Всего их было девять – тех, кто решился на протест. На следующий день во время обеда, когда перед ними поставили блюда с едой, ни одна из девяти к ним не притронулась. Но и особого внимания никто на это не обратил. Медсестра Лукас, которой надлежало зайти с проверкой в столовую, так там и не появилась.

В половине второго девять медсестер отправились в «Гибб», небольшой универсальный магазин, расположенный напротив главных ворот госпиталя, и накупили печенья, шоколада и фруктов. Молодые женщины вернулись, демонстративно подкрепляясь купленным, и завершили трапезу на свежем воздухе во внутреннем дворике прямо перед окном мисс Ист. Сенсации из этого точно не получилось. Но сестра Тодд заметила:

– Во всяком случае, это лучше, чем если бы мы поели у себя в спальне.

Нора намеренно оставила банановую кожуру на подоконнике у главной медсестры.

Хотя поначалу их акция прошла почти незаметно, тем не менее за ними наблюдали, и обед на следующий день принес определенные результаты. Ровно в час дня в столовой появилась старшая медсестра Лукас; и когда девять молодых женщин отказались притронуться к еде, она обвела их суровым, полным подозрения взглядом.

– Почему это вы не едите? – резко спросила она Нору.

– Я не голодна, мисс Лукас.

– Что за чушь? – возмущенно и властно сказала старшая медсестра. – Это отличная еда.

– Откуда вы знаете, сестра? – холодно заметила вмешавшаяся Гленни. – В вашем меню такого блюда нет. Вы, старшие, получаете совсем другую пищу.

Старшая медсестра Лукас покраснела.

– Без дерзостей, пожалуйста. Если вы не будете есть обед, я пожалуюсь на вас главной.

– Если мы не голодны, разве это нарушение каких-то правил? – с невинным видом спросила Энн.

Группа пришла в тайное ликование, когда старшая медсестра, потеряв самообладание, повернулась и ушла. Позже, когда они сходили за провизией в маленький магазинчик, Нора оставила две банановые шкурки на подоконнике у мисс Ист.

Два следующих дня прошли без вмешательства официальных лиц – администрация явно надеялась, что акция протеста умрет естественной смертью. Но «протестницы» поклялись ни за что не сдаваться. И вот в пятницу столовую потрясло появление главной медсестры собственной персоной. Она вошла внезапно, маленькая и властная, в своей сияющей фиолетовой униформе и безукоризненном головном уборе. Ее лицо было бесстрастным, губы поджаты, руки сложены перед собой. В неестественной тишине она медленно прошлась по помещению. Всех девятерых «протестниц» пробрала дрожь, но они стойко держались, когда она остановилась рядом и оглядела их нетронутые блюда.

Наступила еще более глубокая тишина – в этой обычно шумной столовой не было слышно ни стука тарелки, ни звона вилки.

– Разве вы не хотите рыбы? – повернулась к Энн главная.

Энн почтительно поднялась:

– Нет, мисс Ист.

– Почему нет?

При этом вопросе у всех за столом мурашки пробежали по спине. Ответить напрямик, честно отозваться о качестве приготовления или о самой еде означало бы навлечь на себя большие неприятности – вероятнее всего, увольнение.

Но на Энн внезапно низошло вдохновение.

– Потому что мне нравится то, что я покупаю в магазине.

Позднее все обняли Энн за этот ответ – он был идеальный. Главная медсестра стояла в замешательстве – она была готова проучить ослушниц за дерзость. Вежливая двусмысленность абсолютно выбила почву у нее из-под ног, и все же она не потеряла лица, как старшая медсестра Лукас. Она наградила Энн долгим, тяжелым взглядом и, обойдя вокруг стола, молча вышла.

Почти все решили, что победа за ними.

– Мы вынудили ее удрать! – воскликнула Нора. – Теперь ей придется что-то предпринять.

Энн, предчувствуя недоброе, многозначительно покачала головой:

– Боюсь, что так она и сделает.

И Энн, увы, оказалась права. На следующее утро на доске приказов и распоряжений было наклеено объявление: «Медсестрам запрещается покидать территорию больницы между двенадцатью и двумя часами дня. Ни одна медсестра не имеет права приносить в больницу продукты питания без специального разрешения. Элизабет Ист».

