— Одногруппники, — уточнил я. — Уже наводил справки.

— Похвально… а давайте еще по чуть-чуть? — предложил полковник, покачивая в руке бутылкой, настроение у него явно было отменным. — Ну… За сотрудничество!

— Не откажусь, — кивнул я, пододвигая пустой бокал хозяину кабинета. — Наливайте…

Я вышел из здания КГБ и сел в «шестерку».

— Ну что? Не расстреляли? — хохотнул Эдик. — Отпустили? Слушай, а я тебе уже хотел сухариков прикупить. Ты какие, кстати больше любишь? Из черного или из белого хлеба? Ну так, чтобы знать на всякий случай.

— Из мяса, — буркнул я. — Поехали, заводи, а то много болтаешь.

— Куда рулить, командир?

— Давай до телефона-автомата, а потом еще в одно место заскочим. К родителям надо наведаться.

— Да не вопрос, с тебя бензин.

— Легко, — зашуршал я купюрами, собираясь подкинуть фарцовщику на топливо.

— Да шучу я! Убери! Мне все одно в Угледарск надо было по делам, а вдвоем веселее. Кстати, ты обещал меня взять на ночное дежурство как-нибудь. Помнишь? А лучше, чтобы с убийством… У-ух! — Эдик передернул плечами, видимо, слишком живо себе представил: ночь, фонарь, труп…

— А тебе зачем на дежурство? — поморщился я. — Того раза не хватило?

Вряд ли он забыл, как мы спасали из подпола Кулебякина.

— Сам не пойму, хочется — и все тут. И, знаешь, Саня, где-то внутри сидит червячок, который точит душу, потому что не тем я занимаюсь. Не тем… Вот будто неправильную дорогу выбрал в жизни. Когда-нибудь станут, к примеру, у нас в СССР качественный текстиль производить, и загнется моя фарца, и что потом? А на милиционера поздно будет учиться. Эх…

— Не загнется, — заверил я. — Фарцу просто потом легализуют, и это будет называться — бизнес.

— Ха! А ты откуда знаешь?

— Цыганка нагадала.

— Шутишь все… — он уставился на дорогу, будто мы не во дворе стояли, а ехали по оживлённому шоссе.

— Поехали уже.

— Давай, если тебе не к спеху, заскочим на мою точку сначала.

— Давай… — мне и самому любопытно было глянуть, как работает фарца в Угледарске.

Мы доехали до площади возле областного драмтеатра. Там крутилась стайка стиляг. Кто-то бренчал на гитаре, кто-то уплетал мороженое, киоск с которым торчал тут же. Казалось, это случайно собралась праздная молодежь, но на самом деле ребята были на своем рабочем месте.

Эдик свистнул и позвал пацанов. Те, завидев знакомую машину, направились к нам. Увидев меня, настороженно остановились.

— Да не ссыте, пацаны, это мой дружбан, — успокоил их Эдик.

— Уж больно на мента похож, — проговорил один из стиляг, с бакенбардами, как у Пушкина. — Взгляд такой… пронзает, будто насквозь.

— А, это у него всегда такой взгляд, он людей не любит, только собак уважает. Не обращайте внимания. Вот вам Левис, разгружайте, — раскрыл багажник фарцовщик. — Толкайте по двести сорок рэ минимум. Ясно?

— Да кто их брать будет за такие деньги? — застонала молодёжь. — Скажут, что в Москве за сто пятьдесят можно купить.

— Вот пускай в Москву и едут за джинсиками, а на эту партию никаких скидок. Ну, если только своим старым клиентам и номенклатуре. Поняли?

— Ага, — закивали бегунки, вытаскивая из багажника свертки из газеты, перевязанные шпагатом. Джинсы в Угледарске — товар ходовой. Их носила не только молодежь. Если в твоем гардеробе есть джинсы, значит, ты показываешь окружающим, что жизнь удалась, а как на самом деле обстоят дела с этой самой жизнью — уже неважно.

— Камынин! А ну стой! — из-за фонтана нарисовались два ППС-ника, они шагали прямиком к нашей компашке.

— Вот черт! — Эдик хлопнул багажником, нырнул в машину, а пацаны разбежались, побросав товар.

Эдик часть свертков успел пихнуть в салон, а часть осталась валяться на старинной брусчатке площади.

— Поехали! — крикнул фарцовщик, заводя машину.

— А джинсы? — оглядывался я в окошко, из машины я так и не вылез. — Оставишь?

— Щас примут меня, и совсем не смогу торговать.

— Да погоди ты! Это же мои коллеги, я договорюсь. Глуши двигатель.

