— Мать твою! Ты там жива?!
Снесенная мощным ударом дверь с грохотом врезается в стену.
Вскрикиваю и замираю как мышь.
Глава 25
Ива
Бах-бах-бах-бах!
Моё сердце, словно сумасшедшее, колотится в груди. Эхом отдает в висках. Из-за громких ударов практически ничего не слышу, но сквозь запотевшее стекло душевой кабины замечаю приближающийся мужской силуэт.
Спустя секунду стеклянные дверцы с громким шорохом раздвигаются, впуская в моё маленькое личное пространство поток прохладного воздуха, а за ним и самого хозяина этого дома.
— Пиздец… — увидев меня, мужчина вздыхает с явным облегчением. Застывает надо мной каменной глыбой и какое-то время молчит. Его шумное и прерывистое дыхание вливается в общий грохот пульса в моих ушах.
Физически ощущаю на себе чужой тяжелый взгляд. Он ледяными мурашками по коже проносится. Я смотрю на босые ноги Пожарского и ежусь не столько от холода, сколько от страха. Смотреть ему в глаза не решаюсь. Угнетающая пауза между нами затягивается, а затем резко лопается…
— Что не так? — в кабинке раздается надсадный хрип Максима Андреевича.
— Всё… — содрогаюсь от собственного жалобного всхлипа. — Всё со-в-вершенно не т-так…
Подняв на него растерянный взгляд, крепче прижимаю к груди колени.
Монстр смотрит так, будто готов меня убить и… приласкать одновременно.
— Конкретнее, Ива, — его тон теплеет. Взгляд становится мягче. — Я не умею читать мысли. А твои и подавно. Впервые встречаю такую неординарную девушку. Я польщен. Ты потрясающая…
— Всё не так! — прерываю его комплименты надсадным вскриком, не смотря на то, что он ведет себя почти сдержанно и дружелюбно. — Мы не должны были… не должны… — прикусив губу, даю выход эмоциям. Снова начинаю рыдать.
Чертов откат!
Хочу остановиться и не могу.
В его присутствии накрывает ещё больше. Ещё сильнее.
Он не злится! Не злится на меня за разбитую в щепки дверь!
Сначала утюг, потом мамина люстра с шампанским. Сейчас вот это всё…
Из-за меня всё рушится в этом доме!
Господи…
— Поднимись, — Пожарский протягивает мне руку. Я не реагирую. Если прикоснусь к нему, снова сгорю…
Он — моё персональное чистилище…
— Ива, дай мне руку и поднимись, — жестче повторяет мучитель.
Трясущимися ладошками растираю слезы по щекам и отрицательно верчу головой. Тогда Пожарский резко подается вперед. Схватив меня своими сильными ручищами за плечи, отрывает от пола и ставит на ноги. Лицом к лицу. Встряхивает.
— Что за хрень ты творишь? — рычит мне в лицо и следом припечатывает грудью к своему торсу. Обнимает, прижимая к себе так крепко, что мне становится трудно дышать. — Ты хоть понимаешь, до чего меня довела? Я едва не поседел!
— Я шлюха? — спрашиваю в перерывах между рыданиями.
— Что? — Пожарский теряется.
— Для вас я шлюха? Да?
— С чего ты взяла?
— Я не слепая! — выпаливаю, делая попытку вырваться, но не хватает сил. — Как же быстро вы меняете своё мнение, Максим Андреевич! Отпустите! Я хочу одеться и уехать домой! Наша встреча — ошибка! Грязная ошибка!
— Сегодня ты никуда не поедешь! — жестко изрекая, Пожарский впечатывает собой в стену. Ору что есть силы. Извиваюсь. — Успокойся! Прекрати истерику. Ужин остынет. Слышишь?
— К черту ваш ужин! Идите вы к черту со своей гребаной заботой! Ненавижу вас! Ненавижу! Убирайтесь! — Дергаясь в крепких тисках, продираю ногтями напряженную шею. Он матерится. Вклинивается коленом между ног. Шипит и вдавливает своим тяжелым весом в холодный кафель. Едва не размазывает меня по твердой поверхности. Моя истерика переходит на визг, как только на голову внезапно обрушивается поток ледяной воды. Автоматически врезаю Пожарскому пощечину. За ней по инерции вторую.
— Псих!!! — проорав, затыкаюсь и резко впадаю в глубокий ступор.
Глаза в глаза. В душе происходит атомный взрыв.
Весь мир разлетается на осколки, переворачиваясь вверх дном.
