— Мне очень жаль… — из-за спины доносится её сочувствие. — Вы, наверное, очень сильно казните себя за это?

— Мать была и остаётся самым дорогим для меня человеком. Казню ли я себя? Конечно, да! — срываюсь я, подходя к раковине с пьедесталом и зажигая над зеркалом яркий свет. — На этом закончим, Ива. Или ты решила заделаться моим личным психологом?

— Нет, простите, — бубнит она, глядя на моё отражение в зеркале, а я отчего-то ещё больше завожусь, встречаясь с ней взглядом.

Надо бы прекратить этот идиотизм. Я слишком зациклился на девчонке. Слишком много думаю о ней. Хотел бы сказать себе, что Ива ничем не отличается от её сверстниц, но не могу, потому что это будет ложью.

Она не такая как все. Будто из другой планеты. Случайно оказалась не в том месте и не в то время…

— Доставай из чемодана всё, что тебе нужно, и иди сюда, — приказываю ей, моя руки и через зеркало глядя на неё исподлобья.

— Лучше будет, если вы присядете на бортик ванны, — заявляет она.

— Я сам знаю, что для меня лучше, — отсекаю, насухо вытирая мокрые ладони о махровое полотенце.

Развернувшись к Иве лицом, опираюсь бедрами на пьедестал раковины. Скрещиваю руки на груди и почти терпеливо жду, когда она, наконец, придет в себя и приступит к своим обязанностям.

Ива

Блин!

Зря я сказала, что умею обращаться с иглой. Как я буду штопать его, если у меня руки дрожат, словно у последнего алконавта на земле?

Открываю кейс. Перед глазами из-за волнения всё плывёт и двоится.

Бож-ж-же…

Сделав судорожный вдох, я застываю над чемоданом, пытаясь сфокусировать зрение на медицинских инструментах. Всё, что мне нужно, я нахожу сразу, но из-за охватившей меня паники не могу разжать онемевшие пальцы и выпустить из рук пластиковый ящик.

— Ива? — Монстр Андреевич напоминает о себе шумным и вдобавок обреченным вздохом. — Я сейчас кровью истеку. Моя смерть останется на твоей совести.

Шутит, гад, поскольку в его голосе я слышу не только мягкие нотки, но и подкупающую улыбку, отчего сразу же расслабляюсь.

— О том, что я могу умереть, вы, конечно же не подумали, — проговариваю, вытаскивая из кейса стерильные перчатки, марлю, тампоны, спирт, набор хирургических игл с нитками и остальные инструменты для наложения швов.

Подойдя к пьедесталу раковины, аккуратно раскладываю всё на правом краю керамической столешницы. Левую же часть, оккупированную крепкой, соблазнительной задницей Максима Андреевича, не занимаю.

— Тебе я точно не дам умереть. Ни за что на свете, — проговаривает Пожарский с долей иронии. При этом он беспрерывно отслеживает каждое моё движение.

— Проведёте дыхание «рот-в-рот» с непрямым массажем сердца? — необдуманно срывается с моего языка, и я тут же краснею, осознавая всю глупость заданного вопроса.

Черт! Ну надо же было такое ляпнуть взрослому мужику!

— Ива, я что, действительно похож на монстра? — Пристальный взгляд темно-карих глаз, как и неожиданный вопрос, выбивает меня из равновесия. Я застываю с обработанными спиртом руками и пялюсь на мужчину. — Клыков у меня точно нет. Хочешь проверить? — уголок его губ дёргается, намекая на усмешку.

Ему сейчас смешно? Серьёзно? А ведь пару минут назад Пожарскому было совсем не до смеха…

— Нет уж, увольте, — произношу, надевая стерильные перчатки.

Не хватало, чтобы я тут всяким Максимам Андреевичам в зубы заглядывала и клыки оценивала.

— Трусиха, — хмыкает он, упираясь руками с обеих сторон от себя в столешницу.

Взяв смоченный антисептиком тампон, подхожу к Пожарскому впритык и становлюсь у его скрещенных ног. Сердце снова из груди выпрыгивает.

Находиться в катастрофической близости с Максимом Андреевичем — выше моих сил. Но даже несмотря на это, у меня возникает стойкое желание ему отомстить. За всю его проявленную дерзость и иронию.

— Меня мало волнует, что вы обо мне думаете, — проговариваю севшим на фоне стресса голосом. — Наклонитесь либо присядьте на бортик ванной. Так мне будет удобнее вас лечить.

