Прежде сего из женщин только одним прачкам дозволялось посещать корабли, но ныне всем дозволено, и беспрепятственное сообщение в Вампоа так же свободно, как в Лондоне или Портсмуте. Помянутые лодки, имея дозволение от мандарина, приближаются к кораблям, коль скоро смеркнется, женщинами нагруженные в полном смысле сего слова. Многие из них, как равно и прачки, говорят по-английски, по-индостански и по-португальски; большая часть из них суть бедные девки, родители коих по крайней нищете продают их на известное число лет, и они делаются на то время совершенными рабами. Вся заработка их принадлежит хозяину, который располагает ими по произволению, часто бьет их, а кормит и одевает весьма худо. Обычай покупать и продавать детей на некоторое число лет весьма обыкновенен и есть один только род рабства, в Китае дозволяемый. Многие из женщин в лодках, как в Кантоне, так и в Вампоа и Макао, хоть и не красавицы, но станом красивы и прямы, с приятным лицом, всегда веселого нрава и не имеют тех отвратительных малых ног, коими отличается в Китае высший класс женщин.

По прибытии в Вампоа иностранец не может не удивляться приятному разнообразию предметов, представляющихся со всех сторон. Живописные острова, искусно возделанные и приятно зеленеющие тучные поля сарацинского пшена и сахарной трости, деревья и храмы, бесчисленное множество лодок и огромный флот кораблей со всех сторон света, плавая на поверхности величественной реки, составляют такую картину, коей разнообразнее и разительнее самое пылкое воображение едва ли может изобрести.

Мы нашли необходимым продолжать путь наш в Кантон. В государстве, где правительство так подозрительно и самовольно, всякое исключительное право, даруемое иностранцам, составляет предмет удивления; но, когда мы узнали неограниченное корыстолюбие и лихоимство местных начальств и выгоды, пожинаемые ими от таковых послаблений, — удивление наше о снисходительности их совершенно исчезло. С давнего времени, по словам китайцев, капитаны кораблей пользуются правом разъезжать между Вампоа и Кантоном на собственных своих катерах, не подвергаясь осмотру или привязкам от раздавателей чопов (дозволений) или от таможенных брандвахт, с тем условием, чтобы флаг той нации, к коей судно принадлежит, был выставлен для означения, что сам капитан находится на катере. Служитель хоппу, находящийся на каждом корабле, дает ему вид, в коем объяснено число экипажа катера и пр., с тем чтобы представить оный по прибытии в Кантон морскому мандарину, осматривающему там катера. Кроме сего предписано, чтобы в катерах не возить ничего, кроме необходимых для особы капитана вещей, как то: платья и провизии; все же прочие товары, пошлиною обложенные, строжайше запрещено возить в них. Ныне же лодки и катера беспрерывно разъезжают туда и сюда, и никто не спрашивает, там ли капитан, только бы развевался флаг. Распоряжение сие доставляет значительный доход мандаринам, служа в то же время большою удобностию и облегчением для иностранцев, кои, избавляясь таким образом от поборов и насилия у всякой будки, должны только заплатить двум мандаринам, одному служителю хоппу на корабле, а другому в Кантоне. Все, имевшие неприятность проезжать сие расстояние в китайских лодках, могут свидетельствовать о множестве остановок и требований, коим подвергаются у каждой будки, и если перевозчик не подкупит мандарина, то его обижают и задерживают вдвое долее, нежели как бы следовало. Почему несчастный перевозчик, если имеет только способ, подкупает, надеясь получить за все сие вознаграждение от проезжающего, с коего уже и требует сообразной платы. Особливо в последние годы злоупотребление сие весьма увеличилось, и как прежде за поездку в Вампоа платили не более испанского пиастра, теперь за путешествие, составляющее не более 12 миль (18 российских верст), берут не менее трех и даже до пяти пиастров за каждый раз.

В каждой будке находятся мелкие мандарины для предупреждения контрабанды; но, напротив того, сии достойные служители ободряют торг запрещенными товарами и собирают доходы в свой карман, а не в богдыханское казначейство. Читатель ясно видит, что все поборы сии так искусно производятся, что вся тяжесть оных падает на приезжающих. Я не сомневаюсь, что введение запрещенного в Кантоне торга увеличило, в чем и сами китайцы сознаются, их лихоимство. Но искусство, с коим он производится, доказывает, что торг сей с давнего времени известен в Китае; хотя туземцы и уверяют, что все видимые теперь в Китае злоупотребления начались только со времени покорения Китая татарами. Время сие слишком отдаленно, чтобы нам спорить о нем; судя же по нравственности, образу жизни и характеру настоящего века, мы должны увериться в противном. Таможенные мандарины в Кантоне весьма превосходят в плутовстве собратий своих в Вампоа. Европейским катерам дозволяется возить в Кантон, для употребления своих коммерческих контор, платье, мебель, серебро, посуду глиняную и стеклянную и вина; все в известном количестве, равно как и жизненные потребности, но не товары. Иностранные товары обложены большою пошлиною, которая составляет важный государственный доход; посему несравненно строже осматривают те катера, кои идут от кораблей в Кантон. Поелику же предполагается, что катера сии возвращаются из Кантона в Вампоа порожними, то их и не так строго осматривают, а европейцы, пользуясь сим, подкупают таможенных мандаринов и провозят золото, серебро, цинк и все негромоздкие товары.

Таковому лихоимству чиновников виною само правительство: ибо множество запрещений и огромные пошлины искушают главную страсть китайцев — сребролюбие, так что великое число жителей промышляет контрабандою; торговля сия есть самая выгодная. Ныне злоупотребления сии, будучи приведены в систему, под покровительством самих мандаринов, производятся с удивительным успехом.

Весь торг опием, за исключением десяти ящиков, коих ввоз дозволен в Макао для лекарственных употреблений, производится контрабандою. Несмотря на ежегодно возобновляемый указ богдыхана, угрожающий смертною казнию за провоз опия, огромное количество оного, четыре тысячи ящиков, провозится ежегодно в Кантон, а частию в Макао. Если объяснить читателям, что каждый ящик опия весит один пекуль[18] (почти 4 пуда) и что каждый ящик продается от 1200 до 1500, а иногда и 2000 испанских пиастров, то они могут получить понятие об обширности и ценности запрещенного торга в Китае[19]. В сей торговле все мелкие мандарины и многие из высших покровителей их участвуют до того, что опий носят по макаоским улицам открыто, среди белого дня. Прежде сего торгующие опием в Вампоа вывозили оный ночью, но в последнее время моего пребывания я видел, что купцы с таможенным чиновником приходили на корабль и днем выносили оттуда опий. Мандарин берет по 60 пиастров с каждого ящика опия за дозволение продавать оный в Макао; а по прибытии в Кантон там еще столько же берут с ящика. Большие вооруженные, называемые опийными, суда с 30 до 40 человек экипажа перевозят товары из Макао в Кантон с дозволения таможенных чиновников, разумеется, за небольшой подарок.