Как только она запела, я был поражён её голосом. Он был мягким, но проникновенным, сильным, но в то же время таким нежным. Словно каждая нота вытекала из глубины её души и проникала прямо в моё сердце. Я не мог оторвать взгляда от её лица, и казалось, что весь мир вокруг замер, оставив только её и меня. Свет лампочек и шум голосов исчезли на заднем плане, а остались только её глаза, её голос и мелодия, которая завораживала.

Она пела так, словно слова этой песни были о нас, о том, что между нами уже начинало зарождаться, но о чём мы оба пока боялись признаться. Я чувствовал каждую строчку, и с каждой новой фразой моё сердце начинало биться всё сильнее. «Неожиданная любовь… как шторм, что приходит внезапно и переворачивает всё с ног на голову.» Эти слова, вырывавшиеся из её уст, отзывались внутри меня, словно были частью меня самого.

Я слушал, как она пела, и чувствовал, что её голос проникает в самые глубины моей души. Она не просто пела — она рассказывала историю, историю, которая становилась всё более понятной с каждым мгновением. Я не мог не думать о том, что, возможно, она пела про нас, про то, как мы встретились и как между нами постепенно возникало что-то большее, чем просто дружба или деловое сотрудничество.

Когда её голос достиг высокой ноты, я заметил, как она чуть прикрыла глаза, будто погружаясь в свои чувства и воспоминания. Её лицо выражало такую искренность, такую преданность словам и мелодии, что мне захотелось подойти к ней, взять за руку и сказать, что я чувствую то же самое. Но я оставался на месте, просто слушая и наблюдая.

Пока она пела, зал, казалось, затих. Все, кто сидел вокруг, замерли, поглощённые её исполнением. Некоторые даже закрыли глаза, полностью погружаясь в мелодию. Я же не мог отвести взгляд от Сухён. Каждый её жест, каждый аккорд и каждое слово казались для меня более чем просто песней — это был момент, который я не забуду.

Когда песня подошла к концу, и её голос затих, зал взорвался аплодисментами. Я хлопал вместе со всеми, но в отличие от остальных, я знал, что для меня это было не просто выступление. В этом было что-то большее, что-то, что только начинало набирать силу. Сухён, поблагодарив всех, вернулась на своё место рядом со мной, и в её глазах я увидел тот же свет, что и во время выступления.

Несколько раз коллеги пытались меня втянуть в этот караоке-фестиваль. Они подходили ко мне, подбадривали, кто-то даже предлагал поднять соджу за смелость и выход к микрофону. Но я стойко отказывался, улыбаясь и отшучиваясь, мол, лучше я останусь зрителем, чем разрушителем хорошего вечера. Я понимал, что в Корее караоке — это практически обязательный ритуал, и рано или поздно мне придется выйти, но пока удавалось избегать этой участи.

Со временем атмосфера становилась всё более раскрепощённой. Коллеги перешли на смешанный напиток — соджу с пивом, который здесь называли «сумек». Я уже успел приговорить не один бокал этого коктейля, и чувствовал, как меня охватывает лёгкое опьянение, но при этом оно было приятным — расслабляющим, но не теряющим контроль.

В какой-то момент я вдруг обнаружил в руках сборник песен. Оказалось, что кто-то из коллег передал его мне, настаивая на том, что теперь моя очередь. Я понял, что избежать этого не получится, и, выдохнув, открыл сборник. Я медленно пролистывал страницы, вглядываясь в названия песен. И вот, среди множества корейских композиций, я вдруг наткнулся на знакомое имя — «Кукушка». Песня была обозначена как «Кукушка» Полины Гагариной. Я вспомнил, что она выступала с концертами в Юго-Восточной Азии, где её приняли с восторгом.

Я улыбнулся про себя. Да, это была известная мне песня. Изначально как песня Виктора Цоя. Но и в исполнении Полины Гагариной я ее слышал часто. Решимость наконец пришла, и я кивнул в сторону экранчика, выбрав трек. Музыка заиграла, и я увидел, как некоторые из коллег и даже сам Хван с удивлением подняли глаза. Очевидно, они не ожидали, что я выберу что-то не корейское.

— Ну что ж, посмотрим, как меня встретит публика, — подумал я, когда первые аккорды заполнили зал.