Пожарский послушно склоняет голову. Рассмотрев рану, принимаюсь стирать вокруг нее чуть подсохшую кровь.

— Что же на самом деле тебя волнует, Ива? — задавая очередной вопрос, он смотрит мне прямо в глаза и этим наглым взглядом развязывает мне руки.

— То, как быстро я смогу отсюда уйти, — ответив, надавливаю тампоном на рассеченную ткань.

Максим Андреевич тут же вскидывает руку и, крепко схватившись за моё запястье, шипит, отнимая тампон от раны.

«То-то же, — незаметно ухмыляюсь я, ощущая его раздражение каждой клеткой своего тела. — Нужно ещё добавить, чтобы неповадно было невинных девчонок обижать!»

Взрослый мужик, серьезный бизнесмен, уважаемая личность, а ведет себя как отъявленный мудак!

— Больно? — интересуюсь, многозначительно прищуриваясь.

Знаю, что больно, но я уверена: он сейчас соврет, чтобы не ударить в грязь лицом. Он же мужчина, а настоящим мужчинам боль не пристало выказывать.

— Нет, не больно, — цедит сквозь зубы, эффектно хмуря свои густые темные брови. — Всё нормально, Ива. Продолжай.

Чувствую, как мои щеки под его испытующим взглядом покрываются жарким румянцем.

— Руку отпустите, потому что мне, в отличие от вас, больно, — бормочу я чуть слышно.

— Прости, — хрипит он, разжимая стальную хватку, после которой кожа печет, будто от ожога.

Боже, он извинился? Я не ослышалась?

Отвернувшись к разложенным инструментам, растягиваю дурацкую улыбку.

Сама не понимаю, отчего я, ненормальная, радуюсь. Наверное, эйфория от маленькой победы вскружила мне голову. Сейчас эмоции улягутся, и всё встанет на свои места.

— Я думала, вы только рычать и сотрясать воздух умеете, — не могу не отвесить ему скромный комплимент. — Оказывается, вы многогранная личность…

— Малыш, если меня не злить, я могу быть очень милым, — предупреждает Максим Андреевич, с опаской косясь на то, как я заправляю нитку в иглу.

— Быть милым? — удивлённо вскидываю брови. — Ну, попробуйте. Я же сейчас вас не злю? — говорю я, теперь уже не скрывая искренней улыбки.

— Ты нет, а вот иголка в твоих руках… очень даже злит…

— Придётся потерпеть, — щелкаю языком, распечатывая иглодержатель и беря в руки пинцет.

— Анестезии разве не будет? — разбитая, чуть отёкшая бровь опешившего мужчины выгибается домиком.

— А разве вы её заслужили? — озвучиваю, устремляя на него вопросительный взгляд.

Нет, я, конечно же, понимаю, что Максим Андреевич пострадал из-за меня, но вот взять и проглотить неприятные эмоции, которые он спровоцировал своими обидными действиями и словами, я всё же не могу. Они до сих пор бурлят во мне и настойчиво ищут выход. Требуют хотя бы маленькой расправы над узурпатором.

— Ива…

Недолго думая, Максим Андреевич отрывает свою задницу от пьедестала раковины. Подходит ко мне вплотную и ненавязчиво, с нежностью, оплетает мою талию теплыми руками. В зрачки смотрит, как удав. Мне кажется, я даже перестаю дышать под его гипнотическим взглядом. Сразу же теряюсь, отмечая, какие у мужчины необычные глаза. Совсем не такие, как у Ильи. Видимо, от мамы достались. Темно-карие. Глубокие. Умные. Из-под пушистых ресниц будто в душу заглядывает. От пронзительного взгляда меня до костей крупной дрожью пробирает.

— Ч-что… вы… делаете? — сиплю, когда расслабленное лицо Пожарского оказывается слишком близко к моему. Настолько близко, что смешиваются не только наши запахи, но и дыхания.

«Господи…» — думаю я, и мы оба нервно сглатываем…

Макс

Что же мне с тобой делать?.. М?..

Не девочка, а картина да Винчи…

Скромность, нежность, привлекательность — всё собрано на одном полотне из бархатной чистой кожи…

Такая худенькая, с подрагивающим плоским животом, с нереально тонкой талией. Практически перехватываю её ладонями. Ребра прощупываются. Притягиваю Иву к себе. Она всхлипывает, предусмотрительно вскидывая руки, чтобы не поранить меня иглой. Замирает, как мышь перед котом. Горячая и напуганная до полусмерти… С большими выразительными глазами...