Подозрительное, боязливое и слабое правительство с охотою приняло предложение о монополии, посредством коей оно могло всегда иметь строгий надзор за чужестранцами и не допускать их до ссор, неминуемо ведущих к войне; а чтоб иметь сей надзор, оно выбрало для сего торговый город Кантон, в коем живет генерал-губернатор, обладающий всеми средствами наблюдать за торговлею и исправнее собирать пошлину. Кроме сего, правительство наложило на сию монополию ответственность за все поступки иностранцев. Сей компании предоставлено исключительное право вывоза и привоза так, что одни только купцы Хонг могут вывозить некоторые произведения страны сей; впрочем, и фабрикантам фарфора и фаянса дозволено отправлять за границу свои изделия. Компании запрещено вывозить: свинец, медь, железо, олово, цинк, золото, серебро, серу, селитру, соль и порох, на нее наложен также исправный взнос в казну пошлин за вывозимые и привозимые[62] на европейских судах товары. Огромный список запрещенных товаров усугубил обманы и лихоимства и сделал контрабанду весьма прибыльным промыслом, столь же безопасным, сколь и честная торговля, особливо если местные начальства задобрены[63]. Полагали, что монополия дает все средства компании Хонг производить торг без соперников, но вышло совершенно противное от бесчестного поведения ее членов: они, будучи небогаты, под видом своих вывозили товары, принадлежащие лавочникам, для получения от них наличных денег на уплату пошлины, которой правительство не требует с них прежде истечения 12-месячного срока. План сей много повредил компании Хонг, ибо иностранцы могут покупать у лавочников товары дешевле, нежели у компании, и вывозить оные через посредство небогатых членов Хонг.

Закон, дающий власть отцу над детьми, повелевает также, чтобы по смерти его оная переходила к старшему сыну, если он совершеннолетний; если же нет, то к дяде или к ближайшему родственнику мужского пола с отцовской стороны. В случае болезни или бедности родителей дети обязаны содержать их. Сыновья часто, женившись, остаются жить в отцовском доме и дают часть выработки своей на содержание всей семьи вообще; таким образом, благовоспитанные сыновья живут вместе по смерти отца под начальством старшего брата многие годы; иногда они ссорятся при разделе имения; в ссору сию вмешиваются часто и племянники, усугубляя сим несогласие, особенно если умерший был богат и оставил много наследников.

Я не заметил, чтобы китайцы имели порядочное понятие о своем государстве, хотя они весьма любопытствовали знать, что происходит в иностранных, и в большом кругу знакомых моих нашлись только двое или трое, бывавших в Пекине. Должностные люди и купцы, перевозящие товары на продажу, суть почти единственные путешественники, число же странствующих собственно из любопытства весьма ограниченно: вероятно, строгая внутренняя полиция не дозволяет поездок для удовольствия, кои, не имея определенной цели, могут казаться неблагонамеренными; впрочем, если начать делать в присутствии китайца какие-либо невыгодные для его земли сравнения, он тотчас станет уверять (хотя бы сам ничего не знал), что все находится в отлично-превосходном устройстве в целом Срединном[64] государстве. Когда английские войска находились в Макао, хотя многие китайцы присутствовали при военных эволюциях, но их нельзя было уверить в превосходстве наших стратегических средств; они оставались при своем мнении, что их луки, стрелы и пищали несравненно лучше и удобнее. Один из них с жаром уверял меня, что в одной отдаленной провинции Китая находятся великаны, кои одним ударом своей секиры могут сразить целый отряд европейцев.

Ясно видно, что китайцы, не имея ни бодрости духа, ни твердости характера, соединенных с телесною силою и решительною храбростью, какими отличаются европейцы, не могут быть великим народом, способным к важным предприятиям. Они, напротив того, по природе слабы: к сему много способствуют религия, нравы, обычаи и законы, кои препятствуют развитию благородных чувств; но если с сею слабостью соединены добродушие, прилежание, воздержание и неутомимость, как мы сие видим в китайцах, то нельзя не пожалеть об них.

