На сердце даже потеплело. Никогда таких подарков у меня не было. Вроде безделушка, но почему-то радует, как пацана. И, судя по восхищенным взглядом коллег, я первый, кто удостоился ценного подарка в Зарыбинском ГОВД.

— Это еще не все, — хитро улыбнулся шеф, поправляя по-гусарски усы. — К подарку прилагается… премия в два оклада! Вот…

Снова аплодисменты. И снова приятно на душе. Хотя, признаться, ножу я рад был куда больше, чем премии. Деньги проем, а нож останется. Чтобы не тускнел, буду полировать его, стараться держать во всей красе. Как и свое служение в этой, когда-то чуждой для меня системе.

Эк понесло Сан Саныча. Хотя нет… не понесло. В этот самый момент я понял, что зэк внутри меня окончательно умер. Нет, его опыт и знания я буду использовать, конечно. Они очень ценны, но теперь я настоящий, а вовсе не временный и не случайный (как думалось поначалу) советский мент. И моя цель — служить людям и защищать этот город, ну и, конечно, двигаться дальше по погонно-карьерной лестнице.

— Это еще не все… — щурился Кулебякин, поглядывая то на меня, то на личный состав, словно он был дед Мороз с неиссякаемым мешком подарков. — Есть еще один приказ по личному составу.

И он стал зачитывать. Я, признаться, уже не так внимательно вслушивался, пропускал мимо ушей поток канцелярита из приказа, ведь самое главное я сегодня получил — признание коллег, а нож бережно сжимал в ладонях, но все же слышал голос шефа. Он вещал что-то типа: «… в соответствии с приказом таким-то о прохождении службы в органах внутренних дел присвоить лейтенанту милиции Морозову…»

И тут я вышел из приятного оцепенения, при этих словах — стал прислушиваться.

— очередное звание — старший лейтенант милиции! — с ударением закончил фразу Кулебякин.

Тут уже коллеги не выдержали и повскакивали с мест. Потянулись лично жать руку. Кто-то даже из женщин поцеловал в щеку. Вроде трое — инспектор ПДН, Простакова и… Мария. Та тихо и грустно сияла, ожидая своей очереди, а после сдержанно чмокнула. Оно и понятно, теперь мы с ней просто коллеги, а они с Ваней готовятся к свадьбе. Тили-тили тесто…

Ваня тоже пожал мне руку. Крепко, но немного насупившись, ведь он успел увидеть прикосновение губ своей избранницы к моей гладко выбритой и холеной по такому случаю щеке. Но что делать? Я тут ни при чем. Пусть сам следит за своей женщиной, если такое не нравится. В конце концов, инспекторша ПДН вон тоже меня чмокнула. А вот бухгалтерша удержалась, говорят, она замужем — и муж очень ревнивый. Но не принципиально — я бы вообще не хотел всех этих поцелуев, а лучше обычные дружеские и теплые похлопывания по плечу. Вот как сейчас — кто-то хлопнул меня от души, сильно так, что я аж покачнулся.

— Ну Саныч! Это самое! Ну поздравляю! — гудел Баночкин.

Он даже сгреб меня в охапку и приподнял. Хотел уже было покружить, но, поймав на себе осуждающий взгляд Кулебякина, просто поставил на место и потряс руку. Хорошо потряс, так что вторая рука тоже у меня подергалась в такт.

— Ну все, товарищи, по местам! — по-отечески проговорил Кулебякин без лишней строгости и, повернувшись ко мне, добавил: — Ну а от виновника торжества, так сказать, ждем проставления. Обмывать есть на что — премию можешь сегодня же получить у бухгалтера.

— Да не вопрос, товарищ майор, проставимся, сделаем.

Я вспомнил, что и за должность ещё не закатил обещанную пирушку, как-то в свете последних событий совсем не до этого было. А теперь можно нормально, с толком проставиться за все поводы. Деньги у меня еще были — не премия моя свежеиспечённая, а те, которые у Купера отжал. На жизнь с маслом и на проставление с хорошей закуской вполне себе хватит. Только теперь я сообразил, что нет у меня таких воспоминаний — ни разу ни за что в своей жизни не проставлялся. Как-то не было таких поводов, да и не работал я в таких коллективах. Это будет мое первое проставление.

