– Вы, сударь, хотите поехать к нему? – поинтересовался я.

– Даже не знаю, Клод. Мы не виделись с ним… очень много времени. Я думал его навестить, ведь у нас есть о чем поговорить… и что вспомнить.

Я знал это мечтательное выражение на его лице. Оно обычно предвещало длинный рассказ или долгие воспоминания, которые мне не хотелось слушать. Другого способа, чтобы отвлечь его, я не нашел, поэтому быстро предложил:

– Давай лучше посмотрим, кого там наказывают.

– Зрелище для простаков, – пробурчал он, но при этом развернулся и направился к уже сильно поредевшей толпе горожан.

У одного позорного столба стоял полный мужчина средних лет в хлопковом колпаке на голове и привязанной к шее буханкой хлеба. Как явствовало из таблички, прикрепленной к столбу, он был булочником, который продавал хлеб с недовеском. Его одежда носила на себе следы пятен от гнилых фруктов, а один глаз подбит, однако сейчас никто в него не бросал, люди по большей части проходили мимо, а если и задерживались, то только для того, чтобы отпустить грубую шутку. Голова булочника была опущена, и он все время смотрел в землю. Зато вокруг второго столба стояла небольшая толпа, причем большинство зевак состояло из женщин. Здесь к столбу была привязана женщина, полная противоположность пекарю, сухопарая и высокая. У нее на голове была надета маска-клетка в виде морды собаки. В лицевой части маски находился острый металлический кляп, который не давал закрыть рот, а значит, не давал возможности говорить. В отличие от наказанного мужчины, она стояла выпрямившись, а глаза ее метали молнии, если можно так выразиться. Из надписи на столбе можно было понять, что она неоднократно и прилюдно оскорбляла на улице людей. Пытка лично для нее была жестокой: ее ругали и оскорбляли, а она ни слова не могла сказать в ответ. Такие наказания, я знал из своей практики, длились не более двух суток. Цель их, конечно, была ясна: унижение и публичное порицание. Вот только это еще была и замаскированная пытка. Человек после долгого стояния сильно уставал, со временем начиная обвисать, но веревки или кандалы не давали ему упасть и жестко резали руки.

Постояв какое-то время перед позорными столбами, мы пошли дальше. Прошли мимо аптеки, в дверях которой стоял хозяин лавки в темно-зеленой мантии. Это был пожилой мужчина с худым лицом и гривой седых волос. В отличие от большинства владельцев лавок он не зазывал прохожих, а с любопытством, мне так показалось, наблюдал за жизнью улицы.

Мы перешли с солнечной на теневую сторону улицы и пошли, глазея по сторонам, пока не добрались до таверны, где решили перекусить. Не успели мы перешагнуть порог, как к нам подошла подавальщица, довольно милая девушка, и спросила:

– Господа желают поесть?

Я еще толком не успел осмотреться, как Луи уже дал согласие. В самом конце зала, куда нас привела девушка, стояло два стола. Они стояли сразу за двумя толстыми балками, потемневшими от времени и копоти, являясь своеобразной границей для дворян и простого люда. За одним столом сидела компания из четырех человек благородного происхождения, которые с явным аппетитом ели жареного поросенка, запивая вином, а за другим сидел дворянин примерно возраста Луи. Он ел жареную курицу. При виде нас он приветственно махнул рукой, при этом открыто и весело улыбнулся.

– Прошу вас, господа! Составьте мне компанию.

Он был одет по последней моде, да и два перстня с крупными камнями говорили о его богатстве. Сразу напрашивался вопрос, что он делает в обычной городской таверне? Или приехал на турнир? Если так, то до него чуть больше двух недель. Состоялось взаимное представление, причем взгляд нашего нового знакомого по имени Гийом де Брюк, брошенный на меня, не изменился, остался таким же доброжелательным. Луи бросил оценивающий взгляд на девушку, стоявшую в ожидании заказа, потом спросил:

– Что у тебя есть, милая?

– У нас сегодня похлебка, жаркое из свинины и тушенный с овощами цыпленок. Ветчина, паштет, колбаса, сыр. Есть монастырское сладкое и бургундское вино.

