— Я дал тебе и твоему командиру Маалу двадцать тысяч воинов, а ты вернул мне только пять! Ты убил моих воинов! Вы с ним проиграли какому-то дикарю!

Каас опустил голову, пережидая гнев царя, а потом продолжил.

— Этот дикарь оказался колдуном, на него работают духи Африки и подземные силы. Жрецы призывали на его голову проклятья и просили помощь богов, но они оказались глухи к нам. Зато те силы, что призвал себе на помощь Егэр, оказались гораздо могущественнее, и он воспользовался ими, чтобы победить нас, и ночью на нас напали летающие монстры.

— Я знаю, — с раздражением прервал его Эргамен, — об этом я слышал уже не раз. Вы потеряли немного людей из-за этого, и больше всего от паники, что произошла ночью. Днём на вас же не нападали летающие монстры и атаковали люди, а не животные? И всё равно вы не смогли победить. Вас даже слоны не спасли!

— Полководец аксумцев или сам Егэр показал себя очень опытным, и у него оказалось очень много стрелков: пращники, метатели дротиков, лучники конные и верблюжьи, он всех их использовал, чтобы выбить слонов, — угрюмо произнёс Каас.

— А у вас разве не было лучников и пращников?

— Были, — вынужденно согласился Каас, — но намного меньше. А ещё у Егэра оказались бешеные воины, что бросались на нас.

— Я знаю, — опять перебил его Эргамен, — наслышан уже. У вас тоже были воины, которых мои жрецы сделали бешеными. Где они?

— Все погибли, мой повелитель.

— Ты погубил мою армию, вместе с Маалом, но Маал мёртв, а ты всё ещё жив.

— Я готов искупить свою вину, повелитель.

— Чем ты можешь искупить её?

— Своей службой, я выиграю следующее сражение или умру.

— Умереть ты можешь и сейчас, если я дам приказ тебя казнить, ты готов?

— Готов! — не стал мешкать с ответом Каас.

— Угу, ты знал, что я тебя могу не простить и всё же явился ко мне?

— Я рассчитывал на твою справедливость, о повелитель!

— Справедливость⁈ — Эргамен сделал продолжительную паузу, что-то обдумывая. — Будет тебе справедливость. Ты пойдёшь командиром сотни копейщиков и кровью искупишь свою вину. Если тебе суждено погибнуть, то ты умрёшь за свою страну и меня, если же тебе суждено выжить и победить, то все твои грехи тем самым окажутся смыты.

Каас поднял голову и приложил руку к левой стороне груди.

— Я благодарю тебя, повелитель, за эту честь и смою с себя тяжких грех поражения.

— Ступай, — махнул рукой Эргамен, я больше не желаю тебя видеть. У меня полно других забот. И помни, твоя сотня должна стать лучшей!

— Она станет лучшей, повелитель, клянусь тебе в этом.

— Делай! — и царь дал знак рукой стражникам.

Каас тут же вышел в их сопровождении и вскоре его шаги затихли вдали. Эргамен очнулся от своих воспоминаний и посмотрел на посла Птолемея. Одетый в греческую тунику, кожаные сандалии и сложный, чисто египетский убор, подчёркивающий его положение, Тутрамес вошёл в сопровождении визиря.

— Приветствую тебя, царь Куша!

— Здравствуй, Тутрамес, как быстро ты добрался до меня?

— Так быстро, как плывёт корабль, и скачут кони по берегу. Я привёз тебе ответное письмо, а на словах Птолемей Первый передаёт тебе своё пожелание обуздать дикаря.

— Мы обуздаем его, но если у нас не получится, то моё царство падёт.

— Надеюсь, этого не случится, достопочтимый Эргамен. Это станет очень прискорбно.

— Несомненно, но я бы хотел услышать ответ на предложение, что направлял в моём письме.

— Да, я привёз ответ, вот он, — и посол с поклоном протянул свиток в сторону царя. Свиток тут же подхватил визирь Куша, внимательно осмотрел и вскрыл печать, после чего передал его дежурному жрецу, чтобы проверить на наличие яда. Жрец тщательно принюхался и даже тронул лист папируса языком, проверяя его. Удовлетворившись результатом, передал письмо Эргамену.

