Я полез в карман, зазвенел серебром и медью, но Нюшка воспротивилась.

— Не, не надо. Игрушка не моя, я ее только нашла.

— Ты мне сказала, что Петьке собиралась отдать. Получится, что я у мальчишки игрушку забрал.

— Можно подумать, что Петька у нас без игрушек сидит! — фыркнула Нюшка. — Я ему недавно свистульку купила, а батька лошадку на колесиках притащил. Так Петька, паршивец, сразу же колесико поломал! Ревел потом, едва починила.

Сошлись на гривеннике. Пусть Петьке леденцов купит, да и себе заодно.

Посетители в мой кабинет приходят чрезвычайно редко. Тех, с кого следует снять показания, я обычно допрашиваю либо в участке, либо прямо на дому. Разве что, свидетелей приходится приглашать. Но вот, чтобы кто-то явился по доброй воле, не упомню.

— Господин Чернавский, но вы же следователь, да не простой, а по особо важным делам. В уезде за вами укрепилась весьма положительная репутация. Говорят, что если вы чего-то захотите, то все отыщите.

Вот она, оборотная сторона славы в провинциальном городе. Ладно, что каждой собаке знаком, так еще и люди отчего-то начинают преувеличивать могущество.

Вараксин Сидор Пантелеймонович, житель Череповца, дворянин, губернский секретарь в отставке, отчего-то решил, что Окружной суд должен отыскать злодея, который похищает кур из его курятника. Кур не так и много, но и немало — двадцать штук, один петух. Правда, месяц назад птиц было двадцать пять.

Курятник, а это еженедельно сотня, а то и полторы сотни яиц, которые у него охотно брали лавочники, у старика был главным источником существования, потому что пенсию он получает маленькую. На его самого и на супругу, пенсии хватает, но Вараксин ежемесячно отправляет десять рублей сыну, живущему в Тихвине и столько же дочери, проживающей в Вологде. Сын, как я понял, служит чиновником, не бедствует, но деньги от старого отца принимать не стесняется. И дочка — давным-давно замужем, и муж у нее офицер.Впрочем, не мое это собачье дело вникать, кто кому помогает.

Сидор Пантелеймонович был благообразным старичком, лет под семьдесят. Я поначалу подумал, что у дедушки, в связи с его возрастом, старческое слабоумие. Но маразматиком Вараксин не выглядел. Одет бедно, штаны с заплатами, сапоги не раз отдавались в ремонт, но все чистенькое. И речь отличалась здравым смыслом. Полагаю, если бы он вел себя по- иному, наш служитель его бы попросту не впустил.

Ух, как же я поначалу обрадовался. Ну, наконец-то появилось дело, о котором мечтал — кража курей! Когда ехал в Череповец, надеялся, что кроме похищения домашней птицы, вроде курей да уток, ничего и не будет. В крайнем случае — прихватизируют индюка или гуся, если в Череповце их разводят. Уже прикидывал, как составлю отчет по краже уток: личным наблюдением установлено, что с места преступления следы птиц ведут по направлению реки, из чего можно сделать вывод, что утки покончили жизнь самоубийством. Слышал некогда этот полицейский анекдот.

Но в реальности дела навалились совсем другие. Грабежи, убийства. Такое впечатление, что живу в период девяностых годов двадцатого века в каком-то промышленном городе, где бандиты активно делят собственность, а не в эпоху царизма.

А с курами… Бывало, что куренка утаскивала ворона или соседская собака, но в полицию никто не обращался. Верно, разбирались сами. И с воронами, и с собаками.

Услышав жалобу о пропажах, я поначалу решил, что это соседи крадут у старика его птицу (соседи, эти могут!), хотел послать губернского секретаря… Нет, не подальше, всего-то в полицейский участок, осчастливить, так сказать, городовых поиском домашней птицы. Может, для кого-то кража курицы и звучит забавно, но розыск украденного никто не отменял. Но дальше, со слов господина Вараксина, кто-то из соседей отправляет хорька в его курятник, чтобы причинить ущерб пернатой живности.

Глупо, разумеется, тратить свое драгоценное время на ерунду, но Книсниц пока занят, а мне одному изучать прецедентное право Британии влом. Да и выставлять за дверь пожилого человека казалось неприличным. Авось, уболтаю и отправлю восвояси.

Для начала попытался воззвать к его голосу рассудка.

