– Конечно, знаю.

– Пошли.

Сначала поднимались по лестнице, почти в полной темноте, потом я открыл тяжелую крышку люка, и мы оказались в длинном коридоре с комнатами по обеим его сторонам, который освещали редкие факелы, давая света столько, чтобы можно было пройти и не удариться о стену. Нас сразу окружили звуки и приторно-сладкие запахи. Где-то сладко стонали, а в какой-то из комнат надсадно кряхтели и было слышно тяжелое дыхание. В тех местах, где горели факелы, можно было увидеть висевшие на стенах картины, на которых были изображены обнаженные молодые мужчины или мальчики. Они ласкали друг друга, целовались или возлежали с миртовыми венками на головах, поднимая чаши.

Мы шли по коридору вдоль ряда комнат, в которых двери заменяли тяжелые бархатные занавеси, как вдруг одна из занавесей неожиданно отошла в сторону и к нам вышел полураздетый мужчина в полумаске. Он вгляделся в мальчишку и вдруг воскликнул:

– Ангелочек! Вот ты где, оказывается! А я собрался… Фу! Как от тебя дурно пахнет. Ты где был? А это кто с тобой?

Ответом ему стал удар в челюсть. Короткий, резкий, с доворотом, добавившим к силе вес корпуса. Не успел мужеложец рухнуть на пол, как я скомандовал парнишке:

– Иди живее!

Мальчишка вжал голову в плечи и быстро ускорил шаг. Второго любителя мальчиков я встретил у входа. Его лица и фигуры нельзя было разглядеть из-за тяжелого черного плаща и низко надвинутого капюшона. Не обращая на нас никакого внимания, он прошел мимо.

Рядом с входной дверью в кресле сидел человек в плаще и черной полумаске. Около него стоял столик, на котором стоял подсвечник с двумя свечами. Они больше коптили, чем разгоняли тьму.

– Привратник, выпусти его, – попросил Ангелочек.

Мужчина, не произнеся ни слова, поднялся из кресла, подошел к двери. Лязгнул засов, дверь распахнулась, и я вышел на улицу. Стояла глубокая ночь. Сделал несколько шагов, оглянулся. Черная дверь практически сливалась со стеной здания и только с этого небольшого расстояния можно было видеть падающий от свечи легкий отсвет в маленьком зарешеченном окошечке, вырезанном на уровне человеческой головы.

«Окон в притоне нет. Забиты. Оно и понятно».

Быстро прикинул, что я сейчас собой представляю. Головного убора нет, одежда в крови, зато денег до чертиков.

«Великолепный подарок для ночной стражи. Черт, где же я все-таки нахожусь?»

Единственное, что можно было сказать, что притон мужеложцев находился на окраине города. Радовало только одно: яркий свет луны давал возможность разглядеть, что у тебя под ногами. Город спал, были слышны только шорохи и писк крыс, копошащихся в мусорных кучах. Идя вперед, я настороженно вслушивался в тишину, что дало мне уловить торопливые шаги идущего в мою сторону человека. Спрятавшись в тени проема ближайшей двери, я стал дожидаться запоздавшего гуляку.

На мое неожиданное появление у него только широко распахнулись глаза от удивления, так как он успел узнать меня перед тем, как отправиться в беспамятство. Отложив дубинку, я снял с него плащ с капюшоном, затем достал спрятанный у него за спиной кинжал и довольно быстро нарезал из его камзола и рубашки лент, которыми связал бандиту руки, заведя их за спину. Монеты из его кошелька пересыпал себе в поясную сумку, после чего быстро привел его в чувство, потерев уши. Он только открыл глаза, как острие его собственного кинжала кольнуло в шею. Потекла тонкая струйка крови. От бандита резко пахнуло потом и перегаром, а в глазах заплескался страх.

– Дернешься – убью, – прошептал я, потом, вглядевшись в лицо, добавил: – Мне определенно сегодня везет. Ты Сухарь или Худой?

– Сухарь. Чего надо?

– У тебя есть шанс остаться жить, но только в одном случае: если честно ответишь на мои вопросы.

– Что с Виселицей? – неожиданно спросил он у меня.

– В аду, вместе с Дубиной и Жердью. Есть здесь поблизости таверна или бордель?

– Таверна «Золотая цепь».

– Пошли.

