По возвращении моем через несколько лет я нашел в Маниле большую перемену. Общество, по смерти маркиза, явно потеряло то благородство, которое оно заимствовало от его характера и примера. Балы, обеды и вечера продолжались; но я скоро заметил, что дух безначалия, коим была обуреваема Испания, и туда прокрался, расстроив то согласие, коим счастливая сия земля дотоле пользовалась.

Колония Филиппинских островов имеет более истинной ценности, нежели вся Индия; но испанское суеверие, беспечность и изуверство обратили выгоды испанского двора, получаемые от сих драгоценнейших островов, почти в ничтожество. Табак, соль и спирт из кокосов суть главнейшие источники доходов. Последний перегоняют из соку кокосового дерева и считают оный весьма здоровым; он не имеет палящего и неприятного вкуса русской сивухи. Кокосовая пальма пускает на вершине своей два толстых ростка, кои свешиваются на стороны. Потом на ростках сих образуются цветы и, наконец, кокосы. Если надсечь один из ростков, тогда потечет сок, из коего перегоняют кокосовое вино (так называется спирт, из сих пальм добываемый); на сем ростке орехов в тот год уже не родится, на другом же ростке бывают: таким образом одно дерево производит в одно время и спирт, и плоды. Насечку делают на ростках попеременно каждый год. В Маниле приготовляют великое количество сего вина, и оно употребляется средним классом народа. Я посещал дом одного китайца, женившегося на манильской уроженке, и он всегда потчевал меня сабайоном, из кокосового вина и яиц приготовленным, который мне весьма нравился. У него были две прекрасные дочери, которые вышивали золотом и особенно искусно приготовляли золотые цепочки, и я часто удивлялся искусству их в сем деле. Каждое звено цепочки состоит из 32 малейших кусочков золота: по изготовлении кусочков, сии две девицы, поджавши ноги, садились на пол; у каждой из них была своя паяльная трубка, лампа и щипчики, и сими-то простыми инструментами, с удивительною скоростью, они приготовляли цепочку, столь тонкую, что обыкновенным глазом нельзя было заметить место, где металл спаян. Сии мулаты, или местицы (метисы. — В. М.), как их называют в Маниле, т. е. порода, происходящая от испанцев или китайцев с туземками, цветом светлее, чем туземные женщины, и гораздо пригожее, но имеющие менее живости и энергии, чем тагалиянки. В них замешана какая-то креольская беспечность и бесчувственность, как будто нервы их не действуют, что придает им вид холодный и незанимательный. Они составляют богатую и многочисленную часть населения Манилы. Мужчины горды, ревнивы и завистливы, весьма обижаясь тем, что не занимают в обществе равной степени с своими господами — испанцами, от коих происходят.

Один из них, весьма богатый и пользовавшийся великим влиянием мулат в одной северо-восточной области Луконии, обижаясь некоторыми поступками правительства, возбудил к бунту тагалийцев. Он имел многих сообщников в соседних областях, и если бы не влияние одного областного священника, то, вероятно, он завладел бы всею тою частию острова. Он собрал в одно место более 20 000 человек, готовых повиноваться его мановению; как вдруг священник, доминиканец, в полном белом облачении своем, с крестом в руке, предстал перед ними. Толпа, хорошо вооруженная разного рода оружием, при его приближении побросала оное. Он, осенив их крестом, предал вечному проклятию и мучению всех тех, кои вздумали бы не слушать его, и потом повелел им всем пасть ниц перед крестом Христа Спасителя. Даже и сам начальник бунтовщиков, который присутствовал при сем, не имел дерзости противиться, и вся армия до последнего человека преклонила колени. Тогда монах громким голосом предал анафеме всех ослушных воле генерал-капитана, представляющего собою испанского короля, помазанника Божия и истинного государя их, и сказал, что они отвержены будут католическою церковью и во веки веков прокляты. «Теперь, — прибавил он, — пусть тот из вас, кто забыл долг свой к Богу и государю, встанет и оставит место сие, так как недостойный оставаться между верующими». Потом, произнеся краткую молитву за спасение душ их, он возблагодарил Господа за указание им правого и истинного пути, за удаление сердец их от искушения сатаны и за научение их послушанию к Богу и государю. «Овцы, — сказал он, — услышали глас пастыря своего; восстаньте, добрые христиане, возвратитесь с миром каждый в дом свой и просите Пречистую, да отвратит от вас греховные помыслы и всякую строптивость!» Все войско, как бы паническим страхом объятое, встало и тотчас же разошлось; сам начальник только принесением чистосердечного раскаяния избавился отлучения от церкви.

Другое происшествие сего рода случилось с знакомым мне монахом, который назначен был областным священником в южную страну Луконии, часто подверженную нападениям диких негриллосов (негритосов. — В. М.), кои, вторгаясь неожиданно, грабили и убивали беззащитных жителей. Надобно знать, что дикие жители почти неприступных гор Южной Луконии называются негриллосами; они жестоки и ничем не укротимы; роста малого, цветом почти черные; вместо волос у них жесткая курчавая шерсть; их считают остатками первобытных жителей, и все старания к образованию их остались безуспешны.

Обратимся, однако ж, к нашему монаху: он вскоре по прибытии на место потребовал от генерал-капитана два малого калибра орудия, сто ружей и достаточного количества амуниции, что все и получил без труда. Потом, укрепив место своего пребывания, он привел в порядок свои две пушки, научил жителей стрелять из них и, кроме того, научил 100 самых крепких из них военной экзерциции. Негриллосы, кои с некоторого времени уже не делали набегов, следовательно, вовсе не знали о сих оборонительных приготовлениях, подобно горному потоку, спустились с своих высот, в числе более 600 человек, с уверенностью в собственной силе и в обыкновенной слабости неприятеля. С величайшим хладнокровием монах допустил негриллосов приблизиться на пистолетный выстрел к своим пушкам и вдруг открыл по ним убийственный огонь картечью, которая сделала, так сказать, дорогу в густой толпе варваров и повергла их в величайшее замешательство. Пользуясь сим, он сам вывел свою сотню мушкетеров, оружие коих на близком расстоянии произвело сильное убийство, потом, вспомоществуемый жителями, бросился в штыки и так отделал их, что едва 50 негриллосов возвратилось восвояси, чтоб рассказать в ущелиях своих о сем поражении. Через три года после того встретился я с сим монахом, и он сказывал мне, что с тех пор негриллосы никогда не осмеливались нападать на них и что тагалийцы в той области так благодарили его за избавление их от нападений сих бесчеловечных варваров, что готовы были пожертвовать за него жизнию. Сии два происшествия достаточно, я надеюсь, доказывают отличный ум, мужество и примерное поведение испанских монахов в Луконии.

Остров Лусон, или Лукония, обширнейший из принадлежащих Испании Филиппинских островов[102], содержит в себе более миллиона жителей и производит хлопчатую бумагу, кофе, индиго, сахар, рис, маис, табак, пшеницу и пр. в великом изобилии, которое, при хорошем распоряжении, могло бы несравненно увеличиться и добываться гораздо дешевле, чем где-либо в другом месте земного шара, ибо пища и содержание работника там весьма мало стоят. При нынешнем управлении мало занимаются улучшением, и большая часть жителей довольствуются теми средствами и способами, кои были в обыкновении при первом учреждении сей колонии.