— Обижаешь. Сразу!

— Ну, отлично. Так что по деньгам?

— Давай, потом, — отмахнулся он.

Наконец, подошло время уходить, и я начал прощаться. Сегодня Шанцев должен был к Алироевым приехать…

По дороге домой всё голову ломал, как подойти к Гусеву за рекомендацией так, чтобы этот товарищ не обиделся, что я к нему за рекомендацией не обратился. Я же его знаю, он порывистый. Скажу, что надумал в партию вступать, он меня перебьет и себя в качестве поручителя предложит. А я ему — спасибо, не надо мне комсорга МГУ рекомендателем, тут такие люди уже подписались… Обидно почувствовать, что рылом не вышел Ивлева в партию рекомендовать? Обидно. Я же не внук Леонида Ильича, чтобы такие вот рекомендации от меня ожидать. И будет эта ситуация между нами потом долгие годы портить отношения…

А может, показать ему две имеющиеся рекомендации до того, как он предложит дать рекомендацию от себя? Точно. Положить на стол, пусть рассматривает, сразу поймет, что от него лично уже для меня ничего не нужно. А потом уже объяснить ему, что, мол, руководство настаивает на моём вступлении в партию в связи с моей работой в Кремле… Не я излишне амбициозен, а жизнь так повернулась. Мол, это два партийных зубра меня подталкивают в партию вступать, куда же мне деваться… Тогда и понятно полностью, почему с Гусевым этот вопрос раньше не поднимал. Да, так и сделаю завтра.

Проверил почтовый ящик в ожидании письма от Эммы Либкинд. Но вместо него пришёл ответ из райисполкома по поводу моего запроса по поводу перехода через железнодорожные пути возле одного НИИ. Ну, долго подождать пришлось, конечно, но все же ответ пришел…

Дома у нас застал Галию с Ксюшей на кухне. Дети уже спали. Жена сразу засуетилась, собираясь меня кормить, но я напомнил, что мне надо будет ещё наверх сходить.

— А, да! Александр Викторович с Ахмадом звонили уже, ждут тебя, — подтвердила она.

Не сразу вспомнил, что речь идет о том игрушечном телефоне, что мы как-то установили между квартирами. Думал, забросили уже играться, ан нет, еще иногда используем…

— Мама там, небось, стол накрыла, так что ты мне сейчас много не накладывай, — попросил я. Не говорить же ей, что в сауне наелся. Скользкая эта тема, мужские совещания в сауне…

Пока она разогревала мне ужин, вскрыл письмо, это была форменная отписка.

В ответ на ваше обращение от двадцатого февраля бла-бла-бла сообщаем, что строительство переходов через железнодорожные пути находится в ведении Министерства путей и сообщения СССР.

Ну, хорошо… Обратимся в МПС. Отнёс ответ из исполкома к себе в кабинет и оставил прямо на столе, чтобы не забыть про него.

Вернувшись на кухню, спросил у Ксюши, как дела?

— Всё хорошо, — улыбнулась она. — Завтра поедем с Юркой и Женей в детский дом с ещё одним панно для столовой.

— Как Женя, вообще, втянулась уже? — поинтересовался я. — Нравится ей?

— Рисовать всем нравится, — улыбнулась жена, ставя передо мной тарелку. — Это так расслабляет!

Конечно, Галия еды мне положила столько, словно наверху меня собрались голодом морить. Отложил половину в тарелку, поставил ее в холодильник, накрыв другой тарелкой. На завтрак разогрею. Съел оставшееся, и пошёл на этаж выше, оставив девчонок секретничать дальше.

Наверху меня ждала суровая мужская компания. Мама накрыла стол и ушла отдыхать. А Ахмад с Шанцевым уже распили бутылочку коньяка и с моим приходом открыли ещё одну.

— Ну, какие у вас новости, Александр Викторович? — спросил я и поддержал тост «за встречу». — Как ваша строительная эпопея?

— Всё отлично. Аристарх оказался очень находчивым и прагматичным, он привлёк ещё одного своего товарища, и они организовали две молодёжных бригады. У меня сейчас работы идут и в музыкальной школе, и в больнице.

— То есть, идея сработала? — радостно спросил я.

— Ещё как! Сейчас, вот, пытаюсь договориться насчёт строительства Дома пионеров и Дворца спорта. Чем мы хуже, чем вся страна? Боюсь, уже все глаза намозолил московским бюрократам твоей статьей из «Труда» про то, какой Святославль наш замечательный…

— Ничем не хуже! — уверенно ответил я, улыбаясь. — Ну а Ваганович там как? Обнаружил уже пропажу?