Я взял паштет и жаркое из свинины, а шевалье – ветчину и цыпленка. Вино, по рекомендации нашего нового знакомого, мы взяли бургундское. В разговоре выяснилось, что он только что приехал в город для улаживания своих личных дел и неожиданно узнал, как и мы, о турнире. Если раньше он собирался уехать пораньше, то теперь он намерен задержаться. После этого заявления спокойная и вежливая беседа двух едва знакомых людей тут же превратилась в энергичный и бурный спор двух фанатиков. Оба знали до мельчайших подробностей все тонкости и правила турниров, могли наизусть перечислить победителей, их любимые приемы, какое оружие лучше и все такое прочее.

Доев жаркое, я еще какое-то время, чисто из вежливости, слушал их споры, но когда мне надоело, извинившись и сославшись на свои дела, встал и ушел.

Исходя из того, что в этом городе придется «работать», а значит, мне надо было изучить его не хуже местного жителя. Начал я с района, где мы остановились, потом прошелся по торговым рядам, от них вернулся к городским воротам, после чего направился обратно к центральной площади. План города мало чем отличался от Тура, как и городская площадь. Фонтан, трехэтажное здание ратуши, где заседал городской совет и суд, собор и дома богатых и именитых граждан города. Для того чтобы приступить к расследованию, мне требовался источник первичной информации. Заместитель прево был наиболее более приемлемым вариантом, но он был на виду, а значит, что вполне возможно, за ним велось негласное наблюдение.

Честно говоря, у меня появилось подозрение, что обо мне, а может даже и о моем прибытии в город, уже знают местные преступники. Если в этом деле замешаны целых три королевских казначея, согласно списку, то у них должны быть неплохие подвязки с местными властями, а также с бандитами. Появилось оно уже тогда, когда я получил задание через Антошку. Честно говоря, по-другому я уже никак не мог его называть. Судя по его некоторой горячности и пышности фраз, это был молодой карьерист, полный служебного усердия, поэтому я не думал, что он хотел провалить порученное ему дело, вот только по неопытности он вполне мог довериться не тому человеку. Теперь мне надо было просчитать все возможные варианты развития событий, так как от этого, вполне возможно, будет зависеть моя жизнь.

Чтобы проверить заместителя прево, надо было хотя бы пару дней за ним понаблюдать и узнать, ведется ли за ним слежка, но для этого мне нужны помощники, поэтому для начала я решил начать с писца, работающего в ратуше, как более незаметной фигуры. Пьер Фурне, по прозвищу Бретонец, с которым у меня было много общего, начиная с уголовного прошлого и кончая виселицей. С ходу встречаться с ним я пока не планировал, так как для начала надо было присмотреться к нему и понять, что это за человек. Внешние данные, мимика, жесты очень много могут сказать о его личности, а заодно дать понять, как с ним надо работать. Зайдя в общий зал ратуши, где городские чиновники принимали посетителей, я несколько удивился большому количеству народа. Все они, просители и заявители, что-то хотели, просили или требовали. Здесь чиновники и писцы принимали заявления, готовили бумаги для сделок, оформляли документы на наследство, заверяли рождение или смерть человека. Пройдясь по залу и быстро осмотревшись, я довольно скоро нашел нужного мне человека.

К моему удивлению, Фурне оказался не рядовым писцом, а каким-то маленьким начальником, которому служащие приносили уже почти готовые документы для просмотра, прежде чем отдать их на подпись или поставить печать. Просматривая их, он по большей части согласно кивал и возвращал обратно, но иногда, тыкая пальцами в ошибки, хмурился и требовал переделать документ. Это был мужчина среднего роста, лет сорока, имеющий крепкое телосложение и обычное лицо, без каких-либо особых примет. Вот только в его глазах, когда он изредка окидывал толпящихся в зале людей, читались скука и легкое презрение. Несмотря на серые и темные тона в его одежде, она у него была довольно новая и хорошего качества. Вряд ли обычный, скромный писец мог позволить себе пошить камзол из тонкой английской шерсти. Изображая посетителя, походил по залу, задал пару пустячных вопросов чиновнику, завязал разговор с одним из посетителей, после чего покинул мэрию.