Как тут, в милиции, принято? Покопавшись в памяти и у Сашка, я ничего особо не выловил. Видать, он тоже не проставлялся. Тот еще тихоня был. Ну, значит, будем импровизировать. Вот бы придумать что-нибудь необычное и запоминающееся. Чтобы каждый на долгие годы запомнил, как Сан Саныч старлея получил. Кстати, теперь и зарплата у меня прибавится — оклад-то по званию выше стал. Ну что за день такой, одни хорошие новости!

После планерки ко мне подошла Мария. Мы задержались в коридоре, на выходе из кабинета Кулебякина. Она стояла с грустной улыбкой, а я всё держал наградной нож в руках, будто готовился защищаться. Но Мария Антиповна не нападала.

— Еще раз поздравляю, Саша… — она замялась, огляделась.

Видно было, что хочет пригласить меня в кабинет и там поговорить о чем-то, но не решалась, ведь где-то в растекающейся по коридору толпе идет Гужевой, и я спиной чую его взгляд на нас.

— Спасибо, Мария, ты что-то хотела? — я сжал зачем-то рукоять ножа.

— Вот… — пробормотала она и, опустив в пол глаза, протянула простенький, отпечатанный типографским способом маленький бланк на газетной бумажке, в заголовке которого читалось: «Пригласительный билет на свадьбу».

Далее шел стандартный текст — и адрес городской столовой, в которой планировалось торжество.

— Как и обещала, приглашаю тебя… — слова давались ей с трудом, а все ее тело, всё существо кричало, чтобы я порвал билет, схватил ее за руку и увел за собой. Без разницы куда. Куда угодно…

Но я взял билет и улыбнулся:

— Конечно, приду, спасибо, что пригласила. Кстати, а что вам подарить? Есть пожелания? Только не постельное белье и не посуду. Закажи что-то посущественнее, не стесняйся.

— Мне ничего не надо! — фыркнула кадровичка, развернулась и зацокала каблучками прочь.

Унося с собой и часть меня. Я проводил её долгим взглядом, наблюдая, как пружинят старательно накрученные локоны в её прическе, как она с каждым шагом всё больше распрямляет тонкие плечики и инстинктивно покачивает бёдрами. Хороша Маша, да теперь не наша.

Но лучше ее отпустить сейчас, чем уйдет потом. Неизвестно вообще, останусь ли я сам в Зарыбинске. Я уже немного успел помечтать о ментовской карьере.

Вот сейчас я главный в угро, а таких, как показывает практика, продвигают частенько. Из прошлой жизни я знал, что огромная плеяда МВД-шных руководителей вышла из оперативников. Ну а что? Я молодой, здоровый, перспективный. Годиков через пять, глядишь, и продвинусь на место Петра Петровича, когда он на пенсию соберется. Еще пять годков поработаю — и в Главк можно стартовать. Вот только Мухтарчика не оставлю. Всегда будет со мной.

Я про себя даже рассмеялся, представив себя седым полковником, на кресле в представительном кабинете с красной ковровой дорожкой, прямо посередине которой по-хозяйски отдыхает тоже уже седой Мухтар.

— Саша! — приятный девичий голосок вывел меня из грез. — Саша, ты, что ли? Саша Морозов! Ой, ну ты ведь! Чего молчишь?

В коридоре нарисовалась сотрудница прокуратуры. Нетрудно было догадаться о ее принадлежности к этой структуре — темно-синий цвет юбки и кителя с черными петлицами смотрелся здесь чужеродно и даже словно бы слишком ярко в нашем сером царстве. Впрочем, женский китель принято называть жакетом, но для меня все одно — это китель.

А прокурорская хороша… Жгучая смуглянка. Черные, словно перо вороны, волосы схвачены в непокорно вьющийся длинный хвост, выгодно обнажая дивную шею с великолепным загаром. Этот тёмно-синий ей очень шёл и даже подчеркивал женственность, несмотря на казенный блеск петлиц, которые по рангу соответствовали старшему лейтенанту, если судить по ментовским и армейским меркам.

Лицо, к сожалению, незнакомое, но привлекательное и молодое. Даже красивое. Про таких говорят, что и косметика не нужна. Смесь жгучей испанки или цыганки с русской красавицей. Сама девушка темненькая, а глаза голубые — очень редкое сочетание. Я было поначалу подумал, что это линзы цветные, для форсу, только откуда ж им в нашем времени взяться?

— Ну что встал, как неродной? Сашка! Не узнал, что ли?