ГЛАВА XIV[73]

Почти каждый год пребывания моего в Китае был ознаменован каким-либо необыкновенным происшествием, в коем, казалось, судьбою назначено было мне участвовать. В сентябре 1807 года американский корабль «Азия» в 950 тонн, принадлежащий богатому торговому дому в Филадельфии, с грузом жин-сенга[74], сукна, камлотов и пр. на 200 тысяч пиастров и с 400 000 пиастров наличными деньгами, прибыв в Макао, взял лоцмана для прохода через Боко-Тигрис в Вампоа. Судном сим командовал шотландец Вильямсон, старинный мой приятель. Около захождения солнца корабль, приблизясь к Чиунпи, заливу немного пониже устья реки, на северном берегу, был застигнут шквалом с мокрым и густым туманом, который произвел такую темноту, что лоцман не мог видеть вех и, приняв одну обширную иловатую мель за Боко-Тигрис, набежал с кораблем на оную и до тех пор не узнал своей ошибки, доколе капитан не бросил лота, испугавшись цвета воды, и нашел, что глубина оной не превышала одной сажени и что они уже долгое время плыли по глубокому и жидкому илу. Тотчас спустили паруса, и, к счастию, дно было так мягко, что корабль не наклонился, а стоял прямо, как бы на воде. Во время отлива вокруг корабля воды было только на пол-аршина, так что когда один из матросов вздумал купаться, то погряз в иле по самые плечи. Ночью с корабля видно было по обе стороны множество огней, кои, как полагал капитан Вильямсон, были рыбачьи; но когда он начал допрашивать лоцмана, то тот признался, что это были огни морских разбойников, кои уже около двух месяцев стояли там на якоре. Известие сие привело Вильямсона в смущение, и он тотчас приказал вычистить и зарядить свои четыре пушки (более он не имел); равномерно и десяток ружей, составлявших весь его корабельный арсенал, были приготовлены. У лоцмана была отличная, на ходу легкая лодка: капитан обещал ему прощение за его ошибку и сверх того богатый подарок, если он, тотчас отправясь в Вампоа, доставит ко мне письмо. Лоцман согласился на сие с удовольствием, объявив, что он меня хорошо знает и что я всегда по воскресеньям обедаю на корабле английского командора, а как следующий день был воскресенье, то он наверное застанет меня там. Он действительно хорошо отгадал; ибо я точно поехал в тот день к командору и застал там не только всех его капитанов, но и начальников многих индийских кораблей, кои плавают между Индией и Китаем и известны там под названием провинциальных кораблей (Country ships). Уже в половине обеда слуга мой принес мне письмо, прибавив, что оно ему отдано лодочником, который требовал немедленного ответа «Вздор!» — перебил я и уже хотел положить оное в карман с тем, чтоб прочитать по окончании обеда, как командор, подле коего я сидел, удержав меня, сказал: «Прошу без церемонии, читайте ваше письмо; может быть, оно важное». Пробежав оное, я передал командору, который прочитал содержание оного громогласно: это была усерднейшая просьба Вильямсона, описывавшего опасное и неприятное положение своего корабля, о подании ему скорой помощи: ибо если разбойники, подойдя ближе, узнают его слабость, то непременно судно его сделается их добычею. Командор, возвратив мне письмо, спрашивал, что я намерен делать. Я отвечал, что постараюсь собрать у моих знакомых и приятелей-капитанов столько баркасов и людей, сколькими они без затруднения могут меня ссудить, и тотчас пущусь в путь для спасения корабля от пиратов и для снятия его с мели. «Благородно решено, — сказал командор, — и я первый предлагаю свой баркас с якорями, канатами, двенадцатифунтовым орудием и столько вооруженных людей, сколько в оном поместятся, с офицером, коему прикажу быть в вашей команде, и я уверен, что все братия наши, капитаны, сидящие здесь за столом, последуют сему примеру, и вы скоро увидите под своею командою целый флот гребных судов; тогда, если вы не спасете нашего товарища-моряка от угрожающей ему гибели, сами на себя пеняйте!» Все, одобрив предложение командора, послали приказы вооружить немедленно гребные суда. Случилось это в 4 часа пополудни, а через два часа флот мой уже был готов вступить под паруса. Через час еще я сообщил каждому командиру баркаса инструкцию и сигналы, для коих командор снабдил меня флагами. Флот мой состоял из 16 судов, из коих 14 имели по двенадцатифунтовой пушке; в остальных двух помещались часть вооруженных морских солдат и все якоря, канаты и пр., ибо иначе вещи сии нас стеснили бы в случае сражения. Всего было с лишком 250 человек, пятьдесят из коих были сильные кафры, взятые с провинциальных кораблей нарочно для приведения в движение ворота в самый дневной жар, когда европейские матросы не могут вынести палящих лучей тропического солнца. Сначала дул попутный ветер, но после мы часто принуждены были идти на веслах; поелику же все расстояние не превышало 44 миль (66 верст) и шедшая на убыль вода была нам попутна, то мы в 7-м часу утра прошли Боко-Тигрис; и хотя тогда прилив сделался нам противным, но взамен подул свежий ветер, при помощи коего мы шли более 3 узлов в час. В 1 часу пополудни подошли уже так близко, что в подзорные трубы наши увидели разбойничью флотилию на расстоянии пушечного выстрела от корабля «Азия», также заметили мы, что приближение наше привело пиратов в большое замешательство. Я тотчас дал сигнал: «Спускаться на неприятеля». Они тогда стояли на якоре, но мы еще не успели подойти к ним на расстояние наших выстрелов, как они уже подняли якоря и пустились в бегство в беспорядке, несмотря на то что сила их простиралась до 70 ионок. Мы пустили им вслед несколько ядер и усугубили их бегство, ибо они и весла и паруса употребили для своей ретирады, почему я оставил гнаться за ними, чтоб подать помощь кораблю; но они уже не смели более показаться.