Нас обоих накрывает внезапным безумием.
Схватив мои запястья и пригвоздив их руками к стене, Макс Андреевич каменеет. Я же, как беззащитный котенок, бегаю по его почерневшему лицу напуганным взглядом. Жадно хватаю воздух ртом. Просить о пощаде даже не думаю. Невольно облизнув губы, ловлю на них свирепый взгляд Пожарского. Нервно сглатываю.
В голове молоточками стучит паническая мысль:
«Он меня накажет… Обидит меня… Ударит…»
Сейчас мне достанется и за разбитую бровь, и за разгромленный дом, и за внеплановые пощечины… За наглое вторжение в его личную жизнь!
Карие, почти чёрные глаза буравят насквозь. Смотрят на меня из-под мокрой волнистой челки. Душу рвут на клочки. Уничтожают там все живое!
Не смотри так, пожалуйста…
Не надо на меня так смотреть!
Сцепив зубы от холода, я продолжаю трястись.
Почему его не знобит?
Пожарский промок до нитки. Футболка, как и домашние штаны, прилипла к рельефному напряженному телу. С вьющихся волос стекают ледяные струи воды, а он словно не чувствует холода. Зато я прекрасно ощущаю давление вздыбленного члена на мой живот.
Он снова меня хочет…
Мамочки, когда всё это закончится? Когда?
— Я тебя недооценил… — отдаленно, сквозь оглушающий пульс в ушах, я слышу негромкую речь Максима Андреевича. Его низкий голос больше напоминает утробный будоражащий хрип.
Взгляд похоже немного оттаял. И лицо…
Оно будто приобрело более ясное выражение.
Бож-ж-же…
Когда этот долгий вечер закончится? Как мне всё это пережить?
— П-простите… Я не х-хотела… — запинаясь, зачем-то пытаюсь извиниться, хоть и понимаю, что просить прощения в этой ситуации мне не за что.
— Не хотела, но завела…
Пожарский неожиданно ухмыляется, отпуская мои руки и обхватывая меня за талию, чтобы удержать на ногах. При этом не упускает возможности протаранить мой живот своим напряженным бугром и скользнуть ладонью по позвоночнику вверх к затылку. Мягко обхватить шею.
— Это вышло случайно… — судорожно вздыхаю, когда его лицо застывает напротив моего на расстоянии выдоха.
Мне всё ещё адски холодно. Я стою перед ним абсолютно голая. С обнаженной душой. Надеюсь на его благоразумие. На то, что он не станет брать меня в душе.
Хотя бы не здесь и не сейчас.
— Знаю. Поэтому не сержусь. Расслабься, малыш… Не нужно передо мной оправдываться. Сам виноват.
Ледяные струи воды становятся тёплыми, а следом и вовсе обжигают. Душевая кабина мгновенно наполняется паром. Он проникает не только в лёгкие, но и глубоко в кожу, обволакивает нас обоих теплом. Но лично мне не удается согреться даже после того, как Пожарский отрегулировал температуру воды.
Я всё ещё дрожу, инстинктивно прижимаясь всем телом к мужчине и нерешительно обнимая его за талию.
Прикрывая веки, улетаю. Дыхание Максима Андреевича касается моих губ. Будоражит и щекочет…
— Болит ещё? — интересуется он, накрывая ладонью мой гладкий лобок. Я согласно киваю, но когда пальцы мужчины ныряют в развилку между ног и дразняще проходятся по чувствительным складкам, затрагивая клитор, я всхлипываю, глотая рвущийся наружу сладостный стон. Обнимаю его крепче, впиваясь пальцами в рёбра под мышками. Прикусываю нижнюю губу и продолжаю дрожать. Но уже не от холода, а от знакомых ощущений, которые дарят умелые руки Максима Андреевича.
— У тебя красивый «цветок», Ива… — он мягко раздвигает фалангами складочки, вжимаясь подушечками в преддверие влагалища.
Не выдержав, я издаю тихий стон.
— Кожа очень нежная, бархатная… Гладкие лепестки снаружи и внутри… как у едва раскрывшегося бутона… — он смущает меня своим неожиданным комплиментом, заботливо поглаживая натертые во время секса места, а я даже не сопротивляюсь. Наслаждаюсь приятным моментом…
— Очень хорошая девочка… Вкусная… — выдыхая, Пожарский нехотя убирает от промежности руку. Я с облегчением вздыхаю.
Боже мой… Кажется, пронесло…
