В течение многих лет я считался британским агентом или комиссаром и снабжал индийский флот припасами и пр., особенно же во время командования сира Эдварда Пеллю (Pellew), известного ныне под именем лорда Эксмоута, который, как я впоследствии узнал, был всегда мною доволен. Преемником его был адмирал Браян-Дрюри, родом ирландец, отличный морской офицер, сделавшийся потом известен своим мужеством, и имя коего давно внесено в список славы храбрых мужей Великобритании. К несчастию, он был весьма горячего характера и не мог сносить остановок и проволочек китайского правительства, коего рассуждения бывают тем медленнее, чем дело важнее. Сим оно давало ему довольно причин к неудовольствию. Нетерпеливость же его произвела явную ссору, которая в одно время приняла весьма важный вид, и если бы адмирал был столь же упрям, сколько китайцы, то неизбежно возгорелась бы между Англиею и Китаем война. Английская Ост-Индская компания получила сведение, что Бонапарт намеревается отправить сильный флот в Батавию, а оттуда снарядить экспедицию и завладеть островами и крепостями Макао: исполнением такого предприятия он имел бы возможность содержать большую морскую силу в Китайском море и истребить совершенно всю английскую торговлю в тех странах. Если принять в рассуждение, что Бонапарт в то время был в самых тесных дружеских связях с Голландиею, равно и то, сколь удобно можно послать экспедицию из Батавии в Макао, откуда можно перейти, при попутном ветре, в 10 дней, то мы не будем удивляться, что английское правительство было встревожено и старалось всеми мерами препятствовать предприятию, назначенному для уничтожения торговли ее с Китаем. Посему тотчас было сделано предложение португальскому правительству и получено от оного обещание, что немедленно отправлено будет, через гойского (из Гоа. — В. М.) вицероя, приказание макаоскому губернатору о принятии известного числа английских войск, кои должны были прибыть из Индии для усиления гарнизона в Макао, дабы удобнее защищать крепость в случае нападения французов. Действовало ли в сем случае португальское правительство прямодушно или нет, неизвестно; но приказание о принятии англичан к губернатору послано не было. Летом 1808 года вице-адмирал Дрюри с эскадрою из многих военных кораблей и транспортов, имея с собою более 600 английских солдат, явился на рейде в Макао. Адмиральский флаг развевался на 74-пушечном корабле «Руссель» под командою капитана Колфильда. Услышав о прибытии флота, я тотчас отправился в Макао на собственном баркасе, несмотря на угрожавшую мне опасность попасть в руки пиратов, кои, так сказать, покрывали обе стороны залива. Со мною было только десять вооруженных ружьями и саблями человек, и я, избрав время, когда дул сильный северо-восточный ветер прямо из залива, при сильном волнении, счастливо прошел через разбойничий флот, избегнув плена. Адмирал немало удивился скорому моему прибытию и, изъявив мне удовольствие свое за усердие и смелую поездку мою, ибо наслышался уже о разбойниках, наполнявших макаоские воды, поручил мне снабжение эскадры его всем нужным. Возвратясь на берег, я немедленно занялся исполнением возложенного на меня поручения и, увидевшись с ним через два дня, получил полное одобрение за скорость и усердие, с какими я снабдил эскадру.
Ничто не могло сравниться с неудовольствием, которое почувствовал адмирал, получив решительный отказ на предложение о высадке войск своих, особливо же когда оный сопровождался торжественными уверениями макаоского губернатора, что он никогда не получал от гойского вицероя уведомления о прибытии туда английских войск. Ответ сей совершенно противоречил инструкциям, кои получил адмирал от своего правительства, и он не знал, как верить оному. Тотчас начались у адмирала переговоры с макаоским губернатором, в коих участвовал и начальник, или глава британской торговой фактории. Все роды доказательств были употреблены со стороны англичан, чтобы уверить губернатора, что повеление о принятии войск должно непременно скоро прибыть; но он упорно отказывался, доколь не покажут ему повеления, так как действовать иначе было бы не согласно с долгом чести военного человека и противно присяге, данной его законному государю. Видя, что ни уверения, ни просьбы не действуют, нетерпеливость адмирала Дрюри взяла верх над его благоразумием; почему он написал требование коменданту о сдаче крепостей через час, угрожая в противном случае взять оные силою. Потом адмирал начал быстро приводить в действие свою угрозу и, подвинув к берегу два линейных корабля для прикрытия высадки, высадил войска на берег прежде, чем комендант успел перейти в главную крепость или принять какие-либо меры к обороне; ибо у него был гарнизон едва 200 человек, кои были рассеяны по разным укреплениям и батареям. Посему он только выстрелил одним ядром выше голов английских солдат, поднимавшихся на холм к крепости, дабы тем показать, что он не согласился добровольно сдать крепость, и потом, спустив флаги, сдал укрепления. Наутро комендант написал протест на сие насилие и вместе жалобу кантонскому вицерою на поступок адмирала, представив оный в самом неприязненном виде для китайцев и португальцев, с коими обоими Англия состояла в дружеских сношениях. Едва вицерой получил официальное о сем уведомление, как тотчас издал указ, запрещая всякое сношение с англичанами и предписывая казнить смертию всякого китайца и иностранца, кои вздумали бы снабжать припасами английских солдат или эскадру либо подавать им помощь и пособие. Читатель легко может себе представить мое критическое положение, ибо я для исполнения должности своей принужден был поступать вопреки законам страны, где я жил.
