– Вы все ошибаетесь, – сказал он. – Да-да, еще как ошибаетесь!

Сознавая, что все взгляды направлены на него, он как следует затянулся трубкой и медленно произнес:

– Так вот, я готов поставить свою лучшую сбрую на то, что пастор распекает Дейви за шуры-муры с Джесс Лауден!

Сенсация! Шорник и надеяться не смел на подобный успех. От удовольствия он даже прослезился и с наслаждением причмокнул губами. Сама почтенная Либи, которая расположилась у дверного проема, чтобы приглядывать и за залом, и за общим баром, перестала вязать и взглянула на него. На ее проницательном благообразном лице было написано любопытство.

– Не выдумывай, Снодди, – бесцеремонно оборвала она. – В твоей дурной голове больше сплетен, чем у дюжины торговок рыбой из Галлоугейта.

– Я не выдумываю, госпожа Ланг, – возмутился Снодди. – Я видел их вчера на тропе влюбленных вот этими самыми глазами.

– Дейви не из таких, – возразила Либи. – Ему нет дела до глупых девчонок.

– Я слышал то же о многих парнях, – елейно произнес Маккиллоп, – а теперь их детки бегают ко мне в лавку за конфетами.

Повисла пауза, затем Снодди с нажимом произнес:

– Запомните мои слова. Смейтесь, если хотите, и сколько хотите. Но я знаю, куда ветер дует. И я поставлю серебряную крону против коричневой пуговицы, что Дейви Блэр поведет Джесс Лауден под венец, не пройдет и двенадцати месяцев.

– А почему бы и нет?

Все уставились на дверь, через которую в комнату незаметно вошел Геммелл. С мрачным блеском в глазах он сверлил шорника взглядом. Все ошарашенно смотрели на него, а он не без злости повторил:

– А почему бы и нет? Она славная девушка, Джесс Лауден; славная честная девушка. Она не боится деревенских сплетниц, у нее отважное маленькое сердечко. Она мне никто, но знайте, что я на ее стороне. Так что придержите языки.

Он пинком захлопнул дверь, шагнул вперед и купил кружку пива.

– Тише, тише, – проговорил Снодди, изрядно опешив. – Ты меня не так понял. Я и слова против нее не сказал, спроси кого хочешь. Я только со всем уважением сказал, что она выйдет за Дейви Блэра.

– Что ж, – свирепо ответил Геммелл, – пусть выходит! И Дейви Блэр ей вполне подойдет. – Он помолчал; затем внезапно пришел в доброе расположение духа, оглядел собравшихся и поднял кружку. – Кстати, раз уж мы об этом, есть тост.

Он помолчал еще немного.

– За их первенца!

Стояло славное солнечное июньское утро четверга на знаменательной неделе – неделе выставки в Ливенфорде. В Гаршейке и на соседних фермах нарастало возбуждение. В Гринлонинге тоже царила атмосфера предвкушения. Наэлектризованный воздух, оживленная болтовня парней, лишняя папильотка в волосах доярки, особенно звонкий смех Роба – все ждали выставку, хотели повеселиться на выставке и мечтали привезти домой Кубок графства субботним вечером.

– Тод, как ты думаешь, у меня есть шанс? – крикнул Роб, внезапно бросив свой молоток.

Вместе с кузнецом, Нилом и Гибби он чинил за амбаром телегу, которую хотел привести в порядок к важному событию. Пожалуй, поздновато, но Роб вечно тянул до последнего. И даже сейчас никак не мог угомониться и сосредоточиться на работе. Рукава его рубахи были закатаны, широкая грудь обнажена. Он поклонился Мейклу наполовину в шутку, наполовину всерьез.

– Что ж…

Тугодум Тод оперся своими массивными ручищами о рукоять молота и тщательно обдумал вопрос.

– Что ж, я полагаю, шанс есть, – наконец сказал он.

Глаза Роба смеялись; он не выдержал и расхохотался.

– Долго же ты думал, приятель! – пылко крикнул он. – Клянусь тебе, Тод, если я не возьму кубок, то лягу во дворе и буду жрать брюкву.

Нил одобрительно усмехнулся:

– Бык в прекрасной форме. Прошлой ночью он едва не разнес стойло.

– Да, – торжественно подтвердил Тод, – он очень горячий.

– Все так, – произнес Роб с глубоким удовлетворением. – Кости, мышцы, порода – все при нем. А какой горделивый взгляд! Скажу без обиняков, хотя это меня немного злит.