— Кто ж его знает, — серьёзно ответил Шанцев. — Он же с заявлением в милицию не побежит. А неплохо бы было, — сказал он мечтательно, — представляешь себе текст? Сообщаю, что многолетняя работа по взяточничеству пошла прахом, так как мои нетрудовые накопления кто-то украл. Прошу установить этих лиц и наказать по всей строгости закона!

Я посмеялся вместе с ним и Ахмадом. Да уж, было бы предельно забавно.

— Да… Ситуация… По идее, он уже или обнаружил пропажу, или вот-вот обнаружит. В милицию он, естественно, не пойдёт. Что ему остаётся? — сказал я.

— А ничего ему не остаётся, — хмыкнул Ахмад.

— Как я уже говорил, он может попытаться восполнить потерю, — возразил я. — Деньги-то немалые утратил, а ведь он записной хапуга… Сразу, конечно, столько на заводе не украдёшь, но что-то он, скорее всего, попытается предпринять.

— Да помню, помню… Его там Фокин с Горячевой так обложили со всех сторон… — усмехнулся Шанцев. — Мышь не проскочит.

— Ну, будем надеяться на их бдительность, — кивнул я. — Что у вас ещё хорошего?

— Хорошего?… Ничего, — с досадой проговорил Александр Викторович. — Жители жалобами завалили исполком на мясокомбинат.

— А что там такое?

— Вонючий. Стоки свои в реку сливает. А что у нас за река? Много ли ей надо?

— Отходы пищевого производства? Там, наверное, карпы уже отожрались, — смеясь, показал я руку по локоть.

— Ага. В нашей реке уже не живёт никто…

— Почему? Что там в стоках может быть такого ядовитого? — удивился я.

— Здрасте… Они же оборудование после каждой смены обеззараживают.

— Во, блин… Очистные надо строить, — подсказал я.

— Надо! Но пока мне в Министерстве мясомолочной промышленности ответили, что нет такой возможности. Может быть в следующей пятилетке…

— И что делать?

— Откуда я знаю, что делать? — развёл руками Шанцев.

— Ну, подождите, Александр Викторович. Там наверняка превышена концентрация вредных веществ… Надо ехать в областную прокуратуру.

— Зачем? — испугался Шанцев.

— Может, даже, сначала с областным руководством всё это согласовать, а потом в прокуратуру… Короче. Если область вам пойдёт навстречу, не побоится выступить против Министерства мясомолочной промышленности, пусть жители пишут не вам, а в прокуратуру. А прокуратура, проверив факты, грозит остановить завод. Ну, мол, там превышения всех показателей в сотни раз. Угроза жизни и здоровью населения, которое водой из реки и моется, и стирается, и огороды поливает… Короче, шантажировать надо министерство. Или вы срочно ставите очистные, или завод закрывается.

— Ничего себе ты придумал, прокуратуру на министерство натравить, — хмыкнул Ахмад.

— Ну, надо поговорить предварительно со всеми и выступать единым фронтом, — ответил я. — И городским властям, и областным, и прокуратуре. Ну, а что делать? Если комбинат ядовитыми помоями город затапливает, а министерство чихать на это хотело… У вас же есть на руках официальные ответы министерства? — уточнил я у Шанцева.

— Есть, конечно.

— Ну вот и идите с ними, для начала, в обком. Может, они там что-то посоветуют.

Мы ещё немного посидели, и я отправился домой. Завтра рабочий день.

Быстренько написал запрос в МПС по поводу перехода через ж/д пути. Единственное, адреса у меня не было, придётся завтра на почте выяснять…

Утром во вторник поехал в университет через почтовое отделение. Мне нашли адрес министерства в большом справочнике и мой запрос ушёл.

В университете сразу отправился в Комитет комсомола.

— Анатолий Степанович, можно к вам на пару минут? — заглянул я к Гусеву.

— Проходи, проходи, Павел, — пригласил он меня.

— Вопрос у меня возник серьёзный, — начал я, достал рекомендации Межуева и Захарова, и положил перед ним, как и запланировал. — Мне восемнадцать исполнилось. Руководство настаивает, что, с моей работой, я должен соответствовать… И, конечно, я согласен со старшими товарищами, этот момент чрезвычайно важен для моего будущего.