Я начал петь, и сразу ощутил, как голоса и разговоры вокруг постепенно стихли. Поначалу я пел чуть осторожно, прислушиваясь к самому себе, проверяя, как звучит мой голос. Но уже через несколько секунд я почувствовал, как песня начинает захватывать меня. Оказалось, что Джинсу, в отличие от Макса, действительно обладал хорошим голосом. Он был глубоким и приятным, способным передавать эмоции и оттенки мелодии.

В какой-то момент я закрыл глаза, и голос сам повёл меня дальше. Я чувствовал, как зал слушает с затаённым дыханием. Песня рассказывала историю — историю борьбы, силы и потери. Она была о поиске себя, о стремлении понять, где найти свою силу и вдохновение в этом мире. Для меня, как для Джинсу, в этот момент это было не просто исполнение песни. Это было что-то личное, словно я рассказывал о себе, о том, что я чувствовал с момента, как оказался в теле Джинсу, и о том, как всё это изменило меня.

Когда я закончил, на мгновение в зале повисла тишина. А потом все одновременно вскочили и начали аплодировать стоя. Это было неожиданно. Я не ожидал такого отклика, но ощущение было невероятным. Я смотрел на лица коллег и видел, как они улыбаются, одобрительно кивают и даже хлопают по столам. Хван, сидевший неподалеку, улыбнулся и кивнул мне.

— Ты не перестаешь удивлять, Джинсу, — сказал он, и в его словах была искренняя похвала.

Сухён, сидевшая рядом, посмотрела на меня с восхищением и удивлением. Она взяла меня за руку и спросила:

— О чём эта песня? Она мне очень понравилась.

Я, всё ещё немного взволнованный после выступления, улыбнулся и ответил:

— Песня называется «Кукушка». Она о поиске своего места в жизни, о попытке найти себя, о том, как важно не сдаваться и идти вперёд, несмотря на трудности. Она о борьбе и о силе духа.

Она задумчиво кивнула, её глаза светились.

— Это очень красиво, — сказала она. — Я понимаю, почему тебе нравится эта песня.

Мы обменялись взглядами, и в этот момент я в очередной раз почувствовал, что между нами снова возникло то самое чувство, когда слова не были нужны.

Когда вечер подходил к концу, и большинство коллег начали расходиться, я заметил, что Сухён тоже собирается домой. В этот момент я решился и предложил:

— Позволь мне провести тебя. Всё-таки вечер поздний, и будет приятно пройтись по ночным улицам.

Она посмотрела на меня, её глаза сияли после всего пережитого за этот вечер. Она кивнула с лёгкой улыбкой, и мы вышли из ресторана, оставив за спиной шумный и яркий вечер хвемина.

Мы шли по улицам ночного Сеула, которые казались сказочно красивыми в этот час. Огни неоновых вывесок, отражающиеся в лужах на тротуарах, создавали удивительное ощущение волшебства. Тёплый вечерний ветерок трепал волосы, и всё вокруг будто бы замедлялось, предоставляя нам двоим этот момент, который мы могли разделить только вдвоём.

Сначала мы шли молча, наслаждаясь тишиной и присутствием друг друга. А потом я, ощущая, как её пальцы нежно переплетаются с моими, пошутил:

— Знаешь, если бы меня видели коллеги, они бы точно не поверили, что я вот так вот просто иду по ночным улицам Сеула, держа за руку прекрасную девушку.

Она засмеялась, её смех был таким лёгким и звонким, что я невольно улыбнулся ещё шире.

— О, так ты считаешь меня прекрасной? — поддразнивая, спросила она, притворно подняв бровь.

— Конечно, — ответил я, не задумываясь. — Ты не просто прекрасная, ты — удивительная.

Я чувствовал, как её рука чуть крепче сжала мою, и в этот момент между нами будто снова пролетела искра. Мы продолжили идти, иногда останавливаясь, чтобы посмеяться над случайными воспоминаниями или обсудить курьёзные моменты прошедшего вечера. Я рассказывал, как коллеги пытались заставить меня петь раньше, и как я всеми силами уклонялся от этого, пока, в конце концов, не оказался у микрофона. Она смеялась, её глаза светились от радости и веселья.