конце концов, все ангелы настоящие братья.

– Но ведь и люди тоже братья и сестры.

– Только они об этом не знают, – печально улыбнулся Адам. – Я видел, как человек убивает человека. В первый раз это поразило меня до глубины души. Причиной стала зависть. Брат позавидовал брату, ему показалось, что Бог благоволит ему меньше. И тогда он убил собственного брата. Он знал, что тот его брат, что они одной крови, но все равно пошел на это. Что уж говорить об остальных… Люди блуждают во мраке, не зная истины о себе и о мире.

– Почему тогда мы не можем рассказать им истину? – наивно спросил Андрей.

– Ха, действительно… почему же? – не по-доброму улыбнулся Адам. – Мне неведомо, что творится в разуме Михаила, но я чувствую, что судьба человечества мало его заботит. Мы должны взять все в свои руки…

– Я не понимаю.

– Пока нет, пока нет, – кивнул Адам, – но когда-нибудь… вместе со мной ты поведешь человечество к светлому будущему.

Подобными разговорами он закладывал в юный разум Андрея нужные ему идеи. Но Швитскому не суждено было встать на этот путь. Слишком сильным оказалось влияние его учителя. Баошенгдади учил Андрея, что все расы равны, пускай Бог и создал всех разными.

– Исполины сильнее всех в мире, – сказал однажды Баошенгдади, – но разве это делает их лучше остальных? Разве сила – определяющий фактор?