Капитан Вильямсон не знал, чем доказать нам свою признательность за скорую и деятельную помощь в его гибельном положении. Мы тотчас приступили к делу для облегчения сколь возможно корабля, а как в тот же день два крейсера высокопочтенной[75] Ост-Индской компании бросили якоря свои на рейде, то мы перегрузили на них все наличные деньги, 400 000 пиастров (2 000 000 рублей), уложенные в 400 бочонках или ящиках. Потом приказал я двум из ботов своих вымерить глубину и нашел, что дорога, по коей корабль пришел, была самая мелкая и дальняя и что глубочайшая и ближайшая дорога была на четыре или пять румбов на правом галсе. Капитан же Вильямсон и его подчиненные желали, чтоб я отбуксировал корабль кормою вперед по той же дороге, по коей он пришел, но я не согласился, во-первых, потому что расстояние было дальше и вода мельче, а во-вторых, чтоб тем не повредить руля. Они полагали, что нет возможности поворотить корабль кругом, когда он уже вошел в ил на такую глубину; но я думал иначе, по причине жидкости ила, и остался при своем мнении, отвечая за успех. Наконец, мое мнение восторжествовало, и я тотчас приказал завести два якоря вперед прямо перед носом и один поближе на правой стороне прямо против кремболя. Первые два навивали, а последний тянули воротом, у коего я заставил работать кафров. Только по навитии 15 сажен каната корабль тронулся, и я с удовольствием увидел, что он, стоя прямо, двигался; почему я велел кафрам сильнее работать воротом. Часа через два канаты, бывшие прямо перед носом, уже оказались одним румбом и более на левом галсе; почему надобно было их снова завести. И я приказал бросить оные на два румба правее, а кафры так исправно ворочали, что в два часа канаты опять очутились на левой стороне. Продолжая таким образом, к вечеру другого дня корабль был поворочен и стоял носом прямо против того места, куда я предполагал вести оный; почему мы завели все якоря вперед и тянулись буксиром таким образом. В седьмой же день корабль уже плыл по Боко-Тигрис без всякого затруднения, к величайшему изумлению большой толпы китайцев, пришедших нарочно смотреть на сию операцию. Мы протянули корабль на расстояние 16 канатов, каждый во 120 сажен, что составляет 11 520 футов, или около 4 верст. Кафры были сильные, здоровые работники, которые могли ворочать рычаги в самый палящий зной; европейские же матросы работали только по ночам и вечерам. Корабль «Азия» был застрахован в главных страховых компаниях Северо-Американских Штатов с лишком за 4 000 000 рублей, следовательно, спасение оного было для них весьма важно и возбудило в них чувства признательности к тому, кто принимал столь деятельное участие в избавлении оного. Что до меня касается, я не имел другой побудительной причины, кроме желания помочь человеку, который, будучи в гибельном положении, требовал моего содействия, и следовательно, я не ожидал никакого вознаграждения. Однако ж в следующее лето страховые компании из Нью-Йорка, Филадельфии и Балтимора прислали мне в Кантон превосходную серебряную вазу с надписью ценою в 1000 пиастров (5000 рублей); вазу сию я привез сухим путем из Камчатки, и оная поныне находится у меня, в Санкт-Петербурге. Хотя она изготовлена в Филадельфии, но знатоки считают, что работа оной есть одно из превосходнейших и классических произведений в серебре, когда-либо в Европе виденных. Следующее описание происшествий может дать понятие, сколь твердо китайское правительство всегда придерживается принятых оным с давнего времени правил и поведения в отношении иностранцев, и в особенности англичан, коим оно весьма завидует, но вместе с тем и опасается, не дозволяя им воспользоваться ни малейшею торговою выгодою, если можно оной воспрепятствовать.