Внезапно он поднял глаза и обнаружил, что Гибби смотрит на него с возмущением и обидой. Он в шутку щелкнул по подбородку паренька:

– Не бойся, Гиб. Я не обижу твоего питомца.

Гибби засмеялся с рассеянным видом:

– Как бы он тебя не обидел. Он тебя в клочья разорвет, если захочет.

Роб добродушно кивнул:

– У него не будет такой возможности, малыш. В субботу он вернется в Гринлонинг с кубком и серебром. Ура! Ура! Жизнь прекрасна, если ничего не бояться. А теперь займемся рессорой, ребята. К вечеру телега должна быть в полном порядке. Утром в субботу будет не до нее, нам вставать ни свет ни заря.

Он замахнулся молотком, чтобы приступить к работе, когда через ворота фермы ворвался босоногий паренек. Он обежал амбар и, задыхаясь, с важным видом замер перед Робом.

– Привет! – воскликнул Роб, пользуясь очередным случаем оторваться от работы. – И что тебе здесь понадобилось в такое время дня?

– Письмо, – невозмутимо сообщил мальчик, снял шапку и достал письмо из-под кожаного внутреннего ободка.

Роб, ухмыляясь, взял письмо.

– Ты собираешься на выставку, парень?

– А как же!

Ухмылка Роба стала еще шире.

– Вот тебе три пенни за труды! И скажи моему брату, чтобы бежал со всех ног!

Мальчик молча схватил монету и помчался по дороге, размахивая шапкой.

Продолжая смеяться, стоя чуть поодаль, Роб смотрел пареньку вслед. Затем он развернул письмо.

Его лицо мгновенно и страшно изменилось. Письмо было не от Дейви. Оно было от Джесс. Он смертельно побледнел, когда в полной мере осознал удар. Роб дважды перечитал письмо. Слова, такие простые, словно обжигали ему глаза. Ей надо с ним поговорить… у нее будет ребенок… и он… он несет за это ответственность.

Его затошнило от потрясения, он не мог пошевелиться. Секунду назад жизнь была чудесной, восхитительной; сияло солнце, зеленели деревья, птицы пели для него. Он был блестящим кавалером, одержавшим тайную победу, и владельцем призового быка, который принесет ему Кубок графства. Теперь все изменилось: мир почернел, стал уродливым, страшным.

Роб стиснул зубы с внезапной яростью. Боже! Черт! Он был готов кричать это вслух. Он скомкал письмо в руке и со злостью запихнул его в карман. Тод и Нил вернулись к работе, ничего не заметив. Но Гибби с любопытством смотрел на него, открыв рот.

Ноздри Роба раздулись.

– На кого ты пялишься, кретин? – спросил он.

– Я г-г-гадал, – заикаясь, произнес опешивший Гибби, – что случилось.

– Не твое дело!

Он врезал Гибби по губам тыльной стороной руки. Паренек растянулся на земле. Свесив голову, Роб бездумно направился во двор и прислонился к бочке для дождевой воды, словно пьяный.

Гибби, лежа на земле, наблюдал за ним с мукой в глазах. У него звенело в голове, губа была рассечена; от боли он подвывал, словно раненое животное. Ненависть к Робу вспыхнула в нем с новой силой. Воспоминания о каждом ударе и каждом злобном взгляде нахлынули на него, терзали его, сводили с ума. Единственная дикая мысль вертелась у Гибби в голове. С него хватит; он покажет ему, сейчас он ему покажет. У него начала дергаться щека; руки и ноги дрожали. Он ему отплатит, за все отплатит! Гибби знает, что делать, хоть его и называют недоумком!

Белый как мел, он вскарабкался на ноги и скользнул за телегу. Тод и Нил вовсю размахивали молотками и ничего не заметили. Гибби промчался через в амбар в новое стойло. Открыл замок, распахнул дверь. Пронзительно завопив, он спустил быка прямо на Роба и со всех ног побежал прочь через поля.

Бык вылетел во двор и застыл как вкопанный, выгнув спину и сведя все четыре ноги вместе. Его тугая, ходящая ходуном шкура блестела черным на фоне беленых стен вокруг двора. Глазам его было больно от слепящей белизны этих стен. Ярко-желтый песок, разбросанный по земле, странным образом раздражал после приятной темноты стойла. Бык с интересом поскреб песок копытом. Затем он увидел Роба; в тот же миг Роб увидел быка.