По дороге я получил от него ответы на некоторые свои вопросы, подтвердив свои предположения. Виселица со своими бандитами предоставлял охрану тайному притону мужеложцев, а также, по желанию клиентов, за отдельную плату его люди сопровождали тех ночью домой. Сухарь как раз и возвращался после того, как проводил очередного любителя мужских задниц домой, и очень неудачно для себя наткнулся на меня.

– Сколько людей вы скормили псам-людоедам?

– Какие собаки? Первый раз слышу!

– Странно, а Виселица грозил мне ими.

– Ничего не знаю, – буркнул, но как-то неуверенно, бандит.

Насчет налогов и чиновников бандит ничего не знал, зато рассказал о королевских нотариусах и о закрытом игровом заведении, где умело раздевали дворян, тем самым полностью подтвердив слова Бретонца.

– Кстати, была пара случаев, когда мы поставляли им мальчиков для увеселения клиентов. Только ничего не могу сказать, так как их отвозил сам Виселица.

– Ясно. Говори дальше.

– Что дальше? Ясно, что дворяне там играли и проигрывали, а чтобы отыграться, закладывали земли и фамильные драгоценности, заверяя бумаги у королевских нотариусов. Подробностей или имен не знаю. Говорю, что слышал. Хотя нет. Еще ходили слухи про банкира, который брал в качестве залога бумаги на земли, давая взамен деньги под проценты. Вот и все.

До таверны мы не дошли, так как по веселым звукам и так было понятно, что заведение находится за ближайшим углом. Я снял наброшенный на его плечи плащ, который скрывал связанные руки бандита, потом сказал:

– Нам пора расставаться, приятель. Все, иди.

Стоило ему только повернуться ко мне спиной, как я нанес ему кинжалом удар в шею. Он захрипел, пошатнулся, ткнулся лицом в стену дома, потом завалился на бок.

В отличие от будущего, с его психологическими изысками и подходами, здесь превалировали простые, примитивные чувства. Убить соперника, отомстить врагу, оболгать, подкинув подметные письма или подкупив лжесвидетелей. Я же убил вора и убийцу. Набросив на плечи плащ, я пошел на звуки веселой музыки.

В таверне за мелкую монету меня быстро сориентировали, в какую сторону идти, а еще спустя пять минут я вышел на улицу с компанией поздних гуляк, направляющихся в нужную мне сторону. Добравшись до нужного мне дома, я постучал в дверь.

– Кто там? – послышалось из-за двери.

– Клод.

Только я успел представиться, как дверь распахнулась и при свете свечи я увидел радостное лицо Фурне. Бретонец действительно обрадовался мне, увидев меня живым и невредимым. Закрыв за мной дверь, он посадил меня за стол и, налив вина, принялся выспрашивать подробности моего приключения. Когда я закончил говорить, он неожиданно повинился:

– Извините меня, сударь. Я ничего не мог сделать. Если бы вмешался…

– Твоей вины здесь нет, Пьер, – оборвал я его. – Это чистая случайность. Кто ж знал, что именно здесь мне придется столкнуться с моим старым приятелем?

– Что я могу тут сказать, сударь. Знаете, я сейчас окончательно поверил, что у нас все получится! Вы сумели убить четверых, вместе с Жаном Виселицей. Он все время хвастался, что у него теперь две жизни, раз он тогда сумел уйти от виселицы. Ха! Теперь его в аду черти на сковороде жарят. Как и его подручных, этих отъявленных мерзавцев. Один Дубина чего стоил. Мне доводилось слышать, что своей дубинкой он искалечил не менее полдюжины людей. Знаете, сколько среди наших было желающих с ним поквитаться… Много! Его не раз пытались убить… А вы – раз! – и отправили его в ад.

– Слушай, Пьер, зови меня просто по имени. Мы с тобой одно дело делаем.

– Хорошо, су… Клод. Значит, ты действительно из наших, а я вот сразу тебе не поверил.

– Из ваших. Доволен?

– Я так и знал. Есть в тебе что-то…

– Помалкивай об этом.

– Клянусь всеми святыми, о тебе никому ни слова не сказал. А насчет вчерашнего… Не обессудь, Клод, но уже сегодня все будут знать, что ты шайку Виселицы в ад отправил. И еще. Знай, вопросов к тебе никаких от нашей братвы не будет, так как Виселица вчера сам признал, что это ваши старые разборки. Никаких…