— Второе, — без колебаний ответил легат, — иначе Йарбик не бежал бы с поля боя, бросив армию.

Румата кивнул.

— И я того же мнения. Вопрос — куда смыться. Север и восток для них закрыт. Остается юг или море, правильно?

— Неправильно. Юг не остается. Южные варвары набьют из Йарбика чучело, если только он пересечет их границы. То же касается и предстоятелей.

— Значит, остается море, — подытожил Румата, — кстати, я тут слышал о каких-то островах, на которые вроде бы бегут орденские дезертиры.

— Пальмовые острова, — уточнил Флеас, — архипелаг, начинающийся примерно в двухстах милях от берега. Говорят, там сотни мелких островов. Ваши морские капитаны могут рассказать подробнее. Пираты… в смысле, «почтенное общество» облюбовали эти места еще сто лет назад.

— То есть, там Йарбик мог бы скрыться?

— С легкостью. Но для этого ему надо не только проплыть на чем-то 200 миль, но перед этим еще прорваться к берегу.

Румата снова кивнул и улыбнулся.

— Хорошо, а если ему представится такая возможность?

— Светлый! Вы что, хотите отпустить эту гадину…

— Нет, дорогой Флеас. Живой Йарбик никак в мои планы не входит. Между возможностью и действительностью есть огромная разница, если вы понимаете, о чем я.

— Кажется, понимаю. Вы хотите заманить его в ловушку. Но как?

Вместо ответа Румата протянул ему пергамент.

«Ваше высокопреосвященство, — прочел Флеас, — докладываю, что нами, с божьей помощью, обнаружен подходящий остров, на коем мы разбили укрепленный лагерь. Теперь же мы изыскали вам и избранным вами братьям надежный путь к стоянке кораблей …»

На этом месте легат вздохнул, отложил пергамент и честно сказал:

— Дешевая фальшивка. Так не пишут.

— Что не так?

— Все. Начиная с обращения. Давайте перо, я поправлю… Хотя, погодите, а почерк?

— Почерк будет военного магистра Зортала. Я уже неплохо научился его подделывать.

— А печать?

— Тоже его, — сказал Румата и небрежно бросил поверх пергамента массивный перстень с печаткой.

— Вот так удача! — воскликнул Флеас, — как вам удалось получить это?

— Мы поспорили по поводу владения флагманом, и он выпал за борт, каким-то образом лишившись перстня и верхней половины черепа.

— А Йарбик не знает?

— Он знает, что мы захватили большую часть флота, но не может знать, что мы захватили весь. Зортал мог уйти с несколькими кораблями — почему бы нет?

Легат надолго задумался над свитком пергамента, крутя в пальцах перстень военного магистра. Потом взял перо и быстро начертил нечто вроде карты. Снова задумался и, наконец, ответил:

— Самая большая трудность — найти человека, который это доставит. Йарбик подозрителен, он каждое мгновение ждет подвоха. Как бы достоверно не выглядело письмо, он не поверит, если получит его от сомнительного посланника. И в любом случае посланника будут допрашивать. Наверное, даже пытать — просто на всякий случай.

— А если письмо доставят лазутчики, которых сам Йарбик и послал разведывать побережье?

— Все равно будут допрашивать.

— А если они даже под пыткой будут говорить то, что нам надо?

— Так не бывает, — возразил Флеас.

— Почему же? Вчера мы с Верцонгером неплохо поохотились и изловили трех лазутчиков, двигавшихся как раз в нужном направлении. Пришлось, правда, немного их помять — но так даже натуральнее получится.

— Но Светлый, посудите сами, разве эти лазутчики будут говорить то, что нам надо? Тем более под пыткой?

— Еще как будут, — успокоил его Румата, — у меня есть один способ… В общем, они будут уверены, что своими глазами видели корабли и получили письмо из рук самого магистра Зортала.

…

Много лет спустя император Флеас в «стратегии и тактике» напишет так:

«Если сражение на полях Валдо можно признать образцом тактики открытого ведения боевых действий, то взятие Енгабана следует считать образцом тактического применения тайных методов. Первым и важнейшим из новшеств, примененных под Енгабаном, была тщательная подготовка как предназначенной для противника легенды, так и свидетельств, разносторонне эту легенду подтверждающих. Вторым новшеством следует признать крайне эффективный способ использования вражеских лазутчиков, как носителей подобных свидетельств. Свойство одурманивающих растений влиять на человеческую волю, память и органы чувств, было известно давно. Это свойство успешно применялось при допросах лазутчиков, здесь же оно было применено для внушения им ложного представления об увиденном и пережитом. Можно было бы поговорить о том, насколько вообще управляемыми являются человеческие действия, как сознательные, так и бессознательные, но, по здравому размышлению, этот вопрос лучше оставить лекарям и философам. С тактической же точки зрения важно, что лазутчики точно воспроизводили предписанный им порядок действий. На рассвете, проникнув в Енгабан по руслу реки, они выбрались из воды и впали в бессознательное состояние. Такими их нашел патруль. В этом состоянии они произносили отрывочные фразы, из которых любой мог сделать вывод о наличии в Бухте Трех Братьев неких дружественных кораблей, которые готовы ждать до рассвета следующего дня, чтобы переправить людей на безопасный остров. Далее ожидание станет невозможным, поскольку стоянка может быть обнаружена, да и сам путь к Трем Братьям окажется перерезан. Сверх того — осаждающие за сутки подвезут какое-то немыслимое оружие, которым сотрут Енгабан с лица земли. Таким образом, нужные слухи были распространены через смены патрулей и через дежурных офицеров раньше, чем адъютант решился разбудить великого магистра. Йарбик, ознакомившись с подложным посланием от магистра Зортала, весьма долго исследовал его совместно со знатоками сыскного дела. Помимо этого, он приказал раздельно подвергнуть жесткому допросу каждого из трех лазутчиков. Таким образом, им самим были порождены дополнительные источники тех же слухов. К полудню все сомнения в подлинности свидетельств были устранены, а проверить эти свидетельства непосредственно у Трех Братьев, явно не хватало времени. Путь от Енгабана до указанного места занимает у всадника не менее девяти часов, таким образом, выходить из города следовало никак не позже, чем за три часа до полуночи. С другой стороны, чтобы не быть обнаруженными наблюдателями противника, это следовало делать лишь после наступления темноты, не раньше, чем за четыре часа до полуночи. Учитывая все эти обстоятельства и повсеместно распространившиеся слухи, к закату у западных ворот собрались все, кто не мог рассчитывать на снисхождение в случае падения города. Таковыми были все воины Ордена, а также предстоятели, их гвардия и чиновники конклава. Попытки великого магистра и предстоятелей как-то ограничить желающих прорваться к кораблям, привели к нескольким кровавым столкновениям у ворот. К моменту, когда различные группы вооруженных людей потеряли в общей сложности около 600 человек убитыми и тяжело раненными, время на споры было исчерпано. Ворота открылись и смешанный корпус численностью до 15000 человек выдвинулся по направлению к Трем Братьям. Енгабан при этом оказался полностью лишен какого-либо военного контингента — а значит, и возможности любого, даже символического, сопротивления осаждающим. В такой ситуации горожане на рассвете сами открыли ворота, рассчитывая на милость победителей».