– Так что это за штука?
– Это не штука, а кинжал, только он необычный.
– И сколько этот необычный стоит?
Подмастерье уловил в моих словах новую усмешку, насупился и назвал цену.
– Хм! А я и в самом деле собрался его купить. Ладно, пойду.
– Погодите, господин! – на только что хмуром лице парня появилась доброжелательная улыбка. – Не торопитесь. Я думаю, что мы можем с вами договориться.
Его новую цену встретила моя кривая ухмылка и пренебрежительный взмах руки:
– К тому же ты сам признал, что ножен для него нет.
– Господин, только для вас…
Спустя пять минут я купил себе кинжал за мизерную цену, вот только нести его по улицам было нельзя, могут отобрать стражники, а так спрятать негде. В поясную сумку он не влезет, а значит, надо вернуть его на законное место. Зайдя в лавку, чтобы меня не видел снующий по улице народ, я на глазах открывшего рот продавца засунул его в тайные ножны. При виде проделанного на его глазах фокуса парень изумленно замер и что-то невнятное промычал. Выйдя из лавки с чувством полного удовлетворения, я пошел по улице, провожаемый взглядом выскочившего на улицу, но так и не пришедшего в себя продавца.
Пройдясь по лавкам, я нашел лавку старьевщика, где приобрел комплект ношеной, но относительно чистой одежды для возможной маскировки под слугу. Отнеся ее к себе в гостиницу, направился к Бретонцу, где и просидел до того момента, пока колокола не стали бить к вечерне. Последний мой визит был к Полин. Стоило мне ей сказать, что уезжаю по делам, она почему-то решила, что я бросаю ее, и неожиданно устроила небольшой скандал с плачем и криками. Мне пришлось уйти, как говорили средневековые славяне, не солоно хлебавши. Наутро я встретился с Луи, и мы отправились в путь. Проехав городские ворота, я оставил за спиной городской шум и вонь, подставив лицо еще прохладному ветерку, несущему с полей запах цветов и трав. Мимо моего уха, летя по своим делам, тяжело прожужжал большой жук. Бабочка, махая крыльями, вспорхнула с цветка и полетела дальше в поисках нектара. Если мне было просто хорошо, то Луи, в отличие от меня, шумно радовался жизни, то громко восклицая, то напевал куплеты из неизвестных мне песен. Привыкший к подобному поведению, я не обращал на него внимания, подставив лицо яркому солнцу и свежему ветерку, а шевалье, повысив голос, начал громко декламировать то ли стихи, то ли чью-то балладу, как сейчас:
Душа моя да не перестает
Единой целью жить – служеньем даме.
Любовь к ней лавром мне чело увьет,
Оливковыми оплетет ветвями
Ревнивый ум, и сделать нас врагами
Ему уж не удастся, и орудьем
Сближения он станет меж сердцами,
А потому всегда мы вместе будем.
Закончив петь, он вопросительно и требовательно посмотрел на меня. Этот взгляд означал, что шевалье хочет со мной поговорить.
– Я слушаю тебя, мой благородный друг, – при этом я придал своему лицу соответствующий интерес.
– Вчера в таверне я встретил человека, который, как оказалось, когда-то знал поэта по имени Франсуа Вийон. Тебе, мой друг, это имя ничего не говорит?
– Нет. Первый раз слышу, – ответил я безразлично, стараясь подчеркнуть своим тоном, что мне эта тема неинтересна.
Луи, как обычно, не обратил внимания на мой тон, продолжив просвещать меня о воре, сутенере и поэте из Парижа, перемежая свой рассказ строфами из его сочинений. Дело в том, что он обладал хорошей памятью и, к моему сожалению, много чего запомнил от любителя поэзии Вийона.
– Вот, послушай. Это начало баллады о парижанках.
Хотя сверх меры, как известно,
Словоохотливы тосканки
И сильный пол дивят всеместно
Болтливостью венецианки,
Пьемонтки, неаполитанки,
Ломбардки, римлянки, то бишь
Любой породы итальянки,
Всех на язык бойчей Париж.