Я сказал, что в разных провинциях Китая говорят разными наречиями, хотя книжный язык везде одинаков. Случается в Макао, что португалец служит переводчиком при разговоре двух китайцев, одного из Кантона, а другого из Чин-чу (уезд в Фокиен), особливо если они не умеют писать.

Одежда хотя частию и различна в разных областях, но имеет общее сходство, равно как и очерк лица: европеец только после долгого пребывания в Китае может видеть разность в их физиономии, одежде и обычаях. Но сначала, взглянув на толпу, все китайцы покажутся похожими, тем более что все носят длинные волосы и имеют половину головы выбритою.

Большая часть домов в один этаж, а принадлежащие нижнему классу весьма бедны. Жилища богатых состоят из множества больших и светлых комнат, с окнами для света и воздуха; окна сии бывают всегда или с фасада или с задней стороны, но почти никогда с боков. Дома окружены богатыми и обширными садами, кои украшены искусственными прудами, горками, каскадами, разными беседками, мостиками, дорожками и проч.

В украшениях и устройстве садов китайцы превосходят все прочие народы. Посредством вьющихся дорожек сады их кажутся вдвое большими, чем действительно. Бесчисленное множество цветочных горшков, содержащих в себе многоразличные виды прекрасных астр, ими весьма уважаемых, расположены в виде лабиринта, из коего трудно выпутаться без проводника. У них есть несколько сортов астр, особенно один, совершенно белый, величиною с розу, с длинными висящими лепестками. Китайцы употребляют сей цвет вместо салата и считают оный большим лакомством. Когда астры бывают в полном цвете и расположены искусно вокруг воды, а дорожки и аллеи хорошо освещены ночью разноцветными лампами, китайский сад можно сравнить с очарованными местами, описанными в арабских сказках.

Иллюминации и потешные огни приготовляются китайцами с великим искусством. Фейерверки весьма часто употребляются, особенно один род оных, называемый барабаном; они любят показывать его иностранцам, так как он весьма красив и занимателен. Он имеет форму барабана, но гораздо больше, внизу открыт, а вверху закрыт, с фитилем в центре. Барабан вешают на шест в полторы сажени длиною; когда зажгут фитиль, изнутри выходит вид сухопутного или морского сражения и горит весьма красиво; когда сие кончится, зажигают другой фитиль, и новое представление является под барабаном, и так представляют до пяти и даже до семи разных видов. Все сие сделано из бумаги и бамбука самым удивительным и искусным образом. Это лучший из всех китайских потешных огней.

Поелику у китайцев столь хорошие сады, то читатели должны заключить, что там много и хороших плодов: и действительно, в Китае столько фруктов, что на оные обращают несравненно менее внимания, чем в других странах. Почти в каждый месяц поспевают там различные плоды, но более уважаемые из оных суть: апельсины, мангосы или личи, также разного рода груши, персики, абрикосы, сливы, ананасы, арбузы, бананы, плантаны, лонганы, вампизы, гуары, джанки, шадоки, фиги[65], виноград и проч.

Апельсин иногда стоит не более одного каша и бывает всегда очищен, ибо кожа оного стоит более самого апельсина, употребляясь на медикаменты. Продавцы весьма искусны в чищении оных. Фрукты разложены по улицам на скамьях, и у каждого сорта поставлена бамбуковая палочка с означением цены, так что молено брать и есть, что угодно, а потом положить деньги на стол и, не говоря ни слова, отправиться. Овощи также продают, а иногда и носят по улицам, но большею частию оные продаются на вес. Покупщик весит сам для себя на принесенном с собою тичине, или безмене, а продавец перевешивает после на своем, чтоб поверить. В огородном искусстве с китайцами никто сравниться не может, а в Макао можно найти превосходную капусту[66] и картофель, до коих китайцы не охотники, и потому в Кантоне мало ими занимаются.