Царь взял в руки папирус, раскрыл его и стал внимательно читать. Грамоту он знал и хоть читал медленно, но зато верно. Письмо содержало по большей части обычные слова поддержки и выражения сочувствия, но не отвечало на главный вопрос: поможет ли Египет Кушу или оставит его один на один с дикарями.

Эргамен сомневался, что сможет разбить дикаря. Да, он может остановить его войско ценой неимоверных усилий, но разбить более малой армией, того, кто победил большую — невозможно, но Птолемей ничего прямо не сказал о помощи, а значит, придётся воевать одному. Но пока ещё рано отчаиваться.

— Я понял, что хотел сказать высокочтимый Птолемей Первый, и благодарю его за посланный с тобою ответ, но может, он не всё доверил этому письму и велел тебе что-то передать и на словах?

— Да, он велел передать тебе несколько слов, но здесь слишком много ушей, — повернул голову посол в сторону стражи и людей, что присутствовали на приёме согласно дворцовому этикету.

— Тогда приглашаю тебя пройти в другую комнату, где мы сможем всё обсудить наедине. Со мной останется только мой визирь, что запомнит то, что не запомню я, и расскажет то, что я забуду рассказать.

— Благодарю тебя, достопочтимый, так я смогу передать все слова моего тирана дословно.

— Проводите посла в комнату, — обратился Эргамен к визирю и, подождав, когда того уведут, тихо поднялся с кресла и несколько минут стоял возле окна, смотря вдаль.

Он обдумывал, на какие уступки сможет пойти, чтобы уговорить Птолемея помочь ему, потому как лучше потерять часть власти, чем потерять голову. Возможно, что придётся поступиться очень многим, но и выбор небогат: у него нет союзников. Финикийцы очень далеко, а местные кочевые племена, что обитают к западу от Нила, не могут стать союзниками априори, он, конечно, нанял среди них тысячу верблюжьих всадников, но это, скорее, напоминало жест отчаянья.

Кочевники очень ненадёжны, могут предать в любой момент, а то и вовсе перейти на сторону этого Егэра, усугубив ситуацию. Да, придётся идти на большие уступки, несомненно, и он поторгуется. Окончательно всё решив для себя, Эргамен медленно и величаво направился в малую комнату для статусный гостей, где его ждал Тутрамес. Эргамен вошёл и опустился в небольшое удобное кресло, с ручками в виде двух змей.

— Я внимательно слушаю слова, что велел передать мне Птолемей Первый.

Посол немного помолчал, делая паузу, и затем начал

— Великий Птолемей Первый действительно озабочен успехами твоего врага, царь, дикарь слишком быстро захватывает близлежащие царства и слишком легко. Это настораживает и предупреждает о нависшей опасности и над Египтом. Если дикарь не успокоится на этом или не повернёт обратно, тогда мы вмешаемся. Враг не ведёт с собой орды, и потому мой фараон надеется, что ты сможешь справиться с ним сам.

— То есть, он отказывается заключать со мной военный союз?

— Да, но это не значит, что тебе будет отказано в помощи. Помощь придёт, но только тогда, когда дикарь сможет взять Напату.

— Это условие?

— Нет, это просто мера предупреждения, нам не нужны дикари у границы. Если дикарь осадит Напату, и вы сможете продержаться в ней хотя бы три дня, то Птолемей отправит отборные войска, чтобы пресечь угрозу от Аксумского войска раз и навсегда. Не нужно думать, что в Египте не понимают, какую угрозу он может создать, но и отсылать свои войска ради победы над пока неизвестным никому дикарём никто не собирается.

— Он перекрыл караванный путь в глубины Африки.

— Да, это неприятно, но рано или поздно всё восстановится. А в случае нашего вмешательства, все наши товары, что идут к вам и через вас, вы освободите от уплаты любых налогов. Ну и всё на этом. Египет не желает смерти ни царю Куша, ни гибели самого царства, особенно, в свете той угрозы, которая ненароком зародилась в глубинах Африки. Главное, не дать вернуться обратно этому предводителю, иначе он вновь нападёт, но уже с гораздо большим войском.

— У него сильная армия и он хороший полководец, кроме этого, у него есть сокровища финикийцев.

— Сокровища финикийцев?

— Да, из храма Баала, что находится где-то совсем далеко на побережье.