Они разделили свои пайки, стараясь питаться экономно, потому что в Котмаре было мало еды, и пайки нужно было беречь. Фелтри вернул Кире коммуникатор. Они немного поговорили о варконидах и о том, что они собираются делать дальше, а также о ценности Грача Чая как заложника. Они говорили о том, что это будет значить для Котмара, и о других мирах, и о том, каково это — жить под солнцем и луной, на свежем воздухе.

— Не все из нас настолько увлеклись Странствием, что готовы забыть о реальности, — сказал Фаон. — Некоторые ещё много лет назад вступили бы в контакт с работниками космопорта, надеясь, что они окажутся дружелюбными. Но это было запрещено, потому что нельзя было допустить разрушения Котмара и кражи у нас Странствия.

Он покачал головой.

— Люди впадают в безумие, — сказал он, — но не отказываются от него.

Брайант спросил:

— Так чем же является то, что вы называете Странствием?

— Это вся наша жизнь, — ответил Фаон, — и наша погибель. Из-за него мы так и не освоили космические полёты, и поэтому оказались запертыми здесь, умирающий народ в умирающем мире. Благодаря нему мы смогли выжить даже после того, как нас загнали под землю, навсегда отрезав от неба. Нам не нужно небо. Нам не нужно ничего, кроме небольшого количества еды. Мы живём расточительно, мы растрачиваем жизни. Даже эти странники-варкониды — ничто по сравнению с нами. И всё же мы умираем, так и не пожив по-настоящему.

Брайант всё ещё понятия не имел, что такое Странствие.

— Ты должен испытать это сам, — сказала Кира. — Никто не сможет тебе этого объяснить.

— Тебе это нравится? — спросил он её, и она искоса взглянула на отца.

— Да. Белат и я… мы молоды, и у нас нет другого выхода. Если бы не мой отец, мы подсели бы так же, как и все остальные. Но он научил нас жить по-другому.

Вагон мчался дальше по тёмному туннелю в толще земной коры. Все они устали, были эмоционально измотанными и психически подавленными. Брайант всё ещё страдал от того, что сотворил с ним Грач Чай. Он посмотрел на варконида и удивился, почему, несмотря на всё пережитое, он теперь не ненавидит его так сильно, как раньше.

Фелтри сказал:

— Есть один важный вопрос, на который пока нет ответа.

— Какой?

— Кажется, ты говорил, что варкониды уничтожили наш корабль?

— Так мне сказал Грач Чай.

— Ага. Таким образом, остаются два крейсера варконидов, если предположить, что они не вызовут сюда ещё. Итак, во-первых, я не думаю, что мы сможем захватить крейсер, а во-вторых, два человека не смогут управлять им, даже если мы его каким-то образом захватим.

— Я тоже не думаю, — ответил Брайант.

— Хорошо, — продолжил Фелтри. — Тогда объясни мне вот что. Предположим, Котмар будет сражаться, и, предположим, мы даже победим… во всяком случае, в этой схватке. Как нам с тобой выбраться с этой планеты-кладбища?

Брайант не дал Фелтри никакого ответа на этот вопрос. Поскольку его и не было.

Стремительное движение вагона в темноте начало почти незаметно замедляться.

Брайант почувствовал, как похолодело у него внутри. Лицо Киры было бледным и несчастным, Белат крепко держал её за руку. Фаон продолжал с беспокойством поглядывать на них. Теперь, когда он был почти у цели, казалось, что он сомневается в разумности своего решения вернуться в Котмар.

Все молчали. Грач Чай, полностью пришедший в себя, сидел и настороженно наблюдал за ними своими ярко-жёлтыми глазами.

— Удачи в игре, — сказал он Брайанту. — Я бы предпочёл быть в плюсе, а не в минусе, да и кто бы не предпочёл? Но приходится принимать всё, что выпадает.

Брайант и Фелтри связали его так, чтобы он мог передвигаться, но не мог совершать резких движений. Казалось, это его позабавило.

— Как вы думаете, я достаточно опасен, чтобы в одиночку справиться с целым городом? — спросил он.