Нора с удрученным видом отвернулась от доски.

– Что ж, – растерянно заметила она, – похоже, нам придется умереть или глотать их мерзкую еду.

Они проглотили это.

Как ни странно, отпуск Энн на выходные не был отменен из-за ее участия в недолгой голодовке. Мисс Ист не была зловредной, но в «Хеппертоне» ей приходилось решать массу проблем, к тому же ее постоянно донимал комитет, и жесткая политика в отношении подчиненных казалась ей единственным выходом. Тем не менее она знала цену хорошей медсестре. Только по этой причине она не хотела чрезмерно наказывать Энн Ли. И вот ближе к началу мая Энн получила сообщение, что ей предоставляется обещанный отпуск.

В прекрасный солнечный день она села в лондонский поезд, волнуясь от осознания того, что совсем скоро увидит свою сестру. Каким долгим представлялся ей отпуск! С полудня пятницы до утра понедельника.

Поезд мчался сквозь свет дня, а она чувствовала, как это хорошо – жить. За прошедшие недели у нее появилось много друзей, и, несмотря на суровую рутину «Хеппертона», Энн сознавала, что профессионально растет. Последние две недели она ассистировала доктору Прескотту в операционной. С каким приливом энергии и вдохновением она наблюдала за его изумительной техникой, особенно когда он имел дело с теми случаями, которые были его специальностью, – поражениями центральной нервной системы и головного мозга. Часто она ловила себя на том, что думает о нем, вспоминая какое-нибудь его легкое прикосновение, его быстрое, ловкое владение инструментом, которым он проводил почти невидимую линию между жизнью и смертью.

Люси не встретила Энн на Юстонском вокзале, но Энн нашла нужный автобус и вскоре была в Масвелл-Хилле на Элтреда-авеню. Ее сердце учащенно билось, когда она взбежала по ступенькам дома под номером 7. Она позвонила в колокольчик, а затем радостно вскрикнула, когда за нарядной горничной, которая открыла дверь, появилась Люси. В следующее мгновение сестры сердечно обнялись.

Энн казалось, что она никогда не сможет выпустить Люси из объятий, но наконец она заставила себя сесть, чтобы спокойно поговорить и послушать. Люси явно хотела о многом ей рассказать. Она, пожалуй, чуть пополнела и выглядела очень мило. Она гордилась своим новым домом, своей новой полированной мебелью, своей новой горничной в переднике с оборками и, естественно, стремилась все это продемонстрировать.

Устроившись в маленькой гостиной за тут же принесенным подносом, Люси напоила Энн чаем из своего лучшего фарфора. Она говорила о новых соседях – «действительно милых людях», – о новых пьесах и кинокартинах, которые она видела. Но она не могла успокоиться, пока не провела сестру по дому, заставив ее осмотреть все – от качества постельного белья до покроя ее последнего вечернего платья. Это могло бы вызвать улыбку у Энн, если бы она не так сильно любила свою сестру. Похоже, Люси стремилась с гордостью показать, как много она получила от этого брака.

– Все это просто замечательно, моя дорогая, – наконец заявила Энн, обнимая сестру за талию. – Я ужасно, ужасно рада, что ты счастлива. Джо, должно быть, здорово работает, раз подарил тебе такой прекрасный дом.

Люси понимающе кивнула:

– Мы вошли в довольно хороший бизнес, Энн. В «Транспорт лимитед». По-моему, я тебе об этом писала. Джо поступил на работу к Теду Грейну – Тед такой джентльмен – в настоящую крупную автобусную компанию. Это междугородние автоперевозки между Лондоном и Бристолем, Кардиффом и Манчестером. Знаешь, у меня идея! – Она сделала пафосную паузу при упоминании северного города. – Я отправлю тебя обратно в Манчестер в одном из наших автобусов. Нет смысла пользоваться старой грязной железной дорогой, если есть «Транспорт лимитед». За этой компанией будущее. Тед уже пару лет занят этим. Джо представился такой шанс, чтобы вложить туда свои деньги. Но там еще вкладывать и вкладывать, Энн. Твоя младшая сестра будет богатой.