– Извини меня, мой благородный друг, но я уже говорил, что не столь возвышен душой, как ты, а если что мне и нравится, так это песенки вагантов.
– Они грубы и похабны. В них нет утонченности, в них нет возвышенной любви к благородной даме! В Вийоне тоже этого нет. Его язык прост, но за его словами таится смысл, который… А! Да что говорить с человеком, который не понимает высокого слога! – и Луи, отвернувшись от меня, снова начал что-то негромко напевать.
Сидя в седле, я просто наблюдал за картинами уже привычной мне жизни. Крестьяне, работающие на полях, вдалеке видневшийся лес, стадо овец с пастухом, поместье, торговый тракт с путниками. Скоро мы свернули с большой дороги и поехали проселочной. Судя по наезженной дороге, здесь довольно часто проезжали телеги и шли люди. Вскоре показалась деревня. Два ряда домишек, расположенных по обе стороны одной-единственной улицы. Они были одинаковы, за исключением двух домов. Дома старосты и таверны. Староста нам был неинтересен, а около таверны мы остановились, так как Луи захотел выпить в тени стакан холодного вина. Солнце уже начало припекать, хотя до полудня по моим расчетам оставалось еще пару часов. Где-то за домами заблеяла коза, ей ответил короткий, отрывистый лай собаки. В пыли копошились куры. На пороге появился хозяин, у которого при виде нас губы сразу расползлись в подобострастной улыбке. Это был невысокого роста, кривоногий, плотно сбитый мужчина с аккуратно подстриженной бородой и с хитрыми глазами.
– Господа! Ваши милости! Прошу вас! Проходите, – засуетился он, приглашая нас пройти. – Отдохните. Выпейте холодного вина.
В небольшом зале было на удивление чисто, да и столы хорошо выскоблены, а открытые окна и двери давали движение воздуху, создавая внутри помещения легкий сквознячок. Мы сняли головные уборы, сели за стол.
– Может, ваши милости, желают перекусить с дальней дороги?
Жара уже начала давить и есть не хотелось, поэтому я сразу отказался, а затем, после нескольких секунд раздумья, и шевалье, к явному огорчению хозяина.
– Вина холодного принеси. Да не вашей местной мочи, а самого лучшего, что у тебя есть, – приказал Луи.
– Не извольте беспокоиться, ваша милость. Самое лучшее. Из погреба, – и хозяин исчез за дверью.
Оттуда послышался негромкий шум и приглушенный, а от того невнятный разговор. Причем один из голосов был женский. Прошло несколько минут и появился хозяин с кувшином вина и двумя глиняными кружками. Разлив вино, он отошел и остановился недалеко от нашего стола. Мы быстро выпили по кружке. Чуть кисловатое и прохладное вино пришлось мне по вкусу. Я удовлетворенно кивнул хозяину, который стоял в ожидании нашего вердикта, а потом поинтересовался хозяевами местных земель и дорогой.
– Мы правильно едем, не сбились?
– Да, ваши милости. Только за лесом нужно будет сразу свернуть. Там уже начинаются владения господина виконта Югона де Флине, дай бог ему всяческого здоровья и пошли спокойствие его измученной душе, а там и его поместье увидите.
Хозяину явно хотелось поговорить, и он попытался заинтриговать нас. Если мне было известно, что причиной скорби виконта было исчезновение его дочери Клеменс, то Луи легко купился на эту уловку. Ему, как и мне, не сильно хотелось ехать под жарким солнцем по пыльной дороге, зато было в удовольствие посидеть на прохладном ветерке, в тени.
– Так что там за несчастье случилось у виконта? – поинтересовался Луи, медленно потягивая холодное вино из кружки.
Мне пришлось снова услышать историю об исчезновении дочери виконта и сына графа, правда, с кое-какими подробностями, которые не мог знать Жак Барр. Впрочем, полностью верить я никому не собирался, так как уже успел убедиться, что представляет собой людская молва, легко смешивая факты с пустыми слухами и суевериями.