— Да ну? Точно договоришься? Они меня знают, так-то, по фамилии, видишь, назвали. Сам не пойму, откуда знают. Ох, не к добру это, не к добру, Саня… Пряжку мне в пупок!

— Не ссы, разберемся, — кивнул я. — Пошли.

Мы выбрались из «шестерки», и к нам подошли патрульные.

— Сержант Бобров, — представился старший из них.

Второй просто стоял с ухмылкой, покачивая в руках кожаную планшетку.

— В чем дело, сержант? — улыбнулся Эдик и как бы между делом стал собирать свертки и кидать их в багажник.

— Что это? — ППС-ник выхватил один из свертков и порвал газету. — Джинсики? Подаришь?

— Купи, — насупился Эдик, поглядывая на меня, а я пока молчал, пытался понять, что за хлопцы — правильные или с гнильцой.

И мнение почти сложилось.

— Ты ведь, Камынин, так? — прищурился сержант.

— Ну, если и так.

— А это наш участок патрулирования. По схеме единой дислокации наш маршрут проходит по этой площади. Врубаешься?

— Не очень, — хмурился Эдик.

— Смотри, Леха, он не врубается, — гоготнул ППС-ник напарнику. — Тупой, наверное… Щас объясню.

— Может, в отделение их забрать? — предложил Леха в погонах рядового.

— Да возиться неохота, я тут попробую донести. Смотри, Камынин, мы, как настоящие милиционеры, о маршруте патрулирования справки-то навели, знаем, что здесь джинсу ты толкаешь, сдали тебя твои пацанята. Мы все понимаем, тебе надо кушать, вот и крутишься, как можешь, но и нас ты пойми — мы работой, считай, рискуем, репутацией, когда закрываем глаза на твою преступную деятельность.

— И что вы хотите? — насупился Эдик.

Милиционер наклонился и что-то шепнул Эдику.

— И вы меня не будете трогать и моих бегунков?

— Не будем, — улыбался сержант.

— Ну ладно… Мужики, это деловой разговор, — потянулся Эдик за кошельком в карман.

— В месяц, — уточнил сержант.

— Что? — опешил Эдик.

— Это взнос каждый месяц, не разовый. Мы же каждый месяц работой рискуем. Хе…

— Да вы что? Да откуда я столько возьму? Да… Эх…

Теперь мой выход. Я важно вылез из машины с гипсом наперевес, достал удостоверение и мельком его раскрыл, главное — фотку в форме застветить. А не текст, что я при собаке состою.

Махнул документом перед изумленной публикой в погонах.

— Инспекция по личному составу, лейтенант Морозов. Ваши удостоверения и маршрутные книжки. Что застыли? Быстро!

Последнее слово я так рявкнул, что милиционерики чуть не подпрыгнули на месте, раскрыли рты и потянулись за документами, тут же отдали их мне.

То, что я кинолог, а не из инспекции, они не разглядели, настолько мое появление было неожиданным и молниеносным. К тому же в СССР аферистов было не так много, как будет потом, народ привык верить людям на слово, особенно если у этих людей красные корочки с фотокарточкой лейтенанта на развороте. Лейтенанты не врут, я один такой, наверное…

— Так, Боров и Собачкин… — процедил грозно я, внимательно рассматривая ксивы ППС-ников. — Интересные фамилии, я вас запомнил. Зоопарк прям какой-то, фауна, жёваный крот. Ну так и как вы? Сами рапорта на увольнение напишете или по отрицаловке будем оформлять? А? Что застыли, мать вашу!

— Товарищ лейтенант, — пролепетал Боров. — М-м… Мы больше не будем…

— Детский сад, что ли? — рявкнул я. — Скажи еще, что он первый обзываться начал…

— Мы правда… Мы в первый раз…

— Ну-ну… Все вы так говорите… В общем, так. Вон, видите тех двоих, — я помахал рукой двум студентам, что сидели на лавке и с любопытством за нами наблюдали.

Студенты оказались отзывчивыми и помахали в ответ, просто так, а со стороны этот жест означал одно — это мои люди там сидят.

— Видим, — хором вздохнул горе-патруль.

— Так вот, это внештатные сотрудники милиции, а по совместительству — мои помощники и понятые. Они все видели. Камынина я опрошу, он тоже даст показания. Рапорт на вас накатаю, данные я ваши записал. Материал, считай, на вас готов, хоть сейчас с ним в прокуратуру. И не только с работы слетите, но и на уголовку еще нарветесь… Превышение должностных, ну или на вымогательство натянем.