Брайант ответил:

— Я ничуть не удивлюсь, если ты попробуешь.

Грач Чай посмотрел на него.

— Я не ошибся в тебе, Брайант. Когда мы тебя взяли, ты держался достойно. Моё предложение по-прежнему в силе. И поскольку пока удача не на моей стороне, я расширю его, включив в него Фелтри. Почему нет? Микрофильм важнее человека.

Он кивнул в сторону остальных.

— А эти бедолаги пусть идут своей дорогой. Освободите меня, и мы сможем вернуться втроём.

Брайант покачал головой. Фелтри покачал головой. Грач Чай вздохнул и снова погрузился в терпеливое ожидание.

Вагон двигался всё медленнее и медленнее. Вот он вышел из темноты на свет, и тесные стены туннеля раздвинулись, открывая огромный круглый терминал, очень похожий на Аннамарский, только больше. Вагон мягко скользнул к причалу и замер.

Фаон поднялся и закрыл панель управления. Потом повернулся и улыбнулся Кире и Белату, но то была лишь тень улыбки. За ней не было ничего, кроме страха. Он открыл люк и ступил на причал.

Кира и Белат последовали за ним, затем вышли Фелтри и Брайант, а между ними шёл высокий варконид.

На причале никого не было. Терминал был таким же тихим, как и тот, который они покинули, вагоны лежали без дела на стапелях, входы в остановочные туннели темны и безмолвны. Некоторые из них были закрыты, как будто далее прохода не было или там было опасно. Ничто не двигалось, кроме них самих.

Они прошли вдоль причала к центральному островку. Там была шахта лифта, они вошли в неё и медленно поднялись мимо нижних этажей в здание. В здании тоже никого не было. Они вышли из него на улицу.

На мгновение Брайанту показалось, что они прокатились по кругу и вернулись в Аннамар. Но потом он увидел, что этот город намного больше, и растения, помогающие поддерживать кислородный баланс, подстрижены и ухожены, а дома выглядят так, будто в них живут.

Только на улицах никого не было. И было тихо, как в пустом Аннамаре.

— Сейчас ночь? — спросил Брайант.

Фаон ответил:

— Нет. Если бы сейчас была ночь, ставни в спальнях были бы закрыты, а на улицах было бы много людей.

Кира сказала:

— Сейчас время Странствия. По закону, определённые часы предназначены для выполнения необходимой работы, а остальные — для еды и сна, и в эти часы центральное управление заблокировано. В противном случае мы бы проводили всё своё время в других жизнях и вскоре умерли. Разуму и телу не выдержать такого долго.

— Мой дом недалеко, — сказал Фаон. — Пойдёмте, там вы узнаете, как мы используем свой ум для собственного уничтожения.

— Но, — изумился Брайант, — предупреждение… Варкониды… Разве мы не должны…

— Здесь некого предупреждать, — сказал Фаон. — Ты не понимаешь. Сейчас время Странствия, и мы шестеро — единственные, кто сейчас находится в Котмаре.

Они зашагали по улицам, по ярким тротуарам и под стенами разноцветных домов. Ничто не двигалось, и несколько раз сквозь открытые жалюзи Брайант видел мужчин, женщин и даже детей, лежавших, словно мёртвые, на мягких кушетках, и у каждого на голове был хрустальный обруч, сияющий жутким светом.

В центре города, почти доходя до самой высокой части купола, возвышалась стройная башня, не похожая ни на что в Аннамаре. На её вершине находилось устройство в форме огромного кольца, сделанное из хрусталя, и оно тоже светилось тем же бледным светом.

— Это центральный пульт, — пояснил Фаон. — Импульс от преобразователя передаётся во все части города, а затем принимается и усиливается отдельными приёмниками. — Он коснулся маленького коммуникатора, висевшего у него на шее. — С них всё и началось. Когда наши учёные решили проблемы ментальной проекции, до Странствия, в принципе, оставался один шаг. Вместо того чтобы проецировать только мысли, преобразователь позволял проецировать весь разум, всё сознание целиком, куда бы оно ни пожелало отправиться.

Он свернул в сторону и подошёл к дверям дома цвета аквамарина.