Несмотря, однако же, на сей ужасный эдикт, немедленно удаливший от нас всех китайцев, кои обыкновенно нам помогали и доставляли припасы открыто, и невзирая на трудности и опасности, окружавшие меня, я успевал снабжать эскадру нужным хлебом, скотом, рисом, водкою и всем, что требовалось. О сих обстоятельствах, без сомнения, читатели мои потребуют объяснения; для сего я должен здесь предварить, что я, проживая в Китае уже немалое время, успел сделать связи и знакомства со всяким родом людей, особенно же с теми, кои для каждого иностранца в Кантоне необходимы: я разумею с контрабандистами, о коих читатели мои слышали уже в предыдущих главах. Список запрещенных к вывозу вещей столь длинен, что не было бы возможности снабжать корабли необходимыми для них предметами без помощи сих людей, кои, особенно в настоящем опасном и критическом положении, никогда не покидали меня, и действовали мужественно и осмотрительно, не теряя терпения. Конечно, им за все сие хорошо платили; но если бы они не поступали со мною столь честно и справедливо, то могли бы вовлечь меня в большие неприятности и заставить эскадру удалиться несравненно скорее, нежели правительство их могло сие сделать. После сего начались новые переговоры у адмирала и начальника английской фактории с вицероем кантонским: первые старались уверить последнего в необходимости удержать английские войска для защиты Макао, а последний объявлял, что, доколе войска не оставят Макао, до тех пор всякое сообщение и торговля будут остановлены и что великий богдыхан, император Небесной империи, сам довольно могуществен для защиты собственных земель и не нуждается в помощи иностранцев. Уверившись таким образом, что логика переговоров не имеет успеха, положено было учинить в то же время некоторые неприятельские демонстрации; почему адмирал и поднял свой флаг на фрегате «Фаэтон» под командою благородного[76] капитана Флитвуда Пеллю, который поднялся на рейде Вампоа, сопутствуемый капитаном Досоном с его фрегатом «Dedaigneuse», оставив линейный 74-пушечный корабль «Руссель» у второй отмели; остальная же часть эскадры стояла на якорях на Макаоском рейде. В сие время число ост-индских кораблей в Вампоа простиралось до 22, каждый от 1200 до 1400 тонн, вооруженных от 18 до 36 пушками, с полным комплектом людей. Столь сильный флот, казалось, был достаточным для вразумления китайцев, движения же адмирала Дрюри совместно с некоторыми сообщениями, сделанными вицерою, казалось, могли устрашить его; но он не соглашался и упорно требовал во все время переговоров предварительного удаления английских войск, и сие условие было sine qua non для восстановления дружеских сношений и торговли с китайцами. Тогда адмирал решился отправиться в Кантон, чтобы постараться, при личном свидании с вицероем, представить ему посредством одного португальского монаха, бегло говорившего по-китайски, такие новые доказательства, кои могли бы его заставить согласиться на предложения. Как скоро решено было привести меру сию в исполнение, начальник английской фактории Г. Робертс написал мне письмо с объяснением затруднительного положения, в коем он находился, ибо адмирал предполагал остановиться в Кантоне у него, в доме фактории, а эдикт вицероя решительно и строго запрещал сношения; почему он находил затруднение доставать даже для себя самое необходимое, тем паче не мог он принять и угостить большую свиту адмирала, а просил меня взять дело сие на себя. Я был много одолжен Г. Робертсу за его ко мне всегдашнюю дружбу и, следовательно, не мог отказать выпутать его из беды, на что и сам адмирал изъявил согласие, когда ему объяснили причины, почему Робертс не мог его принять в фактории. Скоро потом адмирал Дрюри, начальник фактории и комитет оной, с многими капитанами и офицерами эскадры и компанейских кораблей и в сопровождении матросов и солдат, составлявших всего более 300 человек, прибыли в Кантон. Китайцы не старались мешать сей поездке, а только был издан и прибит на всех углах улиц новый и строжайший эдикт, воспрещающий сношения; однако ж, вопреки сему, я продолжал с прежним усердием снабжать их всем нужным: ибо я, по принятой на себя должности, обязан был печься о снабжении английских кораблей, и хотя адмирал не предварил меня о своем прибытии и не посоветовался со мною, но я должен был, подвергаясь даже неприятностям и опасностям, снабжать эскадру, и потому всякие употребленные мною тогда для сего средства должны быть извинительны. Ежедневно стол адмирала на 40 или на 50 кувертов (столовых приборов. — В. М.) был снабжен всем, что в Кантоне лучшего достать было можно, даже и винами; при всем том ни один китаец, казалось, не приближался ко мне; однако ж все мои повара и слуги были китайцы, переодетые в матросские платья, и поелику я не дозволял им днем выходить, то их никогда и не могли узнать. Все жизненные припасы доставляемы были по ночам верными людьми и переносились по кровлям домов; и сие было так устроено, хотя и с большими издержками, что я не подал ни малейшего подозрения, и ни один китаец не был открыт или наказан за сие. Храбрый адмирал, не видя ни в чем недостатка, вероятно, полагал, что все доставалось удобно; но все соседи и давно живущие в Кантоне иностранцы смотрели на все сие как бы на волшебство и непрестанно изъявляли свое удивление, каким образом я мог сие сделать.