— Сидор Пантелеймонович, хорек, как известно, зверь дикий и лесной. Допускаю, что он приходит из леса и, несмотря на то, что в городе полно собак, пробирается в ваш курятник, утаскивает кур, но, чтобы его могли использовать люди? Никогда не слышал, чтобы хорька можно было приручить.

Варакин посмотрел на меня слегка снисходительно, потом сказал:

— В Индии, как вы должны знать, даже слонов приручают. Слон — он покрупнее хорька будет.

— Согласен, — не стал я спорить. — Но слона, по крайней мере, есть смысл приручать. А какой смысл приручать хорька?

— Э, не скажите, — хмыкнул Сидор Пантелеймонович. — Если приручить хорька, он прекрасно сможет заменить кошку. Станет ловить крыс, мышей. Но в отличие от кошки, его шкурку можно использовать для изготовления шуб. Если в доме вы станете держать с десяток хорьков, то никакие мыши вам не страшны. А еще у вас будет отличная шуба! Кошка, если из нее сделать шубу, быстро линяет.

Когда старик говорил, что кто-то из соседей держит ручного хорька и запускает его в курятник, едва не поверил в такое чудо. Чего только в жизни не бывает. Кто знает, может, кому-то и хорька удалось приручить? Но когда отставной губернский секретарь заговорил о массовом приручении хорьков, я понял, что все-таки, возраст дает о себе знать. А уж поменять красавцев котиков на вонючих хорьков? Это святотатство! А уж про шубу из кошки старый хрыч лучше бы ничего не говорил.

Но оставлю свои мысли при себе, спорить не стану. Есть, знаете ли, определенная категория людей, с которыми лучше не спорить.

— У вас есть подозреваемые? — поинтересовался я, положив рядом с собой лист бумаги. Но вести записи пока не спешил. — У кого из ваших соседей имеется ручной хорек, что забирается в ваш курятник?

Нерешительный стук в кабинет прервал мой вопрос, дверь открылась и в дверной проем сунул голову наш служитель Петр Прокофьевич. Оглядев меня, узрев сипну посетителя, вошел целиком.

— Иван Александрович, прощения просим, не доглядел, — повинился служитель. Бережно ухватив под руку Вараксина, сказал: — Сидор Пантелеймонович, вам пора, внизу ваша супруга переживает. Говорит — третий час вас ищет. Уже и к господину исправнику сбегала, и к приставу, и в Городскую управу и даже в больницу. Все обыскала.

— А как же моя жалоба? — растерянно спросил старик. — Курочки-то мои, которых хорек унес?

— А вы не сомневайтесь, господин следователь все примет, и все отыщет, — заверил его служитель. Повернувшись ко мне, слегка подмигнул — мол, соглашайтесь.

Я тоже включился в игру. Но постарался дать обещание расплывчато. Так, чтобы это меня ни к чему не обязывало.

— Сидор Пантелеймонович, все, что от меня зависит, все сделаю, обещаю.

Служитель вежливо, но твердо вывел из кабинета старика.

А я отчего-то расстроился. Очень больно бывает видеть беспомощных стариков, когда не знаешь — чем им помочь?

Вспомнилась сцена из прежней жизни: около районной поликлиники стояла парочка — высокий худой старик и маленькая худенькая старушка. Бабулька уткнулась в грудь старика, плакала, а тот, растерянно глядя куда-то вдаль, одной рукой прижимал ее к себе, а другой неловко поглаживал по спине.

Понимаешь, что и твоя молодость не вечна. С одной стороны — чувствовал некое раздражение. Ну, напридумывал старик каких-то хорьков, таскающих кур. Но что если и на самом деле его кур кто-то ворует? Пожалуй, зайду к приставу, попрошу Антона Евлампиевича, чтобы тот послал кого-нибудь из парней — пусть посмотрят, что там с курятников, пусть с соседями осторожно поговорят. А если и на самом деле старика обидели?

Может, служитель наш что-нибудь знает? Спустился вниз.

— Петр Прокофьевич, — обратился я к ветерану, — не упомню, отдавал ли я на этой неделе гривенник за чай?

— Иван Александрович, вы же мне вчера двугривенник дали, — удивился служитель. — Дескать — и вам на чай и мне, вроде, на чаевые. Но вы деньги даете, а чай редко пьете. Слышал, что вы у господина исправника предпочитаете пить.