Он даже негодующе пошевелил усами, вернее, лишь верхней губой — потому что прислушался к моему совету и, наконец, сбрил свою дурацкую щётку. Усов нет, а вот привычка тараканья осталась.

— Ты, прежде всего — мужик! Офицер милиции! — шеф подошел и ткнул толстым пальцем в грудь подчинённого. — А уже потом — следователь. Получай пистолет в оружейке и вперёд, с песней! Ещё вопросы?

Кулебякин демонстративно оглядел всех, и никто его взгляда не выдержал — все опустили глаза. Кто-то даже вздыхал, не желая стрелять в Антошеньку. Но я-то знал, какой это хитрый тип. Считай, хищник… И его ещё найти надо, а шкуру делить и дырявить — рано об этом думать.

— Разрешите мне тоже выйти в патруль? — спросила Мария Антиповна. — У меня разряд по стрельбе, и Антона Львовича мне, в отличие от Аглаи Степановны, вовсе не жаль.

— Вот! — тряс рукой Кулебякин, указывая на кадровичку. — Учись, Голенищев! Настоящий офицер у нас — товарищ Вдовина…

Мария расцвела, застенчиво опустила глаза и поглядывала на меня украдкой, будто желая, чтобы я ею тоже гордился. Но тут шеф повернулся к кадровичке и проговорил:

— Благодарю за рвение, Мария Антиповна, но не женское это дело — вооружённых преступников ловить. Справимся сами, под моим чутким руководством, так сказать…

Да, фразы в статье — дело красивое, но сначала надо в жизни всё выполнить. А потом, может быть, и напишут снова.

— А с чего вы вообще взяли, что Трубецкой вооружён? — спросила Мария. — Какие сведения есть?

— Информация пришла от моего осведомителя, — Пётр Петрович многозначительно поднял палец и надул щеки. — Сколько лет уже в кресле сижу, кабинетной работой занимаюсь, а оперативных позиций не потерял на земле. Учитесь, товарищи…

Личный состав одобрительно загудел. Все знали, что Кулебякина лучше похвалить гудением и задобрить, чем усомниться в его оперативных и других способностях. Известно, что чем добрее начальник, тем меньше он мешает работать и тем чаще случается премия.

Раздав указания, шеф потянул меня на выход. Мы вышли из отдела и уселись в Кулебякинскую «Волгу». До этого у него не было служебной машины, с милицейским автопарком в Зарыбинске была напряжёнка, как и во многих провинциальных городках. Но после недавних событий и восстановления его в должности генерал с барского плеча подкинул 24-ю модель отделу. Пусть и не новую, кто-то из генеральских замов уже хорошо поездил, но всё же в весьма неплохом состоянии — чёрная красавица.

Еще начальнику вообще-то положен водитель, но штат у нас не настолько большой, чтобы целую единицу выделить лично Кулебякину, возить его начальственную жопу в горисполком на совещания. Надо отдать должное Петру Петровичу, он мог порезать какую-нибудь единицу, с мясом выдрать из штатного расписания себе водилу, но он этого не сделал. Понимал, что работа по раскрытию преступлений и пресечению административный правонарушений — важнее, чем его поездки на обед и обратно. Поэтому за руль шеф уселся сам, без всяких водителей.

— Подстели одеялко! — приказал Кулебякин, когда Мухтар вознамерился залезть на заднее сиденье. — Только вчера салон почистил, ядрёна сивуха… Там в багажнике возьми, я банки на дачу возил, их обматывал.

— Не беспокойтесь, Пётр Петрович, я после вчерашней лесной вылазки уже отмыл Мухтара на речке. Не замарает, и вообще, он у меня культурный.

— Гав! — выдал пёс, будто в подтверждение моих слов.

— А, хрен с ним, пусть залазит, — махнул рукой майор. — Никогда бы не подумал, что разрешу собаке на заднем сиденье ездить.

— Это ж не простая собака, а очень важная и ценная, можно сказать, высокопоставленная, — улыбнулся я.

— Это ещё почему? — вскинул бровь Кулебякин, выжимая сцепление.

— Ну как же? У неё водитель — целый начальник милиции, — хохотнул я.

Шеф, не задирая носа, тоже рассмеялся, и мы поехали к тому месту, где в последний раз видели Трубецкого. Похоже, гипс Антошенька уже снял, в отличие от меня, и теперь становился опасен.

Подъехали к магазину «Охотник» — желанному месту для мужчин и ребятишек, приходящих поглазеть на ружья, манки, ножи и чучела.

