Гарри решил, что не дело ему болтаться без всякого занятия. Довольно он в последние три дня занимался самоедством, тут люди работают, а он стоит и мух ловит. Гарри решительно направился к той группе, которая работала с самой большой дырой в стене, явно разрушенной ретивыми пятками троллей. Алистер, увидев Гарри, радостно замахал ему. Укладывающий рядом камни Росс Кэмпбелл (они с Алистером за последние пару дней стали закадычными друзьями) тоже взглянул через плечо на Гарри и подмигнул ему, автоматически небрежными движениями палочки запихивая в стену большую каменюку. Гарри достал свою палочку, закатал рукава и встал в строй.

Некоторое время они работали молча, не считая редких и весьма средневековых шуток, которыми работники развлекали друг друга (шутки заключались в умении неожиданно сбрасывать переносимый камень вместо нужного отверстия в стене на голову ничего не подозревающему партнеру), вызывающих взрывы смеха только у них самих. Потом Гарри, решив, что молчание, нарушаемое усталым сопением, слишком уж затягивается, и светским тоном поинтересовался у стоящего рядом Росса:

"А как твой отец?"

"Что - мой отец?" - подозрительно поинтересовался юный слизеринец, тут же натягивая на лицо маску равнодушия.

"Ну, он дал о себе знать как-то?" - замялся Гарри, поздновато осознав, что тема для беседы была выбрана не слишком удачно. - "То есть, я хотел сказать..."

"А ничего не надо объяснять", - холодно проинформировал его Росс, с деланным увлечением заталкивая особо упрямый камень в ровно лежащий раствор, только что наколдованный Алистером. - "Я ему не писал. И вообще, я не хочу больше возвращаться домой".

"Совсем?"

Алистер бросил предостерегающий взгляд на Гарри, но Росс вполне спокойно ответил на его вопрос.

"А то как же. Совсем. Мне и в Хогвартсе хорошо. Вот доучусь и попрошу у мастера Годрика разрешения остаться здесь. Буду заниматься усовершенствованием своего порошка, который дон Салазар использовал для перемещения..."

"Кружаной муки?" - вытаращил глаза Гарри. - "Так это ты ее ... того?"

"Я", - довольно подтвердил Росс. - "Думаю, что с помощью этого зелья еще многое можно будет сделать. К тому же, теперь никто не скажет, что эта штука принадлежит не мне, а ему... Он всегда прибирал к рукам все наши выдумки, а мы страшно боялись, что кто-то со стороны узнает, что не он - хозяин изобретений. Мы решили, что он тогда нас вообще со свету сживет".

Гарри все никак не мог опомниться. Надо же! Заносчивый задира Росс Кэмпбелл - изобретатель кружаной муки! Росс поймал его потрясенно недоверчивый взгляд.

"Что, не похож я на великого изобретателя?" - с ехидной ухмылочкой поинтересовался он. - "Ты, небось, думал, что все ученики дона Слизерина совсем другие, ан нет. Годвин хоть и был величайшим пройдохой и трусом, но с детства знал пять языков, и здесь еще четыре выучил - у него были удивительные способности к запоминанию, дон Салазар часто пользовался им, как переводчиком древних текстов. Рене уже третий год занимается усовершенствованием заклятий окаменения, а леди Матильда знала все обо всех волшебных артефактах, которые когда-либо существовали в мире. Прости, Алистер", - виновато моргнул Росс, заметив, как вздрогнул Макъюэн, вспомнив, что именно Матильда стала причиной гибели девушки, которую он любил. Остальные подробности были пока ему неизвестны. - "А мэтр Робер Д'Эвре или, как его по-здешнему называют, Роберт Эверетт, вообще гений, не зря дон Салазар его за самого близкого ученика держал, многие даже, говорят, тайны открывал, из тех, что ему самому были известны".

Да, подумал Гарри, налегая на лопату с песком (песок никак не получалось переносить с помощью заклинания, все высыпалось по дороге, поэтому пришлось применить физическую силу), и как я мог быть так слеп в отношении слизеринцев? Всегда все факультеты в Хогвартсе считали, что Слизерин - прибежище самых отъявленных карьеристов, подлецов и наушников, кичащихся своей чистой кровью и всегда готовых на любую гадость. Видимо, не все из них карабкались по головам рядом стоящих, дабы достичь высот, достигали кое-чего и собственным умом, не чурались ни труда, ни отваги. Гарри вспомнил, как еще недавно рядом с ним бок о бок сражались и Монтегю, которого он всегда считал тупым амбалом, и Уоррингтон, ум которого, по мнению Гарри, оставлял желать лучшего, и Блаунт, которого держал за подлого доносчика на побегушках у Снейпа, только потому, что он был старостой. Вот и личные ученики Слизерина тоже оказались не такими уж злодеями. Гарри вспомнил, как обозленные Крэбб и Гойл кидались на бросившего их Малфоя, когда его привели в Большой Зал. Кроме полубезумной Панси Паркинсон, закатившей великолепную истерику у всех на глазах, его никто защищать и не подумал, даже бывшие прихлебатели не побеспокоились о его свободе. Крэбб и Гойл всегда казались Гарри безмозглыми шавками Малфоя, не умеющими соображать без его подсказок, теперь же они настолько взбунтовались против своего бывшего господина и повелителя, что Хельге пришлось их осаживать с помощью Петрификус Тоталус. Строить из себя оскорбленного страдальца Малфой даже и не подумал, когда увидел столько ненавидящих глаз вокруг. Посовещавшись, преподаватели решили не подвергать жизнь Малфоя опасности, давая ему относительную свободу поблизости от былых друзей, жаждущих мести, поэтому у Драко отняли палочку и закрыли в каком-то подземелье, впрочем, весьма комфортабельном, где он даже имел возможность читать книги. Приносившие ему обед работники, однако, уверяли, что он большей частью бросается ими в стену и ругается неизвестными им словами, по всей видимости, вошедшими в обиход веками позже. Что с ним, предателем, делать, пока так и не решили. Разные слизеринцы бывают, разные...

Из задумчивости Гарри вывел знакомый хвастливый тенорок Джамаледдина:

"О чем размышляет мой юный господин и повелитель? Он обозрел ту работу, которую проделал собака Джамаледдин, и остался ею доволен?" - подмигнул Джим Гарри, спускаясь пониже. На нем был кожаный фартук каменщика, украшенный аппликацией в виде симпатичных полосатых снитчей.