Мы вошли внутрь. Кулебякин важно и в форме, сверкая звёздочками и кокардой. Я — в гражданке, с собакой и гипсом на руке. Смотрелись, наверное, колоритно.

— Так, товарищи! — возвестил майор. — Магазин закрыт на учёт! Прошу всех на выход.

Народ загудел, кто-то сразу улизнул, не желая сталкиваться с милицией, а кто-то медленно, нехотя поплёлся на улицу, но в открытую нам никто не возражать не стал.

— Михалыч! — обратился шеф к продавцу, невысокому бородатому мужику, похожему на гнома-рудокопа, с широкими, как лопаты, ладонями. — Закрывай лавку, разговор имеется серьезный.

— Петрович, — пожал тот плечами. — Ты пошто народ пугаешь? Ежи б тебя по спине щекотали! Будут гутарить потом, что Михалыч — преступник. Браконьер!

Продавец еще что-то проворчал себе под нос, но магазин закрыл.

— А ты, что ли, чистенький у нас? Да? — сверкал глазами Кулебякин, нервно поглаживая усы. — Не нарушитель, значит?

— А что я? У меня все по закону… — бурчал в бороду тот.

— Ага, как же! — наседал майор. — По закону у него! Продал находящемуся в розыске преступнику патроны двенадцатого калибра! Без охотничьего билета, ядрёна мать!

— Да кто же знал, что Антон Львович — преступник теперь! — оправдывался «Гном». — Я же для вашего брата завсегда продаю без лишних бумажек. Тебе, помнится, тоже патрончики продал и левый номер охотбилета вписал в учетную книгу. Помнишь, ты собирался кого-то там попугать, соседа по даче, вроде…

Кулебякин громко закашлял и перебил оппонента.

— Ты это, не мели ерунды. То я, а то преступник, и не болтай лишнего. Не было такого… И вообще, Михалыч, мы здесь по делу. Где Трубецкой?

— Тетерева мне на хвост! Откуда я знаю? — развел руками-лопатами Михалыч. — Это ж он с час назад был. Взял патроны и ушел. Я вам не сразу позвонил, пока сообразил и вспомнил, что Антон Львович-то уже не работает в милиции. Где-то судачили люди, что он вообще чуть ли не в розыске. Краем уха слышал и забыл — мало ли забот. А как вспомнил, так в ноль-два сразу сообщил, а там Миха Баночкин и сказал, что Трубецкой теперь не только не товарищ нам, а и точно в розыске находится. И ориентировка на него имеется…

— Молодец, что позвонил… Сколько он взял патронов? Какие? Дробь, картечь, пули?

— Бреннеке.

Кулебякин покачал головой.

— Пули, значит… На крупную дичь. Только нет у нас дичи такой сейчас, да и Антоша не охотник. На человека решил поохотиться, курвец. Смотри, Михалыч, если этот упырь пристрелит кого — я с тебя первого спрошу! Я тебя лично в камеру сопровожу и баланду выдам!

Начальник уже покраснел. Только привычного стола не было у него под рукой, чтобы хорошенько кулаком по нему грохнуть. Мы же с Мухтаром помалкивали.

— Не нагнетай, Петрович, кто ж знал, кто ж знал? Ты лучше скажи, когда на зорьку пойдем?

— Сезон не открылся еще, — шикнул на продавца Кулебякин.

— Ха! — хитро прищурился тот. — Когда это тебя останавливало?

Пока старые приятели препирались, я осмотрелся. Ружья, карабины, красавец СКС. Еще есть надувные лодки, патронташи. Спальники и всякие сапоги. Даже пожалел, что не охотник. При виде такого добра где-то внутри колыхнулись инстинкты — многое хочется в берлогу к себе умыкнуть. Успокоил себя тем, что теперь я тоже сродни охотнику — только выслеживаю не дичь. А самого опасного хищника — Человека.

— Михалыч, — окликнул я, отрывая продавца от разговора, так как они с шефом уже плавно от охоты скатились на не менее животрепещущую тему — про баб.

У меня же вопрос простывал — возможно, буквально.

— Ёлки-кедры тебе в чащу! Кому Михалыч, а кому Игнат Михайлович, — язвительно отозвался бородач.

Не успел я ничего сказать, как шеф разъяснил товарищу:

— Ты на него бочку не кати… Он тоже из милиции, а не пса выгуливает. Мой лучший сотрудник… просто в гипсе.

— А-а… Это который вчерась мальчонку нашел?